Кто придумал Чёрную дыру?
У девятилетнего Пётрека не очень получается учиться, зато он обладает отличным чувством юмора и воображением. Например, ему не дают покоя загадочные Подземные мыши под кроватью, о которых ничего не знает даже интернет. А тут ещё выясняется, что его старший брат Стефан имеет таинственную связь с одним великим учёным.
Катажина Рырых – детская писательница, дважды лауреат польского литературного конкурса имени Астрид Линдгрен. В Издательском доме Мещерякова выходит её первый роман на русском языке – «О Стивене Хокинге, Чёрной Дыре и Подземных Мышах». В 2015 году он вошёл в список Международного совета по детской и юношеской книге (IBBY) как выдающаяся книга для молодых людей с инвалидностью. Это история взросления Пётрека и его дружбы с братом Стефаном. И хотя Стефан не может самостоятельно вставать с кровати, маме нужна поддержка, а в школе поначалу не ладится, повествование погружает нас в атмосферу остроумного жизнелюбия и магического реализма, где реальность неразрывно связана с фантазией и одно не так просто отличить от другого. Пётрек растёт, преодолевает семейные трудности и постепенно становится взрослым юношей Петром Ястребовским.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Знаете, кто такой Стивен Хокинг? Это очень умный парень, хотя на первый взгляд никто бы за него и гроша ломаного не дал. Когда я был младше, я считал, что это он придумал Чёрную Дыру, но мой брат мне всё объяснил и вовсе надо мной не смеялся.
И он даже показал мне, где находится Чёрная Дыра. С тех пор я часто задавался вопросом, когда Стивен Хокинг нашёл время, чтобы навестить моего брата и открыть эту Чёрную Дыру, но мой брат был очень занят, потому что готовился к экзамену.
А когда он занимался, то вешал на дверь своей комнаты карточку с надписью: «Вход Пётреку, знакомым детям из окрестных домов, которые уже давно не дети, Янушу, увлёкшему меня физикой, и всем тем, кто узнает себя в этой истории воспрещён», а ниже был нарисован череп со скрещёнными костями.
Тогда я знал, что не время шутить, и единственный человек, который мог войти в комнату брата, была мама. Впрочем, это было необходимо, потому что без неё брат умер бы с голоду. Мама заходила в комнату несколько раз в день, толкая перед собой тележку на колёсиках, а потом забирала пустую посуду на кухню.
Я жалел, что не мог этого делать, но мама считала, что я слишком мал. Подозреваю, что, если бы я поговорил с ней о Чёрной Дыре и Хокинге, она бы изменила своё мнение, но мою маму всегда больше интересовала моя успеваемость, чем моё мнение. Когда я только раз осмелился сказать что-то о Чёрной Дыре, она сразу же спросила, как пишется «чёрная»: через «о» или «ё».
Я ответил, на мой взгляд, довольно остроумно, что через «о», так как в него можно упасть так же легко, как в дыру, и мама несколько рассердилась.
Всё бы закончилось каким-нибудь диктантом на правописание, если бы брат не вступился за меня. Он объяснил маме, что у меня есть редкое для моего возраста чувство юмора и что чувство абсурда характерно для людей, которые в будущем могут стать гениями.
Но, конечно, ничто на это не указывало, по крайней мере, в том, что касалось меня. Моя учительница твердила, что я тугодум, хотя я был единственным в классе, кто пришёл в школу, уже умея читать, а также складывать, вычитать, умножать и делить в пределах ста.
— Будущие гении имеют право быть эксцентричными, — защищал меня брат, когда я отказывался идти на день рождения своего одноклассника. Приятель, конечно, не понимал, что мне действительно не нравился «Макдоналдс», но не из-за еды, а из-за улыбчивого клоуна на плакатах рекламы.
Неизвестно, почему я тогда боялся клоунов и паяцев, но я имел право на фобии. По крайней мере, так объяснил мне мой брат.
— Когда я был в твоём возрасте, я боялся Подземных Мышей, — сказал он, — хотя ни разу ни одной не видел. Когда я спросил почему, он объяснил, что Подземные Мыши даже хуже термитов, потому что живут в нашем климате и могут прогрызть даже железобетон, и если он армированный, они всё равно с ним справятся.
Рассказ брата произвёл на меня такое впечатление, что я сразу перестал бояться клоунов, зато всю неделю кричал по ночам, потому что что-то скреблось и шуршало под моей кроватью.
Конечно, я и слова не сказал маме, прибегавшей в комнату, чтобы зажечь ночник. Потому что, если бы я что-нибудь пропищал, мыши из мести могли бы начать с пола моей комнаты…
— Ты должен укротить свой страх, — предложил брат.
Он потянулся за листом бумаги и велел мне фломастером нарисовать Подземную Мышь. При виде монстра, вооружённого моторной пилой или, по крайней мере, чем-то, что должно было её напоминать, мама побледнела и дала мне раскраску, которую прислала тётя из Штатов.
В раскраске было много забавных рисунков, персонажами которых по иронии судьбы были мыши, поэтому я решил пойти дальше и тем же фломастером, которым я нарисовал Подземную Мышь, изобразить в раскраске ужасные, с острыми металлическими зубами, ловушки и кровожадных кошек.
И когда я почувствовал, что мой страх немного укрощён, я засунул раскраску глубоко под кровать. Видимо, Подземным Мышам не понравилось моё к ним отношение, потому что раскраска исчезла…
Отныне мне ничего не оставалось, как ждать страшной мести моих преследователей, но Подземные Мыши выбрали самую изощрённую пытку — неопределённость.
— Я не думаю, что Подземные Мыши взяли эту раскраску, — сказал брат. — Если бы они так сделали, то изорвали бы её в клочья.
Действительно, под кроватью я не нашёл ни кусочка бумаги.
— А я что говорил? — ответил брат, когда я поделился этим открытием с ним. — В каком-то смысле тебе повезло.
— Почему «в каком-то смысле»? — удивился я. Брат пожал плечами.
— Потому что это может означать только одно.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Брат серьёзно посмотрел на меня и вздохнул. Я знал, что это не сулит ничего хорошего.
Я вопросительно взглянул на него.
— Не знаю, должен ли я говорить тебе…
Хотя летний вечер был жарким, мои руки и ноги покрылись гусиной кожей.
— Чёрная Дыра, — мрачно сказал брат. Непроизвольно я посмотрел на пол.
— Она под твоей кроватью, — объяснил он. — Конечно, не нужно было говорить, но…Я твой старший брат, и это в какой-то степени мой долг.
— А… — начал было я, но брат потянулся за листом бумаги и фломастером.
— Это и есть Чёрная Дыра, — сказал он, пододвигая ко мне лист бумаги. — Чёрная Дыра работает таким образом, — добавил он, рисуя мелкие предметы, падающие в чёрную пропасть и исчезающие без следа.
Я посмотрел на рисунок и вздрогнул. В тот вечер я сделал всё, чтобы не уснуть в своей постели. Конечно, я не мог остаться в комнате брата, потому что если Чёрная Дыра была определена, это означало, что страх был освоен. Я не мог лечь на диван рядом с мамой, потому что я уже был слишком большим для этого. Поэтому я свернулся в кресле в дедовой комнате как кошка и сделал вид, что сплю, чтобы мама не могла перенести меня в мою комнату.
После нескольких попыток разбудить меня мама сдалась, и только тогда я действительно уснул. Утром мне приснился сон, что Подземные Мыши откусили у меня большой палец на ноге, но, когда я проснулся, оказалось, что нога просто затекла.
Я растёр стопу и пошёл на кухню. Налил себе стакан апельсинового сока, и когда выпил его, пальцы отошли, и я на цыпочках прошёл в свою комнату. Проходя мимо чуланчика, который брат называл «клетушкой», я снял щётку с крючка и, вооружившись ею, пошёл к себе.
Я присел на пол на безопасном расстоянии и концом палки поднял край покрывала. Но под кроватью было так темно, что я ничего не заметил. Теперь, когда с того дня прошло немного времени, мне кажется это смешным и ребяческим, но… тогда, когда я только начал учить английский, было действительно загадочно и страшно.
Я понял, что у Чёрной Дыры, и Подземных Мышей, и всего остального, происходящего в нашем доме, не было иного выбора, кроме как просто-напросто произойти.
Знаю, что это звучит очень расплывчато и запутанно, но я постараюсь всё прояснить. Конечно, вы бы поняли это с самого начала, но я забыл всё объяснить.
Если бы я представился сразу, всё было бы куда проще. Итак, меня зовут Пётр Ястребовский (для близких я — Пётрек). Конечно, в этом нет ничего странного, потому что всех как-то зовут. Мой брат, например, Стефан Ястребовский. Также надо сказать, что мой брат всегда называет меня Братишкой, потому что я младше, и я так к этому привык, что однажды, когда он назвал меня Петром, я оглянулся посмотреть, кто ещё был в комнате.
Когда я хвастался брату первой пятёркой по английскому (конечно, это была не совсем настоящая пятёрка, потому что я получил её за рисунок), брат лишь пожал плечами и небрежно спросил, знаю ли я, что такое «детерминизм».
Мне было глупо признаться, что не знаю, поэтому я побежал к себе в комнату, чтобы, как говорил мой брат, «погуглить», то есть заглянуть в «Гугл».
Я узнал, что это учение о всеобщей закономерной связи и причинной обусловленности всех явлений. Усевшись на подоконнике, я в конце концов перевёл это на свой язык. Это примерно означало, что если что-то должно было случиться, это случилось бы, но я не мог связать это со своей ненастоящей пятёркой по английскому языку.
Конечно, у меня были некоторые сомнения, потому что «Гугл» не был всезнающим, в чём я убедился сам, вбив «подземные мыши», и оказалось, что они не упоминаются ни разу. Зато было много упоминаний о компьютерных мышах и земельных работах.
— Мне стыдно за тебя, — сказал брат. — Это же так же, как если бы ты хотел найти рецепт производства атомной бомбы в интернете.
Так что, очевидно, Подземные Мыши были чем-то более опасным. Поэтому я отказался от своих поисков, тем более что мой брат спросил меня, узнал ли я, что такое детерминизм.
Я рассказал своими словами, и брат серьёзно закивал головой. Он взял лист бумаги и нарисовал Чёрную Дыру. И потом написал большими, чёткими буквами: «Стефан».
— А теперь, Братишка, скажи, как это имя будет на английском?
— Стивен, — ответил я. Это было просто, потому что на первом уроке учительница рассказала нам, как нас зовут по-английски, а Стефан как раз сидел со мной за одной партой.
— Да, действительно. — Брат повернулся и достал с полки двуязычный польско-английский словарь. — Теперь ищи слово «ястреб».
— «Хок», — сказал я после минуты поиска.
— Ха! — воскликнул мой брат торжествующе. — И тогда Ястребовский… Как будет, Братишка?
— Хокинг? — спросил я и от удивления замолчал. Так в одно мгновение я всё понял. Это было так, как будто кто-то хорошенько врезал мне по голове.
Стефан Ястребовский. Стивен Хокинг. Всё стало понятно. Итак, кроме моего брата и болезни со странным названием, из-за которой он практически не покидал постели, существовал ещё Стивен Хокинг и Чёрная Дыра в моей комнате. Внезапно стало действительно страшно.
Я хотел ещё поговорить об этом с братом, но у него заболела голова, и мне пришлось попросить маму принести ему таблетку. Я задёрнул занавески и пошёл в свою комнату. Я сел в кресло на достаточном расстоянии от кровати и начал думать.
— Ты должен думать, — сказал как-то брат. — Мышление отличает нас от животных. Я не совсем согласился с этим, потому что Эйнштейн, крыса моего брата, может почуять миндаль, спрятанный под крышкой от сока, и сразу найти нужную крышку, но брат в ответ прочитал мне лекцию о различиях между интеллектом человека и животного.
Мне было трудно поверить, что Эйнштейн был просто научен. И хотя я не сказал это вслух, я подумал: «Неправда!» И таким образом я неосознанно разделил судьбу Галилея. Я сидел в кресле и думал, а под моей кроватью творилось что-то странное.