Катарсис – то, о чем нельзя рассказать словами. Я испытывала катарсис два раза в жизни. Описать это чувство невозможно, но было оно настолько всеобъемлющим и грандиозным, что даже теперь, спустя тридцать с лишним лет, когда я вспоминаю его, мурашки бегут и сердце замирает.
Обо всем по порядку. Когда я училась в институте (на заре перестройки), студенты творческих специальностей могли бесплатно проходить во все театры страны (при предъявлении студенческого билета и «требования» с печатью деканата). Студенческий билет на самолет до Москвы стоил 17 рублей. Стипендия у меня была 45 (повышенная), жила я дома на всем готовом, поэтому несколько раз в год гоняла в Москву на спектакли.
Видела очень много. Спектаклей хороших и разных. Появились любимые столичные театры, на премьеры в которые летала специально.
Но катарсис, когда граница между реальностью и театром исчезла абсолютно, когда душа взмыла и унеслась под облака (не получается, хоть убейте, описать это чувство) испытала всего дважды.
«А зори здесь тихие…» Ю. П. Любимова на Таганке. Прекрасный спектакль, как и все спектакли Любимова. Действо. Смотрели, сопереживали, плакали. Спектакль закончился. Аплодировали. Пошли к гардеробу. Вышли с балкона, где и смотрели спектакль. А на лестнице, ведущей в фойе, пять гильз от пушечных снарядов стоят и в них огонь полыхает. Вечная память пяти девчонкам погибшим. У меня даже сейчас ком в горле. А тогда…
«Мольер» в постановке Валерия Беляковича в театре на Юго-Западе. Театр на Юго-Западе – как раз тот самый театр, в который я специально летала. Тогда они еще располагались в бывшем овощном магазине на проспекте Вернадского. Крохотный зальчик. Пальто вешали на гвоздики безо всяких номерков. Сначала усаживались зрители с билетами. Потом на полтора метра пространства между креслами и сценой (максимум 10 см приподнята над полом) бросали подушки и запускали нас, студентов-безбилетников. В спектакле «Мольер» использовался световой занавес. То есть по краю сцены стояли маленькие прожектора. Когда нужна перестановка, прожектора светят поверх зрительских рядов, на сцене ничего не видно. Такая условность. Идет спектакль. Потрясающий, напряженный, завораживающий. Мольер – божественный Виктор Авилов. Финал спектакля. Мольер умирает. Умирает на сцене. Падает. Падает в прожектора, которые бьются. По-настоящему. Стекла посыпались. В тот самый миг исчезла грань между искусством и жизнью. У меня на глазах умер Мольер. Авилов на поклон не выходил.
Что-то тогда произошло со мной, что-то, о чем нельзя рассказать словами.