Если у кого-то наблюдается острый недостаток сентиментальности, а книги какой-нибудь абстрактной джо-джо закончились, то можно внести разнообразие в виде страданий уже не юного Вертера, а взрослого турецкого мужика. (пренебрежение автора поста к нежным чувства продиктовано исключительно душевной черствостью, отношения к художественным особенностям романа не имеет)
итак, турецкое общество 70-80х годов, красить волосы и носить мини уже немножко можно, но не совсем. Любые попытки женщины свободно распоряжаться своим телом, даже в самом общественно невинном смысле, воспринимаются почти как транспаранты, где для одних желание эмансипации, а для других разврата. В такой обстановке речь может пойти разве что о компрометирующих отношениях, иного не дано. Беда случается, и на протяжении всей книги герои страдают. Но, конечно, не только.
Памук не ограничивается душещипательными описаниями чувственных сцен (хотя и их более чем достаточно), тернистый путь турецкого общества к европеизации маячит на периферии романа. Подкрашено это пейзажами Стамбула, без нагнетания пресловутой восточной атмосферы, просто как мы любим: дома и улицы, память заставляющая нас улыбаться определенным мостовым. Героя она, впрочем, толкает на создание рукотворного монумента, музея одного посетителя, тысячи экспонатов, которые призваны напомнить о том самом чувстве. Будто чашка или окурок были вот-вот оставлены ей,все еще теплые.
И так все время. Свысока на это смотришь, но нет-нет, и втянешься, проникнешься, вздохнешь. О своем, конечно.