Мы живем с Мартой. Как нормальная семья. Я занимаюсь с Олегом, сыном Марты, математикой. Мы учим таблицу умножения. И это почти всегда кончается слезами. Ну, не хочет укладываться в светлую мальчишкину голову эта арифметика. Но я настойчив. А перед сном я читаю Олегу сказки. Мне нравится. Потому что мне в принципе нравиться читать. И потому что мне нравиться открывать кому-то, что я сам знаю и люблю – например, персонажей сказок. Я разговариваю их голосами, я замедляю чтение в самых волнующих и опасных местах, я перескакиваю со слова на слово, когда герой бежит, спешит. Я перехожу на шёпот, когда случается волшебство.
А потом, я выключаю лампу, прикрываю дверь, пью воду на кухне и иду в кровать, где меня ждёт Марта. И то, что происходит потом - всегда праздник. Мне даже страшно, как вообще такое может быть – каждый день праздник. Каждый день мы открываем друг в друге и друг для друга что-то новое. Наши встречи, ужины и прикосновения каждый раз волнуют и тревожат. Тревожат, потому что кажется, что это состояние, когда при ходьбе твои ноги всегда чуть-чуть не касаются земли, не может длиться вечно.
В гимназии идет подготовка к ежегодному смотру художественной самодеятельности среди школ. Я своим девчонкам из танцевальной группы ставлю танец. Я – ставлю танец! Да что там, я попросил Жеку, нашего психолога, и моего друга, мне помочь, и он тоже ставит танец! Хореографы мы, конечно, ещё те. Но мы знаем, как проводить разминку. Ну а движения в танце? Движения – какие придут на ум. И на наши танцы шьются костюмы! Вот мы авантюристы!
А в другой школе, где работает Марта, и Леха, и Карина, мне предложили вообще написать сценарий и поставить общую программу школьного выступления на смотре. Не бесплатно, конечно. Денег катастрофически не хватает, заплату до сих пор платят с перебоями. За некоторые месяцы я получу остатки зарплаты только через полгода. Се ля ви. Но мне интересно поработать режиссером. Мне дана абсолютная свобода. Это-то и пугает.
Сценарий нужен срочно. А я не могу писать. Раньше у меня была уйма свободного времени, а сейчас у меня праздник каждый день. Я становлюсь грустным, немного нервным и раздражительным. В доме Марты у меня нет своего места для работы. Кухонный стол свободен только по ночам. В зале, где мы спим, я не могу писать ночью, ведь Марта-то должна выспаться, у неё тоже завтра рабочий день, уроки.
Я говорю Марте, что мне надо какое-то время пожить у мамы. Даже не пожить. А просто остаться на несколько ночей, чтобы написать сценарий. Марта не понимает: «Я тебя чем-то обидела?» Еще какие будут варианты? «Тебе со мной плохо?» Ну с чего такие выводы? «У тебя кто-то есть ещё?» Начинается! «Ты меня не любишь». В последнем предложении даже вопроса нет. Ах, не надо за меня решать. Я пытаюсь объяснить, что мне нужно уединение, ненадолго. Объяснить, что я не могу писать в присутствии кого-то. Но я вижу по глазам, что Марта не понимает.
Что ж, придется уйти непонятым. Напоследок замечаю искры и гнев в глазах любимой. Ого!
Дома хорошо, дома мама. Дома мама с расспросами и желанием накормить. Да, да, у меня кто-то есть, скоро познакомлю, а пока могу я поработать, надо, срочно. Да, да, кончено, ты можешь поработать, это ведь и твой дом, а то, что я тут одна целыми днями – это ничего, и некому шкаф передвинуть или гвоздь вбить. Ну, какой шкаф, куда передвинуть, что вбить? Ничего не надо, иди – работай.
Нельзя просто так сесть и написать сценарий. Может, у кого-то так получается: решил написать сценарий, сел и написал. Нет, у меня не выходит так просто. Я хожу по комнате и в голове нет никаких мыслей. Никаких мыслей о сценарии, зато мысли о том, что я зря обидел маму. И надо пойти попить с ней чай, посидеть, поболтать. А еще, я зря обидел Марту. Надо было все лучше объяснить. А то, что я не смог объяснить, чтобы меня поняли, то это мой недостаток. Вообще, какой я после этого писатель, если не умею объяснить и передать свои чувства дорогому мне человеку?! Ладно, хватит ныть, нужно действовать!
Сажусь за стол, достаю ручку. Ах, и ручка-то не та. Ручка с толстым стержнем, а я пишу только ручками с тонким стержнем. А ручки с толстым стержнем меня напрягают. Черт! Придется идти в магазин. Покупаю ручку с тонким стержнем.
Снова сижу за столом и гипнотизирую белый лист. Думаю о том, что завтра уроки, и надо бы к ним ещё подготовиться. Но времени нет. Сценарий тоже нужен срочно.
Одно дело писать киносценарий или пьесу. Тут не ясно: будет ли он снят, а она поставлена. Может быть, да, а может быть, нет. А вот со сценарием эстрадных программ другая история, эстрадная программа все равно будет, с твоим сценарием или со сценарием другого человека, плох твой сценарий будет или хорош, шоу должно быть, шоу должно продолжаться. Будет плохой сценарий – будет стыдно, но это всё равно поставят. Будет хороший… А будет ли вообще? С чего это вдруг я решил, что я сценарист, что я могу писать сценарии? Пара удачных работ и всё, думаешь, что ты можешь? – разговариваю я сам с собой. А если ты уже исчерпал лимит своих удачных сценариев? А если у тебя вообще нет таланта?
Та-а-ак, надо остановить этого внутреннего критика, иначе он ничего мне не даст сделать. Беру журнал и заваливаюсь на кровать. Читаю, но удовольствие от чтения мне портит тревожная мысль: надо писать сценарий, надо писать сценарий, не напишешь – подведешь людей, не напишешь – подведешь людей. Да что же это такое?! Иду пить чай с мамой и разговаривать. Мама что-то рассказывает, про наших многочисленных родственников. Спрашивает, помню ли я того или этого. А я, как говорили в школе: витаю в облаках, я думаю о том, что мне надо писать сценарий, а не пить чай.
Иду гулять. Гуляю, гуляю, замерз. Обнаруживаю себя возле дома Марты. Вычисляю, какие окна её. Думаю, что она сейчас делает: кормит Олега, или смотрит телевизор. Думает ли обо мне? А потом она будет готовиться ко сну. И расстилать постель так красиво, как это умеет только она. Или - она делала это красиво, только когда я был рядом? А потом… а потом ничего не будет, ведь меня там нет, я тут торчу под окнами, вместо того, чтобы писать сценарий. А если подняться? Плюнуть на всё и подняться? Как она будет рада!
Но я знаю, что вечер будет испорчен моими мыслями о том, что мне надо писать сценарий, а я тут наслаждаюсь радостями жизни. И я иду домой. И мне жаль себя. И мне жаль Марту, и маму. И мне кажется, что я самый несчастный человек, и я всем приношу только страдания.
Я вижу полоску льда на тротуаре, которую накатали дети. Я разбегаюсь и качусь. И едва не падаю. Приходиться задрать ногу вверх, чтобы удержать равновесие. Тетенька в большой меховой шапке смотрит на меня осуждающе. Виновато улыбаюсь. Ногу задрал так, что чуть мышцы не потянул. Как в канкане взлетела нога. Канкан это хорошо. Это весело, это свежо. Такого ещё не было. Особенно в советской школе. А что если…
Для хорошего сценария важна идея. Возникнет идея, и она начнет раскручивать все остальное, это как рождение вселенной, если процесс начался – его не остановить. Идея будет вести сюжет, диктовать диалоги, рождать сопутствующие идеи, как ветки от основного ствола на дереве. Только дерево растет годами, а сценарий вырастает быстрее.
«Школа-кабаре». Ну это же отлично! Занятия в классах не простые, а с эстрадным уклоном. Тут всё подвяжется, всё в тему и танцы, и песни, и музыка. А еще и красочность, и легкость. Плюс небольшое бунтарство, протест простив косности, устаревших школьных традиций и предрассудков, типа: яркое и короткое не носить, на уроках не танцевать, в коридорах не петь. И носить, и петь и танцевать – это не просто можно, но и нужно, потому что, это же «Школа-кабаре»!
Прихожу домой и падаю от усталости. Такое ощущение, что мозг перегрелся. Решаю завтра записать все идеи и диалоги. Думал, что засну мгновенно, но не ту-то было. Идея не отпускает, она крутится в голове, как маховик, наматывает на себя все больше и больше всякой всячины, связывая воедино разрозненную информацию. Нет, спать решительно невозможно, сажусь и пишу, пишу. Оп, и уже рассвет. Пора в гимназию, вести уроки.
Смотрю в учительской на оранжевый зимний рассвет. Над крышами поднимаются вертикальные столбы дыма. Деревья в инеи. Хорошо, что между уроками есть окна. И можно подремать. И тут в учительской звонит телефон. Молодая учительница протягивает мне трубку: «Это вас, Сергей Александрович». Меня? Кто мне может звонить в учительскую, кто вообще знает, что я здесь? Голос Марты: «Привет! Как сценарий?» «Пишется», - отвечаю. «Что это за молодая особа, которая взяла трубку? Она тебе нравиться?» Я вообще не знаю, что ответить на эти вопросы. «Тебя сегодня ждать к ужину?» Блин блинский. «Прости, - говорю, мне надо сегодня доделать сценарий. Я уже почти его сделал, только переписать. Там идея такая классная, представляешь…» «Холодный металлический голос перебивает меня: «Рада за тебя. Будь здоров!» И короткие гудки. Женщины, что же вы с нами творите?
Иду к школьному психологу. У меня своего кабинета нет, а у моего друга Жеки-психолога есть. Женька как всегда в хорошем настроении. Я говорю, как меня всё достало. Жека ставит музыку. Да, у него ещё и магнитофон в кабинете. Видимо, чтобы хулиганы, которых к нему приводят обессилившие учителя, могли немного расслабиться. Ну что ж, для чего ещё нужны друзья? Не помочь, так выслушать, да музыку поставить. Так вот они и пишутся сценарии, ценой всего, что дорого.
Сергей Решетнев © Иллюстрация avogado6