В молодости за Александра Скоценя боролись лучшие клубы, в старости избили свои же фанаты.
Слово «патриот» безнадежно испорчено – в спорте, политике, жизни. В футболе кидают респекты за то, что условный Джеррард отказался от контракта с «Челси», а Паоло Мальдини 25 лет отдал «Милану». Достойно, но мелочно – 100 лет назад за такой патриотизм над героями посмеялись бы.
Если бы Стиви Джи с Мальдини встретились с Александром Скоценем, то сами отказались бы от слов о патриотизме. Он – первая и самая забытая звезда украинского футбола, хотя достоин памяти и любви не меньше Маслова, Лобановского или Блохина.
Скоцень родился в 1918-м во Львове, когда город еще принадлежал Австро-Венгрии. В тот день мать дала жизнь близнецам, но второй мальчик не выжил, так что ребенку досталось двойное имя – Александр-Богдан. В первые месяцы младенец постоянно спал, родители не зависали на форумах беременяшек и боялись, что это какая-то болезнь. Местные знахари успокоили семью: парень во сне растет и набирается сил. Поэтому мама потихоньку подходила к кроватке и будила Сашу словами: «Вставай, леню [лентяюшка]». Прозвище Лєньо останется с ним навсегда.
Как и все здоровые мальчики довоенного времени, Скоцень летом играл в футбол, а зимой гонял в хоккей. Выбор сделал в 13, когда в обществе «Просвита» (отстаивали право украинцев на самоопределение) организовали футбольную команду «Тризуб». Первую игру Саша провел в обуви на два размера больше, потому что никто не рассчитывал на такие маленькие ножки, а после матча торопился домой сильнее обычного. Но не для того, чтобы рассказать маме – можно было банально не успеть на последний трамвай.
Дальше быстрое продвижение из молодежки в основу и козырное предложение от «Украины» – топ-клуба Львова 30-х. Хет-трик в финале чемпионата Галичины привел в дом родителей Александра скаутов. «Пане Скоцень, нам нужно, чтобы ваш младший сын перешел в наш «СТ Украина», – с ходу начали мужчины, приехавшие на роскошном авто. – «Такого класса футболист не может оставаться во второстепенных командах. Мы – его будущее». Отец, простой львовский почтальон, даже не знал, что его Лєньо так ценят большие дяди.
В новом клубе был обряд посвящения. Но в винтажные времена новички не позорились пением перед снимающими на айфоны партнерами – тогда капитан зажимал головы свежих футболистов между коленями, а остальные игроки по очереди прижигали ремнем по спине. «Крестили умеренно, но были и исключения, – писал Скоцень в автобиографии «З футболом у світ». – Чья-то твердая рука упала с такой тяжестью, что больное место еще долго напоминало мне эти крестины.
Главный турнир его жизни – Кубок президента Польши. Львовскую область этнически представляли только поляки, но им разрешили заявить двух украинцев. В нападение выбрали Скоценя – он и в чемпионате положил 40 мячей, и в трех играх плей-офф загнал в ворота восемь голов и стал лучшим бомбардиром. Тренер сборной Польши сразу предложил играть за них, но Александр отказался.
После очередной тренировки Скоцень пошел с партнерами в кафе – пропустить чай или содовую с малиновым соком, ничего крепче. Поляки работали в государственных конторах, получали высокую зарплату или приличную стипендию в университетах и молчали, когда Саша говорил про подсуживание в матчах с украинцами. Сказать было нечего.
В тот вечер в дверь вошел статный мужчина в штатском. Сосед шепнул Скоценю, что это майор Слипецкий, глава гранда польского футбола «Погони». Военный принес всем мороженого и содовую и по-дружески разговаривал с игроками дотемна.
Когда все разошлись, Слипецкий придержал Александра на пару слов. «Переходите в «Погонь», создадим вам приятные условия: окончите школу, получите хорошую правительственную работу, родню поддержите», – рисовал он картину перед футболистом. «Пан майор, я украинец», – начал Скоцень, но Слипецкий перебил. «И что с того, что вы украинец? Пан Скоцень, у нас играют Береза, Ванчицкий, Потеха, Лемишко», – последнюю фразу он произносил уже на мове. «Пан майор, мое место в «Украине», – твердо ответил Александр. Военный молча развернулся и вышел из кафе.
Дальше началась Вторая мировая, и Львов отошел к Советскому Союзу. Вместо спортроты в родном городе Скоценя затаскали по другим клубам – сначала было киевское «Динамо», потом в НКВД все переиграли и в 22 года отправили в Москву (даже положили зарплату в 3000 рублей), а затем чекисты вернули его в Киев.
В столице Украинской ССР его схватили силовики – вытащили прямо с семейного ужина с женой. Никто из партнеров не признался в доносе, Скоценя за львовское происхождение подозревали в шпионаже, ведь он один говорил на украинском в «Динамо». За национализм и распространение капитализма в войну либо ссылали в Сибирь, либо безмолвно расстреливали. После допросов футболиста отпустили – дело попало к чекисту, курировавшему бело-голубых. На папке с фамилией форварда энкавэдэшник красными чернилами вывел: «Отпустите молодого дурака домой».
Из Киева Александр вернулся в Львов, а в 1944-м сбежал от советской власти за границу – Словакия, Австрия, Бельгия, Франция. Ему не хотелось ассоциироваться с государством-захватчиком, а в органах на него все еще лежало дело – достаточно, чтобы ненавидеть СССР и никогда в нем не появляться. Еще в Зальцбурге Лєньо организовал команду для беженцев, которую назвал «Украина», и пришиб с ней мюнхенскую «Баварию» в 46-м – 5:0. В послевоенной «Ницце» он удивил болельщиков дриблингом при массивном росте, отклонил пару офферов от парижских клубов и выбил повышение зарплаты.
В 1950-м 32-летний Скоцень уехал в Канаду, где уже осели родственники и соотечественники. В холодной американской стране живет вторая по численности украинская община (после России), так что форвард доигрывал почти на родине. Из «Украины» (Эдмонтон) футболист переехал в Торонто, поиграл в местных «Юкрэйнианс», но разругался с руководством и перешел в «Торонто Тризуб». Болельщики три года копили злобу за трансфер к врагам и после очного матча жестоко отколошматили бывшего кумира. Александра доставили в больницу с ушибами позвоночника и отбитой почкой. В футбол его не вернули даже канадские врачи. «Когда шел второй круг, я приходил на стадион и прятался в глухом углу трибуны, чтобы никто меня ни о чем не спрашивал, – грустно писалСкоцень в автобиографии. – Там сам с собой и своим горем наблюдал за игрой».
В родной Львов он вернулся только в 1991-м на 90-летие общества «Украина». Ветеран дожил до 85-го юбилея и скончался в Канаде от пневмонии. О Скоцене не вспомнят даже футбольные деды, хотя за границей он пошумел не меньше Заварова или Тимощука. Современный Львов на 95% состоит из украинцев и уже не вспоминает о советских временах. Он снова превратился в тот город, в котором матери ласково будят младенцев словом Лєньо.