17-летнюю Марию, 18-летнюю Ангелину и 19-летнюю Крестину Хачатурян будут судить за «убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору». Закон не хочет трактовать их действие как самооборону от избиений, издевательств и насилия со стороны отца. Насилия, длившегося годами. Редактор Salt Mag Анна Родина рассказывает, почему сейчас важно объединиться и защитить сестер.
В первый раз я столкнулась с домогательствами, когда мне было шесть. Это был наш сосед, он жил этажом выше, и у него был дог — очень крутая в конце 80-х порода. «Приходи к нам, у нас есть видик и мультики. Только маме не говори». Я пришла. Вместо мультиков мне, его сыну и еще одному мальчику показали почему-то голых людей. Но дали погладить дога. «Почему маме не говорить-то», — подумала я — и рассказала. Через неделю (за которую мама, видимо, успела объяснить мужику, что если он еще раз подойдет ко мне, живым из подъезда не выйдет) он поймал меня за гаражами. «Зачем рассказала?». Мне было страшно, я убежала. Потом он переехал вместе с сыном и собакой, я знала — куда, и вздрагивала лет до пятнадцати, проходя мимо этой пятиэтажки. Потом мне было 14, и я была у тети в гостях, в Хабаровске. Зашла в подъезд. Потом в лифт, за мной зашел мужчина. Зашел и зашел. Лифт поехал, он стал задирать мне юбку и нажал на «Стоп». Я заорала, как резаная, стала вырываться, а он вдруг испугался и стал причитать: «Да ты что, да я только трусики посмотреть!». Лифт поехал, приехал, я выбежала. Тетя спросила, что случилось — ничего, говорю. Она налила мне сладкого чаю, вынула из меня всю информацию и закрыла в кухне. Потом я узнала, что она собрала всех женщин во дворе, у которых были дочери — и девочки 16-17 лет (покрупнее меня, у которой тогда еще даже грудь не росла) описали этого человека. Он часто ездил в этом лифте. Я знаю, что его нашли и что больше его в том районе никогда не видели. Мне 15. Дворовая компания, тусовка на крыше 14-этажного дома. Пьяный парень, которому я нравлюсь, пытается меня поцеловать, я отбиваюсь, и тогда он хватает меня на руки и подносит к краю крыши. И держит. Я помню, что вцепилась в него и закричала: «Отпусти меня, козел!», как-то совершенно забыв о том, что отпустить он меня может, просто разжав руки. Но он поставил меня на крышу и ударил в горло.
Помню, как плевалась кровью, но делала вид, что ничего не произошло — надо держать лицо, будьте вы прокляты, те, кто растил меня и таких, как я, в парадигме «что скажут люди».
Спустилась с крыши и пошла домой. Этот парень потом извинялся и неделю сидел у моего дома, чтобы я его простила. А мне в мои 35 психотерапевт, услышав эту историю, предложила прожить ее так, как надо было прожить еще тогда. И я наконец-то зарыдала.
Я до сих пор боюсь пьяных.
Мне 17. Я, моя подруга с парнем и его друг едем в гости к другу. Подруга с бойфрендом быстро уединяются в соседней комнате. Напившийся друг валит меня на диван и стаскивает с меня трусы. Во мне 175 сантиметров роста и 51 килограмм веса, я худая и юркая, вырываюсь и, схватив трусы бойфренда подруги, выбегаю в подъезд. Иду домой в водолазке и мужских трусах, смеюсь — хорошо, что они такие страстные: в водолазке и без трусов было бы холоднее, ноябрь все-таки. Через день узнаю от подруги, что тот парень обиделся, а ее бойфренд сказал: «Не, ну, а на что она рассчитывала, когда бухать ехала?».
Я не езжу в гости к незнакомым.
Второе января. Мне 19. Я во Владивостоке, иду в гости к подруге в соседний дом. В лифт за мной заходит мужчина. «Да ладно, не может быть, два раза в одно и то же место не попадает», — думаю я. Может. Только в этот раз у него был нож. «Рукой, минет или зарежу». Нож был у моего горла. «Р-рукой», — сказала я. Лифт опять стоял на «Стопе», я слышала, как этажом выше веселятся мои бывшие одноклассники, Новый год же. Хохот. И я опять заорала. «Зарежу», — прошипел мужик, но я продолжала орать — что-то, видимо, во мне так работает, как у зверя, инстинкты. Ору, когда бежать некуда. Он меня выпустил. Я выпила бутылку водки.
На мне розовые брюки, топ и золотые туфли. Четыре утра, мне 21, я вышла из клуба и поймала такси. И уснула. Проснулась: мы стоим. Туда лес — обратно тоже лес. Подумала, наверное, Шамора. «Ну что, приехали», — усмехается водитель. «Опять приехали», — думаю я и развязным голосом говорю: «Ну, а в тубзик-то хоть выпустишь?» «Ты же убежишь». И смеется. «Да ладно, куда тут бежать». Выпускает. Я бегу вниз по склону, спотыкаюсь, падаю на дерево, ломаю ребра и лежу. Кажется, что вечность. Мне больно и холодно, иногда я вижу огни трассы где-то надо мной и думаю, что нужно выбираться (господи, зачем?). Вылезаю. Фары. Слава богу. Машина останавливается. «Ты, кстати, записную книжку забыла», — усмехается водитель. Я сижу, даже не вжавшись в заднее сиденье; он едет, а я просто сижу и жду. Хочу, чтобы все быстрее началось и кончилось. И вдруг снова вижу встречные фары. Берусь за ручку. «На ходу выпрыгнешь? Да ладно». «Спорим», — говорю я и открываю дверь.