Автор: Николай Соснов
Читайте Пролог, Главу 1, Главу 2, Главу 3, Главу 4, Главу 5, Главу 6, Главу 7, Главу 8, Главу 9, Главу 10, Главу 11, Главу 12, Главу 13, Главу 14, Главу 15, Главу 16, Главу 17, Главу 18, Главу 19, Главу 20, Главу 21, Главу 22, Главу 23, Главу 24, Главу 25 романа "Крепость" в нашем журнале.
ЭПИЛОГ
Молодой пожарный вертел в руках жетон, внимательно изучая гравировку, и задавал один вопрос за другим, а Дормидонт Иванович отвечал, рассматривая в свою очередь интерьер горницы — передней из двух. Караульный дом пограничная стража Алфавита устроила точно напротив импровизированной пристани — четырех закрепленных сваями плотов. Несмотря на холод, пожарные приоткрыли ставни основного окна, и Дормидонт Иванович видел сквозь него темно-синюю воду озера, смыкающуюся вдали с железно-серым небосводом, а вблизи — с бурым камнем скалистого берега. Настенные смотровые щели, наоборот, все были плотно закрыты на задвижку.
Офицер расположился за единственным в комнате столом, наскоро сколоченным из плохо оструганных досок и напоминавшим скорее козлы, чем предмет мебели. Дормидонта Ивановича пожарный усадил по другую сторону стола, а его спутника, костлявого бледного парня, отзывавшегося на странное имя Швагер, определили на лавку возле дверей. Там он и сидел, уставившись на свисавшую с потолка потухшую жировку и никак не комментируя происходящее.
Дормидонту Ивановичу стало его жалко. Вместе с Швагером, музыкантом и певцом, исполнявшим длинные меланхоличные баллады на пятиструнном грушевидном инструменте собственного изобретения, он пересек половину Каганата и всю территорию Адмиралтейства. Швагер многое сделал для него, а теперь вынужден терпеливо дожидаться решения своей судьбы. Старику хотелось ободрить его, взбив по привычке шутливо вихор непослушных лохматых волос, но сейчас это было нельзя.
- Значит, говорите, Клюев ваша фамилия? - переспросил офицер. Дормидонт Иванович подтвердил. Тогда офицер вернул ему жетон, взял стило и быстро записал что-то на куске бересты, затем повернулся к одной из трех имевшихся в горнице кроватей — дубовых досок на четырех чурбанах — и настойчиво позвал:
- Вова, а, Вова?!
Из-под вороха шерстяных одеял показалась всклокоченная спросонья чернявая голова и пожаловалась:
- Окно прикрой, холодно мне!
- Вова, мне надо людей отправить, позови Жданова, а потом сходи на башню и светограмму передай, чтобы выслали встречающих.
- Я же только с ночной, Артур, - заныл Вова. - Что, не заслужил хоть пару часиков поспать? Запри их и вызови патруль, пусть сами забирают.
- Дурочку мне не разыгрывай, ладно? - строго сказал Артур. - Порядок знаешь. Кончай бузить и топай, а не то влеплю ночных дежурств на всю неделю.
Кряхтя, ругаясь и грозясь самолично укокошить всех незваных гостей и нарушителей границы, чернявый Вова выполз из постели, натянул свитер и форменную куртку, достал из дюжего сундука кремневый пистолет. Удалился, припечатав напоследок свою брань дверью так, что оконные ставни захлопали. Его свирепость вызвала у Швагера замешательство и даже некоторый страх. Офицер заметил это и поспешил успокоить музыканта:
- Вы не волнуйтесь, Владимир на самом деле дисциплинированный солдат. Просто мы с ним дружим с детства, и это обусловило определенную вольность во взаимном обращении.
Дормидонт Иванович внутренне усмехнулся и подумал, что из этого офицера толкового командира не выйдет, не умеет он себя правильно поставить. Не в дружбе ведь дело. Иного солдаты в глаза Васькой кличут, а приказы исполняют мгновенно и беспрекословно. Авторитет по-разному приобретается. Кто-то формально уставом берет, кто-то репутацией боевой, а кого-то воины за отца родного или старшего брата считают. Важно верный тон задать с самого начала.
Пришел Жданов, пожилой лысый солдат с грустными глазами, и повел их в серое утро. Шел он правильно, пропустив Швагера и Дормидонта Ивановича вперед и корректируя скупыми отрывистыми указаниями их движение по горным тропинкам.
Суму с едой и пожитками Дормидонт Иванович нес легко. Во-первых, пищи осталось не так много, а, во-вторых, с момента, как вылез из челнока и увидел на прибрежных скалах коричневые куртки пожарных Алфавита, старик ощущал небывалый приток сил.
Попав еле живым в заботливые руки крестьянина Бахтияра, Дормидонт Иванович сумел оклематься благодаря заботам голодающей семьи, поделившейся с ним остатками пищи. Ему повезло, и с тех пор удача неизменно оказывалась на стороне старого просветителя. Чудесное явление торгового судна, капитан которого подарил беднякам еду и деньги, стало только первым звеном в цепи счастливых обстоятельств. Подкормившись и получив от Бахтияра немного медных колец, Дормидонт Иванович отправился длинным кружным путем на Рынок, где надеялся воссоединиться с соратниками из Алфавита. По пути он кое-как добывал пропитание и ночлег, то выпрашивая подаяние, то рассказывая проезжим купцам занимательные истории, то выполняя в кабаках и на постоялых дворах мелкие посильные работы.
В одном из трактиров Дормидонт Иванович познакомился со Швагером. Общительный музыкант поведал ему слух о появлении форпостов Алфавита на пустынном северном берегу Адмиралтейского озера, в горной местности, куда раньше забредали только старатели, да и те нечасто. Склонный по натуре к мечтам, авантюрам и поискам приключений и Швагер задумал добраться до тех земель в надежде, что книгочеи оценят его творчество в более существенную сумму, чем он мог надеяться заработать, выступая перед пьяными речниками в тавернах Адмиралтейства. Дормидонт Иванович не до конца поверил в справедливость пересказанной Швагером людской молвы. Однако, им было по пути, музыканта старый судья оценил как человека честного и стоящего, а потому открыл ему свою личность и обещал покровительство в Алфавите в обмен на помощь в поисках ближайшего опорного пункта этого могущественного братства. Швагер пришел в полнейший восторг от того, что нашел такую выгодную протекцию, и союз был заключен.
Дормидонт Иванович ни разу не пожалел, что доверился бродячему артисту. В пути их ожидало немало опасностей и затруднений, но Швагер не бросил старика даже в самых критических обстоятельствах. Перебираясь с островка на островок и с одного притока на другой, они добрались до Порта на южном берегу озера — главного поселения Адмиралтейства, резиденции Адмирала и места ежегодного Собрания Капитанов, управлявшего этим государством речников, россыпью ферм и деревенек, живущих дарами воды.
Слухи оказались правдивы. В Порту алфавитчиков не нашлось, но здесь точно знали, что в горах за озером появился новый анклав книжников. Речники плавали к ним и вели кое-какую торговлю. Соединив остатки своих скудных сбережений, Швагер и Дормидонт Иванович наняли челнок и за сутки пересекли озеро.
Теперь они шли по своей земле и находились среди друзей. Обедать остановились на пожарном посту под венчающей гребень холма башенкой светотелеграфа. Жданов объяснил, что местность накрыта сетью таких сигнальных пунктов, так что сообщение, например, от береговых пограничников докладывается Брандмейстеру через семь минут днем в солнечную погоду. В облачную, ненастную или ночью времени нужно чуть больше.
В стороне от едва намеченной тропки, по которой путники поднимались к ближайшему перевалу, почти на пределе видимости Дормидонт Иванович углядел распадок, полный деловито суетящихся людей, казавшихся на большом расстоянии муравьями, набившимися в оставленный без присмотра котелок с холодным мясом.
- Что это там? - спросил он у Жданова.
- Фабрика строится, - ответил тот, неохотно отрываясь от вдумчивого поглощения ковриги хлеба с изрядным шматом сала. - Чего-то нашли там в породе наши умники-затейники. Многие говорят, кремень хороший, наборы зажигательные делать станут, замки для мушкетов.
Ночевать пришлось под следующей башней вместе с тремя дежурными сигнальщиками. Она возвышалась над несколькими чахлыми деревцами, на удивление пышно встретившими осень, нацепив багряные головные уборы. Пока хлебали суп у костра, из сумерек то и дело выходили патрули и отправляли доклады, затем получали приказы. Дормидонт Иванович с какой-то болезненной радостью наслаждался самим видом пожарных, коричневым цветом их формы, ощущением покоя и безопасности. Так почувствовал бы себя человек, вернувшийся в отчий дом после того, как большую часть жизни провел на чужбине, лишь изредка получая весточки с родины. И вот он в тревоге переступает порог, ожидая найти за ним пепелище, и видит, что ничего с детства не изменилось, а родители только помолодели, и все еще у него впереди.
Швагер же нервничал тем больше, чем дальше они уходили от берега. Дормидонт Иванович обоснованно считал, что музыканту просто не по себе от резкой смены обстановки и не осуждал его за вполне понятный страх перед неизвестным будущим. К тому же старик знал, как его успокоить. После ужина он шепнул Швагеру на ухо:
- Спой нам балладу. Ту, которую больше других любят речники.
Парень послушно поднял лежавший рядом с ним инструмент, с легкой руки Дормидонта Ивановича названный в честь старинного собрата гитерном, и, вызывая щипками двух из пяти струн монотонное переливчатое гудение, запел ровным ясным голосом песню о солнце и ветре.
Стихли разговоры, сидевшие в стороне от костра появились из темноты и собрались в круге света, и даже Жданов, сосредоточенно подшивавший на куртке разболтавшуюся пуговицу, оставил свою работу, чтобы послушать. В песне говорилось о команде рыбацкого челна, попавшего на озере в бурю, о их страхе перед мраком вечной ночи и надежде увидеть восход солнца. Речники умоляли ветер пощадить их малых детей, не оставив их сиротами. Швагер, мастерски меняя звук струн, гудением имитировал ответы шторма, сначала вызывающе злые и жестокие, потом милостивые и довольные праведным смирением перед могущественной волей потусторонних сил. В финале баллады семьи встречали рыбаков с богатым уловом, а старейшины приносили щедрые жертвы ветрам и духам воды.
Когда Швагер закончил, и последний отголосок песни унесся вдаль, сорвавшись со струн гитерна, как отставшая птица за перелетным караваном, послышался сдавленный, но отчетливый всхлип. Это всплакнул молодой солдат, сидевший рядом с Дормидонтом Ивановичем.
- Ты что? Что ты? - обеспокоился старик.
- Дом вспомнил, семью, - пояснил старший сигнальщик, у которого глаза тоже были на мокром месте. - Из северо-западных речников он. Под Империей теперь его деревня. Ну, не хнычь, Трефилко, пойдем, дам вина глотнуть. - И увел пожарного в темноту.
Утром Дормидонт Иванович не поверил своим глазам: полянку залил ровный красный свет, неяркий и неподвижный. Проморгавшись, он понял, что светили осенние листья. За ночь деревья освободились от сухой листвы, он лежала теперь шуршащими кучами на земле и тускло сияла.
Вышли без завтрака, рассчитывая обедать уже в конечной точке пути. Пришлось по тоненькой тропке преодолеть обширное болото, зато сэкономили время на обход и скоро снова поднимались вверх по настоящей горной дороге, то и дело ветвившейся в боковые ущелья и распадки. Движение по ней оказалось более интенсивным, чем предполагал Дормидонт Иванович. Курсировали пешеходы, изредка громыхали телеги на конной тяге и часто тачки — на людской. Пару раз пронеслись, оповещая о своем приближении криками, небольшие кавалерийские отряды. Дормидонт Иванович пытался прислушаться к разговорам путников, но из обрывков разноголосой молвы трудно было составить целостную картину.
- Вот он, - неожиданно сказал Жданов на третьем часу пути и остановился, протягивая руку вперед и вверх. Дормидонт Иванович задрал голову и посмотрел в указанном направлении. Вдалеке над хаосом скальных массивов на целую версту взметнулась черная ячеистая гора, подозрительно напоминающая по форме кубоид.
- Что это? - испуганно спросил Швагер у Дормидонта Ивановича. Тот пожал плечами.
- Скоро поймете, - загадочно пообещал Жданов и снова зашагал, не давая им времени на расспросы.
Следующая неожиданность оказалась настолько грандиозной, что Дормидонту Ивановичу едва не сделалось дурно. Путники пересекли очередное ущелье, обогнули нависающую над ним горную гряду и внезапно очутились в маленьком распадке прямо под естественной каменной террасой, которую словно подбородок выпятила цепь серых скал. В одном месте причудой природы склон террасы становился более-менее отлогим. Там люди проложили широкую дорогу, по которой в обе стороны двигались вереницы повозок и пешеходов. Нагруженные бревнами и досками поднимались вверх и исчезали в распахнутых воротах, порожние спускались вниз к переполненному плотами берегу речушки. Десятки людей разбирали плоты, передавая их части подоспевшим носильщикам, а по реке время от времени подходили новые порции дерева.
Дормидонт Иванович попросил передышки. Они немного посидели, привалившись к огромному валуну и следя за слаженным трудом строителей.
- Это Крепость. Внешняя стена южной оборонительной линии, - ответил Жданов на невысказанный вопрос спутников. - Крепость — наш новый город. Возводится по велению Архонта. Ладно, давайте соберемся и сделаем последний рывок. Чуть-чуть осталось.
За воротами маленький отряд наткнулся на две выдолбленные в толще скалы глубокие траншеи, протянувшиеся последовательно одна за другой. Перейти их можно было по крепким выдвижным мостам, охранявшимся вооруженной пистолетами стражей. На полоске между траншеями торчала цепь стрелковых башенок. С каждой окрестности обозревала пара арбалетчиков. Еще один ряд башен контролировал пространство за траншеями. Выше него громоздился новый скальный массив, впрочем довольно узкий, так что по его краям виднелись вершины отдаленных холмов. Целиком холмы Дормидонт Иванович разглядеть не сумел, потому что скалу опоясывала закрывавшая панораму рукотворная каменная стена. Посредине ее цельность разрывали окованные металлом высокие ворота, сейчас распахнутые.
Прищурившись, Дормидонт Иванович разглядел за воротами множество изб, разбросанных вокруг трех длинных двухэтажных бараков. Еще дальше он увидел зияющие пустоты в теле скалы, несомненно, природного происхождения, но углубленные и расширенные людьми до размеров настоящих пещер. Старик попытался сосчитать избы, но сбился на четвертом десятке.
- Там уже начинается населенная область, - прокомментировал Жданов. - Кузнечный городок. Мастерские немного в стороне от жилья, их отсюда не видно. Вон они курятся.
Дормидонт Иванович напряг зрение до рези в глазах и уловил клочья дыма, принесенные в Кузнечный городок из-за скалы хулиганистым ветром.
Старый просветитель застыл на обочине запруженной дороги, воочию лицезрея мощь слова, воплотившегося в реальность. В памяти его всплыла мысль, почерпнутая в юности из какой-то древней книги: когда идея овладевает народом, она становится настоящей силой. В эту минуту ему окончательно, несомненно и доподлинно открылось, что жизнь все-таки прожита им не зря, и не напрасно столетиями приносили жертвы тысячи мучеников. Дормидонт Иванович ничего еще не знал ни о Корабле, ни о Библиотеке, но уже чувствовал, что на глазах его совершается какой-то великий чудесный поворот. Волна дикого безудержного восторга охватила старика. Он отшвырнул суму и дорожный посох, распростер руки, точно желая обнять весь безграничный мир, и заорал, перепугав прохожих:
- Ура!
- Ура! - донеслось ему в ответ из шарахнувшегося в стороны потока пешеходов. Люди расступились, и девушка в пожарной форме со знаками различия ученика бросилась к учителю, крича:
- Мы все выжили, все трое, слышите меня? Мы дошли!
В те мгновения, которые потребовались Иринке Смирновой, чтобы добежать до наставника, Дормидонт Иванович Клюев первый раз в своей нелегкой жизни испытал момент абсолютного счастья.
В то же самое время во многих днях пути от Крепости на краю обширного ельника остановила стремительное движение похожая на человеческую фигуру расплывчатая серая тень. Немигающие оранжевые глаза последний раз изучили карту, затем когтистые верхние конечности существа убрали ее назад под кожные складки. Здесь. Серый пал на землю и вгрызся в нее выдвинувшимися из защечных мешков толстыми клыками. Он рыл толчками, ритмично помогая себе расширить яму когтями ног.
На исходе дня серый добрался до искомого объекта, очистил входной шлюз и проник внутрь. Ему понадобилось лишь дважды коснуться панели управления. Первым движением он запустил примитивный атомный генератор, питавший оставленную соплеменниками станцию связи, вторым — отправил сигнал. Короткая последовательность импульсов, обозначавшая на языке его родины просьбу о помощи, достигла орбитального разведчика, который перенаправил ее на марсианский ретранслятор. Тамошний компьютер принял сообщение, упаковал его в специальный контейнер и зашвырнул в тоннель межзвездного путепровода.
На пульт станции связи пришла комбинация символов, подтверждающая отправку. Серый успокоился, сходил на охоту и, поев, подготовил тело к новому циклу анабиоза, на сей раз краткому. Не пройдет и половины витка Земли вокруг Солнца, как за ним прибудут. Случайно погребенный под обломками жилища аборигенов, он сотни планетарных оборотов ждал шанса на спасение, потерпит и еще немного.
К восходу солнца серый завершил переваривание мозга полуразумного туземного детеныша, добытого за неимением поблизости других менее интеллектуальных животных, запер люк и оцепенел, погрузившись в сон без всяких сновидений.
КОНЕЦ ВТОРОГО РОМАНА ЦИКЛА "СОКРОВИЩЕ"
Уважаемые читатели! Роман "Крепость" является продолжением романа "Сокровище", опубликованного в нашем журнале. Если Вам нравится роман "Крепость" и хочется узнать с чего начались приключения его героев, перейдите, пожалуйста, в Эпилог романа "Сокровище". В верхней части Эпилога Вы можете найти ссылки на главы романа "Сокровище" и ознакомиться по ним с романом в полном объеме.
Нравится роман? Поблагодарите журнал и автора подарком.