Предыдущую часть читайте ЗДЕСЬ!
Римма
Нет ничего в мире лучше горячего душа. Я включила абсолютный кипяток, но все равно пару минут меня продолжала бить дрожь. А потом – наступила полная эйфория. До чего приятно возлежать после трудного дня под пушистым одеялом на мягких простынях! Ощущать свое тело теплым, чистым и (чего зря скромничать) красивым! Щипать виноград из вазы с фруктами. И смотреть в приглушенном свете торшера трогательный индийский фильм на огромном экране.
Я чувствовала себя великолепно. Фигурант найден, задание выполнено, затраты минимальны. Чего еще можно желать?
Единственно, Ольгин рассказ – о дохлой крысе под дверью, об угрозах – меня слегка взволновал.
Впрочем, чего теперь за неё беспокоиться? Балерина сбежала, находится в семистах километрах от Москвы, под охраной жениха, суровой старухи и трех борзых собак.
Деревню Прасковичи накрыла тьма, но оказалась она не такой черной, как в это же время в Москве. Чувствовалось, что Питер с его белыми ночами неподалеку. Терпеть не могу спать, когда в комнате светло. Я на секунду выпрыгнула из постели, задернула плотные шторы. Теперь все готово к тому, чтобы не выбираться из кровати, как минимум, ближайшие десять часов. Устала и заслужила. Даже волосы укладывать не буду. Ногти у меня сейчас синие с черной окантовкой, под такой окрас живописный беспорядок на голове очень даже пойдёт.
Индийские страсти на экране медленно, но верно нагоняли зевоту, я взяла пульт и никак не могла решить, что делать дальше. Погонять каналы ещё или просто выключить телевизор? А может, позвонить Федору? Похвастаться своими успехами? Или пока промолчать? Вернуться в Москву, пригласить в офис и предъявить ему Ольгино письмо?
Но тут сомнения разрешились сами собой. Зазвонил мобильник. Мой заказчик, лёгок на помине. Уверенный в себе парень. Не стесняется дёргать в десять вечера.
Я отозвалась – нарочито бодрым голосом:
- Алло.
- Римма, вы где? – его голос звучал сипло, почти панически.
- В Прасковичах. – ляпнула я.
- Это что такое? – растерялся он.
- Деревня. Под Псковом, – отчиталась я.
И страшно на себя разозлилась. Паша всегда меня учил, что не надо выдавать лишнюю информацию. Но я никак не могла избавиться от бэкграунда секретарши: спрашивают – надо отвечать.
Федор, к счастью, не расспрашивал, зачем меня понесло в Псков. Даже, по-моему, вообще информацию не воспринял. Убитым тоном произнес:
- У вас телевизор рядом?
- Да.
- Включите.
- Зачем?
- А вы что, ничего не знаете еще?
Мне показалось – непрошибаемый на вид паркур-мастер на грани истерики.
- О чём я должна знать? – И спокойно уточнила: - Какой канал?
- Любые новости.
Железный Федор всхлипнул. Пробормотал:
- Посмотрите пока. А я… я вам позже перезвоню.
В трубке запищали гудки. Я отшвырнула телефон, щёлкнула кнопкой пульта и сама не заметила, как вцепилась зубами в свой идеально накрашенный ноготь.
*
Пятью часами ранее
Москва
Небо весь день злилось и хмурилось, но прогноз дождя не обещал. Российским сайтам с погодой Дик не очень-то доверял, однако иностранные тоже клялись: будет пасмурно, однако сухо.
Он вышел на рецепшн и сообщил Ксюше:
- Мы сегодня пойдём на пленэр.
- Very good[1], мистер Саймон! Ten people reg… записано, короче. Я приготовлю мольберты и стульчики.
Дик улыбнулся. Рациональная Ксюша считала: коли имеется бесплатный американец, надо обязательно практиковать с ним английский. Поэтому помог:
- are registered. Это страдательный залог.
- Ten people are registered[2], – старательно повторила девушка. – Спасибо, Дик. Ты классный!
Ричард Саймон работал в Центре реабилитации уже второй год, давно успел и русский неплохо выучить, и к реалиям привыкнуть. Многое из того, что прежде считал национальными причудами, понял и принял. Начал носить дома тапочки, перестал всем подряд улыбаться, искренне полюбил кроваво-красную мешанину под называнием борщ. Но некоторых вещей понять не мог никак. Причем захват Крыма и скользкая плитка вместо нормального асфальта на улицах раздражали его куда меньше, чем то, как на Руси относились к инвалидам. В СМИ любили писать про инклюзивное обучение, безбарьерную среду. Однако на деле парковки у самого входа в магазин занимали наглые джипы безо всяких опознавательных знаков на заднем стекле, пенсия по нетрудоспособности редко превышала сто долларов. А главное – даже интеллигенты, даже благотворители, не говоря о простом народе, дружно считали: больной человек - второй сорт. Люди в колясках на улицах практически не появлялись. И дело не только в отсутствии лифтов и пандусов. Инвалиды, несомненно, просто стыдились. Стыдиться своего недуга, какая дикость! Но что им оставалось? Нигде в мире Ричард не встречал этого особого, одновременно надменного, любопытного и жалостливого взгляда, каким в России смотрели на других. И если бы просто смотрели! Американец иногда водил своих подопечных на экскурсии в музеи и каждый раз вздрагивал, когда приличная с виду публика шипела им в спину про уродов и отбросов. И тем более не мог понять, почему сайт, где призывают «очистить мир от человеческого хлама», не ликвидируют навсегда. Почему подростки швыряют в его пациентов бомбочками с водой, а полиция никак не реагирует?! Как на форуме обычного спортклуба могут всерьёз писать, что неполноценных надо кастрировать, дабы пресечь распространение дефектных генов?!
Почему в службе 911 даже слушать не захотели про дохлую кошку под его дверью, наконец?!
Начальница Центра реабилитации Антонина Валерьевна говорит, что это «национальное сознание». И чтобы изменить его, нужны десятилетия. Сам Дик считал: достаточно влепить подростку-хулигану год колонии – остальные поостерегутся. Шефиня посмеивалась:
- Ричард, не будьте наивным. У нашей полиции есть дела поважнее.
Да, он знал. Разгонять митинги, часами ждать в засаде, пока у водителя в пробке не выдержат нервы, и он вырулит на обочину.
Лейла, его русская коллега и подруга, говорила:
- Не пытайся изменить наш мир, Дик. Иначе сам свихнешься. Просто делай, что можешь.
Он покорно кивал - и старался изо всех сил.
Образование у него было серьезное: магистр искусств, дипломированный дефектолог плюс специализация в области арт-терапии.
Ричард знал: больным с расстройствами аутистического спектра очень легко выплескивать на холст свои фантазии, но крайне сложно рисовать то, что видишь. Однако реальные картины очень способствовали улучшению общего состояния. Поэтому он не слишком радовался абстракциям. Упорно добивался от учеников сначала правдивого изображения яблока. Потом простенького натюрморта. А сейчас, когда проработал в Центре реабилитации больше года, его подопечные уже пейзажи рисовали. Абсолютно реалистичные.
Сегодня за полчаса до занятия Дик вышел в сад. Глубоко вдохнул сырой и влажный воздух.
Надо предложить ребятам challenge[3], с каким не всякий настоящий художник справится. Весна приближается, но все никак не начнется. Природа замерла в предвкушении. У вишни пока ни единого листика, но почки ощутимо набухли. Смогут ли ребята передать это предчувствие тепла?
- Дик, где вам стульчики расставить? – выйдя на порог, крикнула Ксюша.
- Спасибо, я сам.
Еще одну русскую реалию усвоил: даже если девушке по должности положено таскать тяжести, мужчина должен, по возможности, брать ее физический труд на себя.
К четырем все было готово. Ученики, счастливые от вольного воздуха и предвкушения интересного урока, обступили учителя. Ричард очень медленно, короткими фразами, объяснил задачу.
- Как видеть рисовать? – уточнил самый непослушный из группы, Тёма.
- Нет, – возразил американец. – Рисовать строго как есть.
- Скучно, – наморщил нос мальчик.
- Возьмешь потом домой и доработаешь. Хоть космический корабль пририсовывай. На дереве.
Обычные школьники бы рассмеялись. Его группа промолчала. Только серьезная девочка Галя после долгой паузы спросила:
- Как связаны дерево и космический корабль?
- Никак.
Ребята расселись по местам, Ричард ушел за их спины, чтобы не закрывать готовую зацвести вишню.
А в следующую секунду грохнул первый выстрел.
Тёма успел провести по листу бумаги коричневую полосу и вместе со стулом рухнул на землю. Его левый бок заливала кровь, глаза остекленели.
Дик сориентировался мгновенно. Заорал:
- Лежать! Всем лечь!
Попытался понять, откуда стреляют, самому встать на траекторию выстрелов.
Пуля пронеслась в миллиметре от его щеки, царапнула ухо. Он бросился к ближайшей пациентке, вместе со стульчиком сбил ее.
Сам отполз в сторону. Продолжал кричать:
- Все! Легли!!!
Но подростки не спешили выполнять его команду. У них всегда была замедленная реакция, а в критической ситуации бедняги откровенно «поплыли».
Флегматичная Галя отвернулась от мольберта и с любопытством оглядывалась по сторонам. Фанат живописи Костик вообще ничего не замечал. От усердия высунул язык и продолжал прорисовывать ствол яблони.
Снова шарахнул выстрел, и Костя молча упал – рука так и продолжала сжимать кисточку.
«Они не понимают! Они просто не понимают, что происходит! - в отчаянии подумал Дик. – Их за руку надо тащить!»
Вскочил, бросился к Гале – и немедленно получил пулю в плечо.
Девушка с удивлением посмотрела на клочья свитера и красное пятно. Нахмурила брови, спросила:
- Ты испачкаться?
И в следующую секунду упала сама.
С улицы, по счастью, уже несся рев серен.
Но прежде чем полицейские ворвались во двор, выстрелы сразили еще троих. Потом раздался финальный хлопок – у забора.
И все стихло.
[1] Очень хорошо (Англ.)
[2] Десять человек зарегистрировано (Англ.)
[3] Вызов (Англ.)