Разговор с человеком, который видел все: Rainbow Tribe и психотропную реальность расцвета хиппи, первых веганов Лагуна-Бич и закипающую кухню калифорнийского серфинга, занзибарский джаз и музыкальный экзорцизм у берегов Зимбабве. Все то, что мы изучаем всего лишь по документальным фильмам и художественной литературе — глазами очевидца
Мы читаем заголовки с приставкой «ТОП», увлекаемся журнальными лайфхаками, но упускаем главное — жизненный опыт обычных (и не совсем) людей. А без него не творится история. К тому же — разве можно рассуждать о прошлом, читая лишь выверенные сводки архивов и просматривая остросюжетные экшены, посвященные былым временам? Определенно, нет. Именно поэтому мы нашли очевидца.
Джен может, но не видит смысла называть фамилию и не любит говорить об ушедшем — ведь это все было, а значит не имеет смысла. Но для fresh& free женщина, которая в полной мере героиня нашего времени, сделала исключение и впервые за много лет окунулась в прошлое. Мы сидим в центре Убуда — того легендарного места на Бали, где молилась и любила Элизабет Гилберт — в доме, который построила Джен, пьем Bali Coffee, а из холла доносятся музыкальные импровизации местных жителей — сыновей и всех причастных.
— Джен, я была на одном из концертов Supa Kalulu (интернациональная группа сыновей Джен, где, кстати, поет девушка из Москвы. — прим. ред.) и мельком услышала пару фактов о вашей жизни. С тех пор меня не покидает мысль об этом диалоге — вы видели все, объездили полсвета и ваша энергия заряжает не хуже ристретто. Вы родились на Гавайях в 50-х. Какими были ваше детство и юность?
— Все было проще. У нас не было смартфонов, видеоигр, виртуальная реальность не заменяла настоящую. Природа и гармония. Семейными вечерами играли на укулеле — тогда никто не играл на пляже, это было частью family gathering (семейных посиделок. — прим. ред.). После уроков бежишь к океану, смотришь на волны и решаешь — а не словить бы парочку?
— Кстати, о серфинге. Уже появились лиши? (Лиш — веревка, с помощью которой доска крепится к ноге серфера. — прим. ред.).
— Они появились чуть позже. В своих первых и последних соревнованиях на Хантингтон-Бич я серфила без лиша.
— А почему последних?
— Я их выиграла — кроме меня было всего четыре женщины, в то время серфинг был больше про мужчин — но чуть не погибла. Я могла утонуть, и никто даже не знал. Помню — огромная 12-футовая волна (около четырех метров), в последний момент я решила выдернуть доску назад, но было поздно. Я полетела вниз, сильно ударилась головой о дно. Кислорода не осталось, в глазах потемнело, смотрю вверх — свет. Не поняла тогда, тот самый или правда поверхность близко. Отталкиваюсь руками, с силой выныриваю, глотаю воздух вместе с водой, меня накрывает следующей волной. Снова выныриваю, и какой-то парень плывет навстречу, толкает мне доску, которую потеряла. Это было спасительным плотом.
Мне было около 16, но океан не отпустил меня прежней. Все перевернулось, начала ценить жизнь, момент здесь и сейчас.
На берегу узнала, что я выиграла по результатам предыдущего проезда. Мне было около 16, но океан не отпустил меня прежней. Все перевернулось, начала ценить жизнь, момент здесь и сейчас. На лайн-ап (место, где серферы ждут волн. — прим. ред.) выплыла спустя год, но это был уже совсем другой серфинг — расслабленный, без борьбы и адреналина.
— Это не то, с чем сталкивается каждый. Что помогло восстановиться?
— Йога и музыка. Во время расцвета хиппи и движения Rainbow Tribe люди не только экспериментировали с психотропными растениями, как принято считать, но искали путь к себе, изучали индийские и буддистские практики, вегетарианцы-первопроходцы ходили с лозунгами «Люби животных, а не ешь», из Индии приезжали учителя йога-нидры. Кстати, наш ашрам возвышался на скале около серфспота Swami (Калифорния). Беременной я серфила именно там. Хочу добавить, что благодаря случаю на соревнованиях я пришла к музыке. Музыка всегда была частью меня. Оглядываясь назад, я будто слышу свой жизненный саундтрек. Только он всегда разный.
— У вас была музыкальная группа?
— Я играла на маримбе. Причем все произошло внезапно — ехала на велосипеде по Сиэтлу, внимание привлек красивый плакат. У меня было агентство, занимающееся разработкой принтов, дизайном шрифтов и вывесок. Так вот афиша извещала о фестивале маримбы. Я пришла на фестиваль, познакомилась с организаторами, и мы играли много лет. Общаемся до сих пор.
— Сиэтл… Гранж, времена Nirvana. Что вообще тогда слушали?
— О, музыкальная жизнь тогда бурлила. Помню, хотела сбежать на Вудсток через окно, но мама уговорила остаться (смеется). Слушали все: сегодня ты на хард-рок-концерте, а завтра слушаешь джаз или блюз в пабе неподалеку или киртан (форма религиозной индуистской музыки. — прим. ред.). Мой муж обладал степенью PhD (доктор наук. — прим. ред.) в области мировой этнической музыки, и мы шесть лет прожили в Африке: Зимбабве, Занзибар, Танзания…
— Расскажите об этом периоде.
— Параллельно с автопутешествиями и исследованиями муж работал над книгой о роли музыкального транса в местной культуре, мы наслаждались жизнью африканских буржуа и записывали пластинки. Джаз-бары были частью культуры. Не было ни одного вечера без музыки. Я знала всех легенд Зимбабве — Thomas `Mapfumo, `Louis `Mhlanga, `Oliver Mtukudzi Tuku’, Comrade Chinx, Adam Chisvo. С Энди Брауном мы записали песню Mapurisa, которую до сих пор играют мои дети, а с джаз-дивой Chiwoniso `Maraire мы жили в одном доме.
— А что насчет музыкального спиритизма?
— В Африке люди считают себя частью природы, единым организмом с окружающим миром. Верят в магию, если это можно так назвать. С помощью музыки исцеляются, призывают духов, играя на калимбе (африканский музыкальный инструмент. — при. ред.), просят у них совета по любым вопросам — от любовных до бытовых.
Важно уметь жить в моменте, останавливаться и не терять связь с природой. Это лечит, формирует личность.
Один из распространенных ритуалов — когда люди собираются возле реки, несколько дней без остановки играют на барабанах, распевают чанты, входят в транс и в завершающую ночь просят старейшин очиститься от злых духов. Помню, как родители привели худенькую девочку лет десяти. Во время ритуала она начала реветь басом, будто кричал злобный старик, трое крепких мужчин не смогли ее удержать, она вырвалась и убежала в лес. Девочку так и не нашли.
— Джен, а что постоянно толкало вас на путешествия? С переездом в Африку все очевидно, но почему после этого периода вы не остались на Гавайях?
— У меня была карьера, музыка, танцы, меня окружали исключительно творческие люди, но чего-то не хватало. Будто это было не про меня. Я всегда была близка с природой — каждый месяц ездила в Мексику, на музыкальной волне объездила половину Штатов.
— А где еще побывали?
— В Югославии, немного познакомилась с Москвой. Первое впечатление — выхожу из аэропорта, ко мне подходит мальчишка и спрашивает, откуда я:
— Из Штатов.
— Расскажите мне о музыке. Что сейчас слушают?
До сих пор помню эти загоревшиеся глаза.
— Как оказались в Индонезии?
— Однажды оказалась на Бали, и что-то переключилось. Я подумала — мы могли бы здесь жить. Семья согласилась. В течение месяца мы упаковали контейнеры и переехали с Гавайев.
— А чем вы занимались здесь?
— Я изучала яванскую архитектуру и продолжала заниматься дизайном. Мой дом построен исключительно по яванской технологии — тут ничего европейского. Бамбук, система креплений, конструкция крыши и стен — все. В детстве я хотела стать архитектором, возможно, это все оттуда. Сейчас я обучаю игре на маримбе учеников Green School — школы, из которой выходят будущие студенты Кэмбриджа и Гарварда. Это не просто школа, а целый эко-проект и комьюнити небезразличных людей, поэтому мне это близко. Мои сыновья были одними из первых выпускников.
— У вас три сына. Как вы успевали заниматься спортом, музыкой, строить карьеру, путешествовать и заниматься воспитанием?
— Тут снова о гармонии с собой и миром. Важно уметь жить в моменте, останавливаться и не терять связь с природой. Это лечит, формирует личность. Мой старший сын (знаменитый прорайдер Elan Bushell. — прим. ред.) как-то слишком увлекся какой-то игрой по типу тетриса, и я подумала — пора менять обстановку. Так началось наше двухмесячное путешествие в Оахаку. Мы шли пешком. Природа — то, что нас направляет. Я это усвоила в раннем детстве.
— А как найти путь к себе?
— Ответ — в тишине. Быть одному не значит быть одиноким. Красота окружающего мира всегда тобой. Единение с природой и есть путь к себе. Я помню, как очень хотела попасть в одну компанию, думала только о собеседовании, представляла будущее, которое еще не свершилось или никогда не свершится. И потеряла момент. Избегайте таких ошибок.
— Джен, актуальный сегодня вопрос — тяжело ли было женщине в те годы? Вы соревновались в мужском спорте, в одиночку открыли собственное агентство…
— Мой отец был пилотом и всегда воспитывал меня как сильного человека. Без гендерной привязки. В десять лет я уже умела водить машину, еще раньше каталась верхом. Я никогда ничего не доказывала. Все было как-то естественно. Меня будто несло по течению жизни, а я старалась заниматься дайвингом — быть в моменте и наблюдать. Да, были сложности. Но неудачи — лишь вопрос нашего отношения. Мы сами себе указываем путь, и неважно, какого ты пола. Важно, кто ты на самом деле. И это главный вопрос всей жизни.
— Сейчас вы знаете ответ?
— Чтобы понять, нужно жаждать узнать. Сейчас я ищу способы утолить эту жажду. Но одно я знаю наверняка — все меняется. И правда жизни — в том, чтобы всегда помнить себя. Мы теряемся в потоке дел, фокусируемся на внешнем. Это как солнце, которое светит, но вовне. И смысл в том, чтобы обратить свет на себя. Тогда вы все поймете.
Разговор с Джен натолкнул на мысль — да, казалось бы, истории неважны. Все проходит — чувства, события, люди… Но эти истории делают нас теми, кто мы есть. Не сумка из новой коллекции, не фотографии в Инстаграме, не общество с его догмами. А то, чем мы дышим, что мы делаем и что мы видим. Не прекращайте путешествовать и слышать себя.
Фото на обложке: Judith Veld.
Текст: Мария Занцевич.
Подписывайтесь на нас в соцсетях — это удобно:
Читайте также: