В одном из тысяч загаженных тупиков безликого города, прямо на мостовой лежал человек. Это был мужчина среднего возраста, приятной наружности и довольно сносно одетый, а учитывая то место, где он сейчас находился, и вовсе можно было подумать, что это заплутавший житель респектабельного центра случайно забрел в трущобы. Он лежал на спине, раскинув руки, с лицом, обращенным к небу. Для этих мест, где угроза исходит даже от тротуарных камней, его поза была неестественно расслабленной, в открытых глазах застыло удивление. Нависшие над ним перекошенные и скособоченные дома-муравейники, казалось, изучали его своими мутными глазами-стеклами, силясь понять, каким ветром сюда занесло эту песчинку, однако его отрешенный взгляд, безразличный к их интересу, был устремлен в синюю бесконечность. Все в его облике, и дорогой костюм модного пепельного цвета в едва различимую полоску, и аккуратная стрижка, и ухоженное лицо, абсолютно все говорило о том, что он чужой для этой части города. Чужой, как опухоль в толстой кишке. Здесь, в серых трущобах, как и в любом подобном месте любого из существующих городов, где людям плевать на то, как они выглядят и все их заботы связаны с тем, как достать деньги и пищу любым способом, здесь не очень-то чествуют богатеньких пижонов. Их ненавидят, стараются изгнать, выплюнуть из этой части города, но гораздо чаще их просто уничтожают. Задворки и пустыри трущоб прекрасно удобрены плотью и костями несчастных, которым, вольно ли, невольно, не повезло оказаться «не в то время и не в том месте». И не важно, день был или ночь. Здесь никто не спрашивал их имен, и никто не помнит их лиц, а их родственники не имеют даже последнего утешения – узнать, что же с ними произошло и где нашли они последнее пристанище. Это место подобно болоту – умеет хранить свои секреты. В конце концов, все они становятся пылью, что разносит ветер, делая этот город серым.
Тем удивительнее и абсурднее выглядел лежащий на дороге человек, смотрящий, подобно подвыпившему романтику, обуреваемому страстями очередной пылкой влюбленности, в небо. Однако человек не был подвыпившим романтиком, а красная полоска, идущая от уголка губ к подбородку – след от, заботливо кем-то вытертой, крови, и два склонившихся над ним полицейских в форме, довольно четко указывали на то, что человек мертв. Давно или не очень, не имело особого значения, хотя, скорее не очень давно.
Таким образом, все началось с того момента, которым другие истории, как правило, заканчиваются. Я был мертв. Вернее убит. Скорее всего, убит, хотя я уверен почти наверняка. И это мое тело в весьма неплохом костюме так нелепо сейчас распласталось на мостовой, окруженное откуда-то взявшейся полицией. Это довольно интересное ощущение, наблюдать за всем со стороны, и не образно, а как есть. Нет ни боли, ни сожаления, ни, даже, удивления. Где-то в верхней части, где раньше находилась голова, как блохи скачут мысли. Это как дежавю, только наоборот. Ты не думаешь, что это с тобой когда-то уже было, ты думаешь, что это вообще случилось не с тобой. И даже осознание того, что это твое тело сейчас лежит внизу не придает ощущения трагичности, скорее вызывает определенный интерес подобно фильмам категории «В». Смотреть, может, и скучно, но, порой, интересно, чем все закончится. И, да, есть еще один момент, который действительно угнетает, но который не сразу понимаешь. Ты напрочь не помнишь, кто ты и что произошло. Такая вот избирательная амнезия, или как там это называется у мертвых, понимать, что ты это ты, и тут, и там, внизу, но кто именно ты такой был, забыть.
Так или иначе, но на один вопрос я планировал получить вопрос прямо сейчас. Я поудобнее завис над местом действия и весь обратился в слух. Полицейские, один из которых был явно старше, и по возрасту и по званию, а второй, вероятнее всего, был новичком в полиции, склонились над моими останками и молча их осматривали. Видно было, что это все не доставляет им ни малейшего удовольствия. Спустя несколько минут старший легко ткнул мое тело несколько раз ногой и вздохнул.
- Вот какого черта этим идиотам здесь нужно? – сказал он. – Обдолбятся, а потом прут куда не нужно в поисках приключений и продажной любви. Готов поспорить, он или пьян или под кайфом. Был. А сейчас, когда из него выбили всю дурь, он уже торчит где-нибудь в раю или аду в ожидании ужина, а нам очередной прыщ на заднице и как хочешь, так и разгребай. Хотя, какой ему к чертям собачьим, рай… И почему нельзя было как обычно присыпать его где-нибудь на пустыре? Ему уже все равно, а хорошим людям никаких проблем.
Он достал пачку сигарет, прикурил одну и глубоко затянулся. Его молодой напарник, который в этот момент, наклонившись, внимательно осматривал мое тело, выпрямился и повернулся к нему.
- Шеф, он, похоже, не местный, - сказал он.
- Да ладно? – удивился старший и выпустил молодому в лицо дым. – То-то я гляжу – туфли не здешнего покроя. Ты издеваешься? От него за километр воняет Сохо. Ты лучше посмотри на эти рожи, что сейчас прилипли к окнам и скажи, что у этого богатенького придурка могло быть с ними общего.
- Шеф, вы не поняли, я про то, что его убили не здесь. Его сюда принесли. Есть ряд признаков, которые указывают…
- Сынок, - перебил его старший с едва скрываемым раздражением, - я скажу тебе главную причину, почему ты прав и почему нет смысла тратить время на очевидные вещи. Оглянись по сторонам, мы в гетто, при том в самой его заднице. Здесь убивают, даже если ты куришь Винстон, а не крутишь самопал. Теперь посмотри на него внимательно, и ответь мне на один вопрос – как далеко смог бы пройти человек в костюме Бриони, и с часами, подожди – в этот момент он слегка задрал мне левый рукав – да, с часами Ролекс в этом районе? Как по мне, так пару кварталов, и то, если удача в этот вечер была на его стороне. Ну и, скажем, метров сто он мог бы еще ползти. Все. Поэтому абсолютно очевидно, что дальше он уже не напрягался. Кто-то приволок его сюда, как я понимаю, планируя, что его найдут и сбросят в какой-нибудь отстойник, где он мирно упокоится среди таких же, как он, и где его никто никогда не найдет. И почему этого не случилось – для меня загадка, ибо здесь это называется обычный день. Но, так или иначе, теперь это наша, и, хочу заметить, очень большая проблема. За этого щеголя, одетого как премьер министр, наверняка кто-то спросит, а хуже того, будет подгонять и постоянно требовать результата, а, значит, о списании дела в безнадежные можно забыть. Так что пыхтеть нам придётся по полной.
Признаться, вся эта история начинала меня утомлять. Нет, каким-то образом я понимал, что именно такими и бывают будни полиции. Кроме того, спроси моего мнения, я тоже искренне хотел бы убраться отсюда как можно быстрее. Хотя, скорее, я бы вовсе не хотел здесь оказаться. Но так уж случилось, что в этом месте пересеклись наши пути, вернее их и моего трупа, а посему, если кто-то мечтает скорее сделать отсюда ноги, то для этого нужно хоть что-то делать, а не стоять и ныть об очевидном, оскорбляя и пиная того, кто уже не может ответить. Кстати, нужно запомнить, похоже, я не очень любил полицейских...