Школу я ненавидел. Каждое утро шел до неё по одному из двух маршрутов, либо дворами через Аэрофлот, либо по 20 лет, а потом по Рахова - так было на пять минут дольше. Чаще ходил вторым маршрутом. И пока шел, играл в разведчика – будто я Штирлиц, которого забросили в глубокий вражеский тыл и продержаться нужно еще пять лет, четыре месяца и пять дней. Помогало.
Кругом темень, сугробы выше меня, ветер в лицо и я весь такой, как струна, как нерв весь – в логово. Сам. И подвига моего не узнает никто. Есть за что себя уважать – пять лет, четыре месяца и пять дней. А всего будет десять.
- А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, - этой фразы я боялся больше всего. Эта фраза означала провал. Штирлиц однажды был на грани провала, как раз после этих вот невинных слов. Помните, Мюллер улыбнулся устало, и предъявил Вячеславу Тихонову его же отпечатки пальцев, которые нашли на чемодане радистки Кэт?
И Мюллер попросил, и Штирлиц остался. Попробовал бы он не остаться. После уроков. А ведь ещё пять лет, четыре месяца и уже четыре дня. Фигня совсем. И главное, день этот не хуже других был. Обычный такой день с врагами. И не предвещало ничего и вдруг, на тебе – попрошу остаться вас, Штирлиц. Да остался я, остался! И что теперь?
И вот сидит Штирлиц в Гестапо под замком, спички из коробка высыпал на стол, фигурки разные из них складывает и всякий раз у него слово «капец» получается и думает, как бы половчее Мюллеру объяснить, откуда взялись отпечатки его, Штирлица, пальцев на чемодане с радиостанцией этой самой Кэт? Понятное дело, он этот чемодан таскал, он же не знал, что Мюллер будет с него отпечатки снимать. Если б знал, ни за что не стал бы помогать!
Стоп! – подумал Штирлиц, - Как это не стал бы помогать? Я же офицер, дважды, причем, офицер – один раз Красной армии, второй раз немецкий и оба раза мужчина в самом расцвете сил! А мужчина, разрази меня гром, должен помогать женщине переносить тяжести на дальность расстояния! Даже если в чемоданах у женщин вражеская радиостанция. Ну, для Мюллера вражеская, - хихикнул Штирлиц и в снова вывернулся из паскудной ситуации. Живой и без двойки в дневнике.
С тех самых пор я внимателен к женщинам с поклажей. И главное, школу-то закончил давно, а привычка осталась – то пакеты с продуктами поднесу до лифта, то коляску помогу через сугробы перевалить. Однажды даже донёс до ларька упавшую в обморок продавщицу. Думаешь из вежливости? Нееет, всё конспирация, будь она неладна. А ну как Мюллер попросит остаться и снова про папиллярные линии? А я ему, такой:
- Старина! – и весело хлопну Мюллера по плечу, - да почем я знаю, откуда на них на всех мои отпечатки?! Я же офицер, тысяча чертей!