Здравствуйте, дорогие читатели моего канала. К публикациям "Боевой путь участника Второй Мировой войны, Великой Отечественной войны, бывшего узника немецких фашистских концлагерей", я буду вставлять приложения о жизни папы не только на войне и в плену, но из мирной жизни. В которых отражу жизнь в его фотографиях, документах, письмах любимой супруге, детям, родственникам и друзьям, поделюсь своими воспоминаниями об отце.
Все мы когда то бывали на вокзалах, ездили на поездах, либо в командировку, либо в путешествие, и встречали различных людей их повадки особенности характеров. Вот и сегодняшнее очередное письмо о наблюдении Савелия Пименовича за людьми, как интересно он описывает "персонажи," которые ему встречались на пути в санаторий в Карпаты.
ТЕКСТ ПИСЬМА
Здравствуйте, мои дорогие.
Прошло немного времени м тех пор, как я оставил вас, а кажется уже очень давно.
Сегодня наконец-то прибыл в санаторий, с каким-то неприятным волнением я отправлялся и ехал в эти края, которые напоминают мне мои прошлые страдания.
Дорога оказалась нелёгкой очень перегружена, трудно было закомпостировать билет в Ленинграде, к тому же на Варшавском вокзале курортники компостировали вместе с командировочными, и очередь получилась больше, чем общая. Закомпостировать мне всё-таки удалось в общей кассе и то, потому что ни кто не брал в мягкий вагон. Это было очень тяжело, так как я уже провёл одну бессонную ночь в вокзале, а на гостиницу нечего было, и надеяться: места были все заняты.
Ночь в вокзале, провёл не без приятности, хотя и сам я бродил полусонный, но в тоже время в душе смеялся над другими бродившими время от времени по залу. Посмотришь с головы до ног и удивительное увидишь преображение человека, в особенности к утру, когда особенно клонит ко сну.
Вот проходит солидная, полная дама: куда делось кокетство, ухмылки, наигранность в манерах с лицом суровым, полным даже жестокости ползёт, как клякса по залу. Именно ползёт. Чулки ослабели, собравшись в некоторых местах в гармошку, а что случилось с ногами: изогнулись не только в коленях, а даже голень изогнулась вперёд дугообразностью.
А вот ещё один экземпляр. Это мужчина средних лет. Ему видно немного удалось вздремнуть на скамье, а теперь ёжится от холода, вобрав голову, не покрытую головным убором, в воротник элегантного пальто. Спереди посмотришь на него: виднеется едва обросшие мхом глазки, сзади и совсем интересно: торчат из под воротника во все стороны взъерошенные волосы, начинающие редеть и седеть.
Спустился с головы ниже. На спине вырос горб, настоящий горб. Руки засунуты глубоко в карманы, плечи сравнялись с воротником, пальто широкого покроя собрались на животе в большую складку; а брюки, брюки изящные перестали подтягиваться хозяином, и они вынуждены больше держаться за ботинки, чтобы совсем не соскочить, подметается пол, посыпанный опилками.
Вот ещё шествует интересная фигура. Это высокого роста офицер, артиллерийский капитан. Да, в нём-то стройности хватает; просто позавидуешь: голова немного вскинута назад, глаза как-то остановились, почти естественно, спина прямая, руки чуть ли не швам, ноги в прекрасных галифе и зеркально начищенных хромовых сапогах передвигались, кажется, по своей воле, не сгибаясь в коленях. Да это фигура неподражаема.
А вот ещё один. Это видно борется с богиней сна мужественно. То сядет на скамейку, то пройдётся по залу, обросив взглядом сидящих, как будто проверяя всё ли в порядке, и не лезет ли кто-нибудь, к кому-нибудь в карман и не там что ли чемодан, хотя жульничества сейчас становится меньше; да и сам время от время пощупывает свои карманы, стараясь это делать незаметно для других, но сразу бросается в глаза его беспокойство за задний карман, левый карман пиджака и пальто. Не трудно догадаться, что именно в этих тайниках у него хранятся ценности.
Спокойно прогуливался пожилой полковник, привыкший за свою длительную службу и различного рода передвижениям, переездам в любой час дня и ночи, в любое время года, в любую погоду. На нём нет, и тени утомления. Свежее лицо, непринуждённая походка, правильные движения говорят о выработанной воле этого человека.
На скамейках, расположившись по возможности, спят пассажиры. Некоторые так распались, что издают такой страшный храп так и кажется, полопаются ноздри.
Я присел на некоторое время рядом со спящим мальчиком-цыганом. Он очень крепко спал, сидя, но по беспокойству его во сне можно было судить, что боится воров.
Он, не просыпаясь, вдруг начинал ворочаться, привставать даже пытался, видимо попасть руками в карманы проверить наличные, но неизбежно всегда его руки попадали не в карман, а за пояс штанов и там он уже давал он волю рукам. Руки, что-то быстро перебирали, с боков или навстречу вперёд, как бы кого-то, окружая, а то вдруг скрестился позади. Я долго наблюдал эту картину, но вспомнив о возможных претензиях позднее ко мне, я решил переменить позиции.
В 8 часов вечера поезд двинулся на Львов. В купе оказалась семья в 3 человека. Муж с женой сын лет девяти. Муж еврей, жена русская.
Вечером, когда легли спать, сильно стало охлаждаться в вагоне вентиляторами. Мы (имею в виду попутчика) лежали на вторых полках, на нас особенно подуло сильным ветром. Попутчик мой стал надоедать жене, что она бы не выдержала на второй полке: очень, мол, уже холодно и что хорошо не она лежит на второй полке. Ветер между тем не прекращался. Попутчик мой взбунтовался, готов был бежать к проводнику за помощью. Жена ему предложила спуститься вниз, затем подала драповое пальто, а он всё убеждал её в том, что хорошо не она на его месте, хотя жена его просил поменяться местами. Бедняга храбрость поменял бы на благополучный низ определённо; подуй только свежий ветерок ещё несколько минут, но вентилятор остановил свою работу, ветер прекратился. Герой наш, почувствовав это, встал немного выпрямляться и вылезать из под одеяла и пальто, выражая улыбку, на перепуганном лице. Затем он ещё долго говорил жене о том же, что хорошо всё-таки она внизу лежит, а на наверху, что он то выдержал эти страсти, она то нет.
Наутро у него заложило нос. Явные признаки простуды и, пожалуй, как он говорил, прихватил воспаление лёгких. Нелегко было жене – врачу уговорить его в без основательных его убеждениях. Из всего этого можно судить о поведении сына и вообще благополучие семейной жизни: мужчина – стал в семье оказывается нытиком, хлюпиком.
По дороге во Львов случилось наблюдать ещё ряд интереснейших моментов нашего воспитания и картин быта.
В одном из купе мягкого вагона, в котором ехал я, следовала во Львов солидная дама с сыном. Сыну лет 12-13. Дама, в общем-то, ничего особенно не представляла, таких у нас стало много, судя по внешнему виду. Больше всего привлекает внимания сын. На первый взгляд он покажется больным: этот ребёнок имеет пухлое лицо, руки, ноги, начинает заметно проявляться живот. Держит он себя «солидно» со взрослыми, суётся в разговоры, руки держит в карманах, взгляд нахальный, очумелый. Кроме матери с ним едет, по-видимому, няня.
Если бы только это и всё, но замечателен этот парень, замечательна и его мать не этим.
Как-то мальчику потребовалось в туалет. Один он, видимо, не привык ходить в такие места: его сопровождают мать и няня. Туалет оказался занят, и несколько человек стояли в тамбуре, ожидая очереди. На стоящих в очереди эта тройка не обратила внимания и стали ломится в дверь уборной, но дверь упорно не открывалась, а ожидающие предупредили в невежестве этих из мира вон выходящих. Мать решила найти выход из положения с помощью бутылочки. Командированна была няня за бутылкой, так стремглав помчалась в купе, не замечая ни кого на пути, сметая своим полным кругом встречающихся. В тамбуре возмутились. Там ведь были мамы и с маленькими детьми спокойно ожидали своей очереди, только этот жирный навозный червяк не мог потерпеть хоть бы выхода пассажира. Няня уже в тамбуре с бутылочкой, готовая прийти на помощь своему питомцу. Но публика вознегодовала и не позволила безобразничать в общественном месте благовоспитанному ребёнку и его матери, правда, его пропустили без очереди.
Неприятность ещё большая была впереди. Когда поезд подходил к Барановичам, опять упомянутому «младенцу» захотелось в уборную, но они были уже закрыты, так как поезд подходил к большой станице. Опять мамаша и няня растерялись в поисках выхода из положения, а выход всё-таки нашли: мать распорядилась, чтобы сынок помочился в коридорчике против купе проводника, и это с удовольствием сделал без зазрения совести, а проводница за предупреждение была обругано нахалкой, невеждой.
Вот какие мальчики изредка встречаются. Думаю, что превосходят Илью Обломова.
Во Львове опять пришлось ждать поезд до 11 часов ночи, а поезд прибыл в 9 часов утра. Не знал куда потратить и время. Решил просто побродить по городу немного, хотя иметь представление о нем. Во Львове я купил кожаные перчатки тебе и себе, особенно симпатичные тебе, но боюсь, что будут малы (размер около 6 и 5,5).
В Ленинграде я купил себе шёлковую бабочку (крейделинованую) совсем белую, двое хороших носок. Думаю, что тебе удастся купить хорошие пальто не здесь во Львове или Ленинграде. Там не покупай, разве только пыльник, а пальто подожди.
Ну, будьте здоровы. Крепко целую вас отец и муж.
22/VI –55.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...