Вован был человеком надежным, спокойным и основательным. Каждое утро, проходя мимо рамки металлоискателя в большом, сверкающем роскошью для масс торговом центре, за которую, собственно и отвечал Вован, женщины продавцы, особенно одинокие и за..., с облегчением вздыхали, что теперь с торговым центром точно все будет хорошо - враг не сможет пройти незамеченным.
Вован не был готов размениваться по мелочам и понравившейся женщине "в теле", тут он был непоколебим, сразу же предлагал сойтись и жить. Против детей он ничего не имел против, более того, он их по - своему любил, добирая своего собственного детства играя на полу в железную дорогу или лего.
Мужик он был хоть и за пятьдесят, но еще ничего, и исправно по утрам тягал гири, отвергая всю нетрадиционно ориентированную "педерасню", включая фитнес клубы со всеми "смузями".
Афганская война наградила Вована толстым шрамом разделяющим его череп на две неравные половины и титановой пластиной удерживающей его лобные доли компактно на предназначенном им месте, что, впрочем, не всегда помогало.
Периодически Вован пропадал со своего рабочего места на неделю и возвращался похудевший и помятый. Женщины продавцы волновались, пытались узнать здоров ли Вован и не нужно ли ему свежесваренного куриного бульону или даже борща.
"Ну и ладно, а кто нынче не пьет, человек то хороший"- обсуждали женщины проходя мимо Вована после рабочей смены - то ли устав от одиночества, то ли от отсутствия защиты и мужского плеча для поплакать.
"Вот дура то" - перешептывались женщины по поводу очередной отказавшейся от своего женского счастья. " Вован то, глянь, опять один" - недоуменно переглядывались и, одновременно, расцветали, радуясь появившейся надежде.
"Вован" - говорил укоряюще участковый, " ты эта, нельзя тебе пить на, знаешь ж на"- оформляя очередной протокол. " "Сядешь ж бля на, бля" - говорил с болью в голосе, заменяя острые чувства народными эпитетами пришедшими к нам, как говорят, от татаро-монголов.
Вован винился, опустив титановый лоб, он не мог проследить, ухватить, хоть как-то проконтролировать тот самый момент, когда всего после третьей бутылки пива та, которую он любил за крутооформленные бедра и полные груди, неожиданно превращалась в "духа", душмана и автоматный шквал накрывал его с головой. Крики, хлынувшая кровь, разорванное человеческое мясо тех, кто еще совсем не успел пожить, все это смешивалось в единый дьявольский ужас, превращая уютную мирную жизнь Вована в Панджшерское ущелье.
И что было опять с этим делать и как выйти из зловещего замкнутого круга мотающего его уже столько лет по одному и тому же маршруту Вован не знал, но верил, что смерть прийдет и его отпустит и станет сразу же легче, как становилось легче тем тяжелораненным пацанам, которых нельзя было оставлять душманам.