За что отчисляли из военных вузов? Один случай я уже описал, теперь ещё одна история.
Как ставили в наряд в мои курсантские года? У замкомвзвода был разлинованный листок, на котором он вёл учёт нарядов: очередные, внеочередные. Были определены места и даты нарядов. Формально, график нарядов подписывал курсовой командир, но по факту он не глядя подмахивал то, что подавал замкомвзвода. Замкомвзвода – это твой товарищ, курсант. Хорошие отношения с этим человеком гарантировали возможность сходить в наряд тогда, когда тебе надо и туда, куда тебе надо.
В чём разница? Разница очень большая. Вот, скажем, караул. С одной стороны, это возможность поспать 8 часов вместо четырёх, пусть и отрезками по два часа, а с другой стороны, два часа на посту – это не сахар. Или вот столовая. Тут как повезёт. Вполне реально было уйти на отдых вместе с ротой, а можно было застрять с мойкой котлов далеко за полночь. Лично я предпочитал наряд по медчасти. Ночью спишь в казарме, вся твоя работа – принести еду в стационар и помыть полы.
Самый ад был попасть помощником начкара, помощником дежурного по связи или дневальным в штаб. Помощником начкара ходили только младшие командиры, а сидеть на телефон или непрерывно мыть полы могли поставить кого угодно.
Наш замкомвзвода, Вася Чечёткин, имел у нас нулевой авторитет. Субординацию и внешние приличия мы, конечно, соблюдали. Реально все вопросы решались командирами отделений между собой.
В третьем взводе четвёртой роты ЗКВ был некто Ваня Жестянкин. Огромный парень с толстенной шеей, широкими плечами и пудовыми кулаками. В училище он быстро втянулся в гиревой спорт, бокс и тяжёлую атлетику. С подачи взводного был назначен младшим командиром.
Одному человеку были даны все права – право сильного, право старшего по званию. Первый слушок, который пополз между казармами, касался того, что за Ваню делают все задания на сампо.
Добрался этот слух и до ротного. Ротным в четвёртой роте был некто майор Гусейнов. Необычный человек. Построения четвёртой роты проходили существенно дольше. Причиной была любовь Гусейнова к разговорам. Услышав, что за Жестянкина учатся, Гусейнов построил роту и при всех спросил у ЗКВ, правда ли это?
– Товарищ майор, в целях улучшении успеваемости взвода, я регулярно прошу тех, кто хорошо занимается, помогать отстающим. Личным примером я показываю, что ничего позорного в таких обращениях нет! – Бодро отрапортовал Ваня.
Гусейнов говорил намного больше. Он похвалил младшего командира за находчивость и ведение воспитательной работы. Он заочно отругал тех, кому безразличны неудачи товарищей, ведь взвод – это боевой коллектив. Долго выступал, с примерами.
Дни шли, пролетела первая сессия и в четвёртой роте случилось ЧП – драка. Курсант Барсуков подрался с Жестянкиным. Что из этого вышло, не сложно догадаться. Со слов многочисленных очевидцев, Барсуков вошёл в помещение для бытовых нужд и ногой ударил сидящего Жестянкина, который мирно сидел и пришивал подшиву.
С ротой было проведено воспитательное мероприятие, касающееся уставного обращения друг к другу и необходимости не допускать развития конфликтов. Курсанту Барсукову ещё раз было предложено перечитать присягу и не устраивать истерик по поводу того, что все три наряда в месяц пришлись на воскресенье. Естественно, беседу проводил майор Гусейнов.
А потом ротный пошёл на повышение – преподавателем огневой подготовки. В часть прибыл майор Гаврюшкин, который, при полном отсутствии растительности на голове в конце 60-х не мог иметь другой клички, кроме как «Фантомас». И этот самый Фантомас разбушевался. Воспитательные лекции были заменены воспитательными хозработами, воспитательными нарядами и воспитательными комиссиями. Младшие командиры полетели со своих должностей, кто соображал быстрее других, понял, что времена формалиста-пофигиста Гусейнова прошли. Жестянкин соображал туго.
Влетел он на графиках нарядов и увольнений. Гаврюшкин вместо слепого подписывания стал их изучать, а после изучения – копать.
И нарыл Гаврюшкин вопиющее безобразие. Желающий получить увольнение в город по выходным должен был заплатить Жестянкину три рубля. Серьёзно, если учесть, что первокурсник получал 7-8 рублей в месяц. Право выбора наряда оценивалось в один рубль. Запуганный взвод молчал, свидетелей и потерпевших не было. Помня «разборки» в исполнении Гусейнова, многие курсанты не верили, что Жестянкина накажут. А раз так, то и нечего портить с ним отношения.
Но Гаврюшкин был не такой. Убедившись, что никто показаний не даст, ротный добился появления королевы доказательств – признания Жестянкина. И обратился в военную прокуратуру.
Для дачи показаний вызывали даже меня, хотя, будучи в другой роте я мог пересказать только слухи. Жестянкин вертелся как уж на сковородке, обвинял руководство училища в том, что это они его так воспитали. В итоге он исчез.
Что с ним было – нам не доложили. В училище сняли замполита, зама по строю; Гусейнова отправили на пенсию. Гаврюшкин, впрочем, тоже не прижился – осенью его отправили в какую-то часть.