Как ни кощунственно это прозвучит сегодня, но тюремный замок, долгое время оставался лицом Харькова. Его монументальное здание, находясь в каких-нибудь 500 метрах от парадного подъезда вокзала, не могло не обратить на себя внимания приезжего.
В 1920-е годы здание поспешили убрать с глаз долой, заслонив брутально-конструктивистской мощью новой архитектуры. Благодаря дому для рабочих-железнодорожников на горизонте теперь не маячило ничего лишнего и не лезли в голову неприличные для "благополучной" советской действительности вопросы. В 60-е годы характерный силуэт и вовсе стал теряться в дворах и переулках разростающегося индустриального центра. А к началу 70-х любой заезжий гость вряд ли мог даже вспомнить, что где-то рядом высилось олицетворение другой, неприглядной жизни.
Топонимическая характеристика "где-то" сегодня очень точно отражает местоположение тюремного замка. Рядом с ключевыми артериями города и, самое главное, с вокзалом. Но сможет ли указать точный маршрут к нему даже местный житель - большой вопрос. Есть адрес Малиновского, 5, нет утилитарного смысла. Стоит себе четырехэтажная громадина, а что внутри - попробуй догадайся без вывески. Что ж, здание в полной мере наследует традиции прошлого - о том, что творится за решеткой и высоким забором исправительных учреждений, тоже ведь знали не многие. Нынешние любознательные пусть довольствуются лаконичной характеристикой из справочника города "производственные помещения".
Слово замок в первоначальном названии тюрьмы было совсем не случайным. Именно его употребил император Александр 1, посетив Харьков в 1817 году и распорядившись возвести достойную замену обветшавшему и морально-устаревшему острогу.
Некоторые краеведы уверяют, что над проектом потрудился француз Шарлемань Боде. О его архитектурных достижениях известно не много. Куда больше о скульптурных талантах, благодаря которым иностранец был не заменим при оформлении дворцовых парков и интерьеров. Тут же всё-таки требовался мастер совсем другого профиля. Тем не менее, тюремно-замковый комплекс получился вполне убедительный. Круглые башни олицетворяли что-то вроде местной Бастилии. В 1823 году он принял первых заключённых.
Сохранились свидетельства о режиме учреждения в конце 19 века. Всё было почти по-домашнему для постоянных обитателей, в основном тех, кто совершил правонарушение впервые и оно не относилось к категории тяжких, и строгая дисциплина - для временных, действительно опасных преступников, прибывающих сюда как на промежуточную станцию своего длинного этапа. Всё стало меняться после 1917 года. Сначала порядки, а потом и качественный состав заключенных. После Второй мировой, в связи с большими градостроительными планами, был у местных властей соблазн сравнять сооружение с землей. Тем более, что набирал силу прямой конкурент замка - всё более разрастающаяся тюрьма в районе Холодной Горы. Но планы оказались преждевременные. Советская власть вступила в полосу ожесточенной борьбы с освободительным подпольем на западе Украины. Через всю республику шли эшелоны с бандеровцами и "вражескими пособниками" . Харьков, как крупный железнодорожный узел, просто не мог оставаться в стороне. Словом, тюрьма на Малиновского, 5 послужила еще какое-то время делу строительства светлого будущего. По-настоящему остро вопрос о её судьбе встал уже в 60-е годы. Жилые дома вплотную подступили к охранным вышкам, а из окон некоторых квартир даже просматривался тюремный двор. Проблему решили кардинально, закрыв учреждение и уничтожив его наиболее характерные признаки - те самые башни и главный корпус. Так остался один четырехэтажный особняк, небольшое административное здание, куда со временем вселилось районное отделение милиции, и обширный пустырь, застраиваемый то гаражами, то жилыми домами.
Память о тюремном замке, вроде бы, срубили под корень. Но она не выветривается просто так и не закрашивается краской. Специфический и стойкий дух наверняка чувствуется в том же отделении милиции. А четырехэтажная цитадель служит зримым напоминанием былой монументальности.
Массивные стены, с едва проступающими элементами декора, вычурным карнизом и характерными для позапрошлого столетия решетчатыми окнами словно подсказывают внимательному наблюдателю: история не умирает, даже если кто-то хочет о ней забыть.