Автор: Николай Соснов
Читайте Пролог, Главу 1, Главу 2, Главу 3, Главу 4, Главу 5, Главу 6, Главу 7, Главу 8, Главу 9, Главу 10, Главу 11, Главу 12, Главу 13, Главу 14, Главу 15, Главу 16, Главу 17, Главу 18, Главу 19, Главу 20, Главу 21, Главу 22 романа "Крепость" в нашем журнале.
ГЛАВА 23. КЛЯЗЬМИН
14 ноября. Радиограмма. Тайно и лично. Начальнику Первого отдела Управления Рыночной Стражи.
Слава Благодетелям!
Вслед за своим источником направляюсь к Кораблю. Точное местонахождение объекта станет известно через несколько дней. Передам координаты при первой возможности.
Подпись: Шлем.
Заключенные рудника номер два блаженствовали, доедая остатки баланды, перед отправкой в «поместья» - одиночные подземные клетушки, на которые разбит отрытый под деревянным навесом барачный окоп. Поместьями их называли потому, что в них можно было поместиться, только подвернув ноги.
После ужина Евлампий отделил Гордея Клязьмина от других пожизненных и увел к Зверю под предлогом выдуманного малозначительного проступка. Десятник не обратил на это никакого внимания. Сержант Зверь издавна развлекался, причиняя боль каторжанам, а у десятника сегодня была забота поважнее. С последней партией доставили хорошую девушку, по слухам даже непорченую, хотя в это верилось слабо. Тюремщики и конвоиры, чай, тоже не дураки. Теперь десятник примерялся как бы обесчестить девицу вперед охочих людей из начальства. Запугать потом, если и вправду целенькая — пусть покажет на солдат из конвоя.
Клязьмин и Евлампий всего этого знать не могли, а потому просто радовались, что новый десятник, обычно любопытный и собаку съевший на доносах, сегодня задумчив и рассеян. Зверь встретил сообщников у штольни. Евлампий, сдав Клязьмина сержанту, тут же ушел, чтобы встать на стреме, пока его сослуживец побеседует с главарем подпольного кружка, созданного Алфавитом на каторге.
- Почему в неурочный день? - спросил Клязьмин. - Случилось что?
- Случилось, - подтвердил Зверь, с хрустом потягиваясь. Под форменным кафтаном проступила рельефная мускулатура рук. - С планом побега возникла проблема.
Клязьмин знал Зверя. Сержант — стреляный воробей, из-за ерунды не запаникует.
- Отложить надо или совсем отменить? - уточнил каторжанин.
Зверь помотал головой и зыркнул на Клязьмина зелеными глазищами:
- Треба ускорить. Иначе успеем только на тот свет.
- Раскрыли кого? - спросил Клязьмин и похолодел от собственной догадки.
- Нет, - Зверь снова отрицательно качнул головой. - Голубя прислали из Столицы с шифровкой для нашего тиуна. Какие-то шишки скоро нагрянут с ревизией, а у них тут отчетность по серебру как тришкин кафтан.
- Вон оно как, - Клязьмин еще до конца не понял в чем все-таки дело, но нутром уже ощутил, что ситуация складывается крайне серьезная.
- Сегодня с утра тиун меня к себе зазвал, одного, - продолжил Зверь. - Ты же знаешь, мы с ним вместе служили еще в карательной команде. Так он без обиняков предложил: собери надежных бойцов. Вырежем остальную охрану, каторжников и из начальства, кого он укажет. И в бега с остатками серебра. Каждому за это по пятьдесят гривен, а мне — все сто.
Клязьмин от волнения не устоял на ногах, плюхнулся задом на голую землю. Страшно стало от одной мысли, что свобода, ради которой покорно нес он много лет тяжкий свой крест и которой словно манны небесной ждали его братья и сестры, эта желанная свобода, может скоро прийти к ним в обличье аллегорической старухи с косой. Зверь присел рядом на корточки и принялся медленно набивать трубку дурман-травой. Отдышавшись, Клязьмин задал главный вопрос:
- Когда?
- Думаю, у нас не больше половины месяца. Ревизоры сначала на первом руднике побывают, но в Столицу должны вернуться к началу нового года. Вот и считай.
- Не успеем или попадемся. Прокрустово ложе, - пробормотал Клязьмин.
- Чего? - не понял Зверь.
- Есть такая легенда, - объяснил Клязьмин, - о разбойнике Прокрусте. У него кровать была короткая. Когда человек ложился во весь рост, или ноги не влезали или голова. Лишнее он отрубал. Я и говорю: или опоздаем с побегом или поспешим и без должной подготовки нас выловят. Да и зимой бежать глупо, перемерзнем в лесу.
- Не суетись, Гордей, - посоветовал Зверь. Сержант выглядел спокойным и собранным. - Без моей подмоги то письмо тиуну все равно, как филькина грамота. Он же никому из офицеров и солдат доверять не может, кроме своего телохранителя и меня.
- Что-то конкретное предлагаешь?
- Да. - Зверь затянулся дурманом и выдохнул пару клубов режущего ноздри вонючего дымка. - Не побег двух десятков узников, а восстание всей каторги. Они серебро гребли лопатой и наворовали каждому на смертную казнь, так что подчистят за собой без пощады. Вопрос ребром стоит, Гордей: или мы их зароем или они нас.
Клязьмин не колебался:
- Согласен. Надо еще благословение совета нашей группы получить, но уверен, они одобрят. Деваться-то некуда. Механизм продумал?
- А то! Предлагаю вот как поступить. Я отберу в отряд убийц отбросов: жадных, но хилых, пьющих и трусливых. Тиуну скажу, чтобы он переставил людей в сменах, и все мои лиходеи оказались вместе в карауле, причем с огнестрелом. Остальным стражникам устроим праздник, соберем в столовой и напоим хорошенько медовухой с сонным зельем. Когда гуляки повалятся дрыхнуть, начнем убивать других дежурных, которые не за тиуна. Затем прикончим спящих пьянчуг. И… - Зверь взял драматическую паузу, вновь наполнив легкие дурманом.
- И? - в нетерпении поторопил собеседника Клязьмин.
Сержант прочистил горло и, хитро ухмыльнувшись, продолжил:
- И наступит наш черед. Во время пьянок личное оружие положено изымать и запирать на складе, чтобы кулачные бои пореже заканчивались смертоубийством. Ты заранее отберешь тертых калачей, человек пять из наших. Я тихонько выпущу вас из поместий и приведу на склад. Вооружитесь и подойдете к столовке. Выждете, пока убийцы прикончат последних солдат. Как подам сигнал, кинетесь и перебьете людей тиуна. И рудник наш! Начальство само на коленки опустится.
Зверь рассказывал, а Клязьмин смотрел в его глаза, мертвенно-зеленые, словно подернутые болотной ряской и вспоминал ходившие о сержанте слухи, леденящие кровь истории о его кровожадности и жестокости. Смотрел и гадал, какой из них настоящий: тот Зверь, который любит мудрое книжное слово, или тот, кто одним волевым усилием приговорил к предательской смерти сотню своих собратьев по оружию? Или оба они настоящие?
Зверь, видимо, что-то увидел у Клязьмина на лице, потому что прервался и спросил:
- Не по нраву тебе мои идея, Гордей?
- Тебе не жалко солдат? - ответил Клязьмин вопросом на вопрос. - Все же служили вместе, байки травили, пили вино? Ты рассуждаешь, будто букашек собрался давить.
Зверь посмотрел на Клязьмина так, что тот на миг испугался: сейчас ударит. Но охранник не поднял руки, а сказал потускневшим голосом:
- Зря сомневаешься. Я Императору присягал из-под палки, а наше с тобой соглашение заключил добровольно и потому его соблюдаю.
- Я не о том, - встрепенулся Клязьмин.
- Да нет, ты именно о том. Мысль твоя такая: и как это среди нас может быть столь свирепый человек? Уверять в доброте и мягкосердечии не стану. Зверь я и по имени и по натуре. Только ведь и волк любит свою стаю, а врагам ее горло рвет безо всякой пощады. Слов из песни не выкинешь: служил в карательном отряде, убивал, пытал, преследовал. Но того Зверя больше нет. Умер я и заново родился. Теперь искупаю грехи покойника. Помнишь, как у Некрасова в поэме: исполинский дуб точу крохотным ножом.
Клязьмин уже досадовал на свою мимолетную слабость. Зверь — соратник, проверенный годами совместной работы, внимательный и заботливый товарищ. Сколько пудов соли вместе съедено! Не стоило бередить его незаживающую рану. Теперь прерываться поздно, надо испить горькую чашу до дна. Однако, Зверь приятно удивил, сам прекратив обсуждение:
- Ладно, историю моего обращения в книжники ты знаешь. Канительные разговоры давай отложим на другой раз. На светлое будущее. В настоящем же наша первейшая задача — сохранить людей.
- Все верно, - подтвердил Клязьмин. - Предположим, мы победили. Что дальше?
- Освобождаем крамольников, вооружаем их и выводим с рудника за пределы Империи, - Зверь, видимо, продумал все до мелочей, - и расходимся кто куда захочет. Разбойных людей разберем отдельно: безобидных с собой возьмем, остальных снабдим едой и запрем в штольне.
- Может, тоже отпустим? - нерешительно предложил Клязьмин. Он сознавал, что опасно выпускать на волю орду воров и грабителей, но не хотелось оставлять имперским властям даже их. - Вдруг ревизия запоздает? С голодухи перемрут.
Зверь покачал головой:
- Ты с дуба рухнул? На одного крамольника приходится трое разбойных. Притом каждый второй по мокрому делу ходил хоть раз. Если их отпускать, придется оружием снабдить. Иначе в лесу не выживут. Поделимся оружием - тут-то они нас и раздавят. Сам же видишь их поведение. Чуть им ослабят узду — тут же начинают гнобить заключенных. Хорошо, я офицериков наших запугал бунтом, теперь бандитам спуску не дают. А то они бы на каторге порядки завели, как в шайке. Нет, брат, с разбойными каши не сварим…
В то время, как Клязьмин и Зверь, приткнувшись у входа в заброшенную штольню, обсуждали полученное тиуном письмо, сам управляющий каторгой снова и снова перечитывал его, сидя за накрытым узорчатой белой скатертью столом у себя на квартире. За окном отчаянно бранился недавно нанятый пожилой денщик Яшка, за рубкой дров ненароком сломавший удобное топорище. Он никак не мог найти подходящее полено, чтобы вырезать новое, и потому густо крыл матом весь мир от земли до неба. Его бас давил на слух, и тиун невольно скривил пухлые губы, в очередной раз жалея, что взял прислугу из вольных. Другие начальники приспособили каторжан в ординарцы, но тиун себе расслабляться не позволял. Жулье брать себе дороже, а приближать вольнодумцев — донесут собственные подчиненные, и никакой Шакиров не защитит.
Шакиров. Да, Шакиров отправил проклятого голубя с указанием ожидать от него палачей на зачистку каторги. Только тиун не дурак, чтобы поверить, будто хитрый казначей даст ему упорхнуть. Когда тиун сыграет роль скомороха в балаганной сценке разбоя и пожара, испекут его заживо на тех же угольях. Вырвут клещами признание, где припрятал собственную долю серебра, и обратят затем в пепел.
Дудки! Тиун поджег драгоценный клочок бумаги от свечи и бросил его в глиняную чашку. Он наблюдал, как жадно питается огонь чернеющей бумагой и думал о рукописной учетной книге в кожаной обложке и переплете из двух деревянных дощечек. Сколько заплатит за нее Шакиров? Пять тысяч гривен? Десять? Двадцать? Заплатит и тридцать, лишь бы превратить ее в кучку лохмотьев.
Тиун не собирался погибать в угоду интересам казначея и потому не сообщил Зверю истинного содержания шифровки. Шакиров велел разоружить побольше солдат и содействовать внешнему нападению. Что же, пусть шлет прихвостней. Они явятся на пепелище, а потом казначею придется купить учетную книгу и другие важные бумаги. Скажем, за сорок тысяч? Или за пятьдесят?
Вошел денщик. Порыв ветра проскользнул вслед за ним в раскрытую дверь и погасил слабый язычок пламени в глиняной чашке. Записка догорела не полностью, но тиун не обратил на это малозначительное событие никакого внимания, погрузившись в радужные мечты о роскоши, дорогих лошадях и красивых наложницах. Позже, уложив хозяина спать, Яшка опустошил пепельницу и тщательно изучил уцелевший угол листка, а затем воспроизвел сохранившиеся на нем слова в донесении, той же ночью переданном в руки его настоящего начальника — прикрепленного к руднику офицера службы следопытов.
Продолжение следует...
Уважаемые читатели! Роман "Крепость" является продолжением романа "Сокровище", опубликованного в нашем журнале. Если Вам нравится роман "Крепость" и хочется узнать с чего начались приключения его героев, перейдите, пожалуйста, в Эпилог романа "Сокровище". В верхней части Эпилога Вы можете найти ссылки на главы романа "Сокровище" и ознакомиться по ним с романом в полном объеме.
Нравится роман? Поблагодарите журнал и автора подарком.