Моему поколению удалось еще застать жизнь тех стариков и старух, которые родились в конце 19 века или начале 20-го. Я имею в виду прежде всего тех, кто относился к сельским жителям.
В основной массе они не имели возможности получить даже начального образования, поэтому как носители родного языка полагались на свой опыт или опыт своих родителей, просто окружающих людей. Именно в крестьянской среде возникла и «процветала» в нашем языке народная этимология (наука о происхождении слова). Многие чужеземные слова крестьяне подвергали звуковым изменениям. Да так, что слово, не теряя своего первоначального смысла, всё же несло в себе и иное значение, понятное тому, кто это слово произносил, употреблял.
Часто перелицовывала чужие слова и моя хозяйка, старушка, у которой я квартировал, будучи учителем-первогодком в сельской школе.
- Вот, - жаловалась мне бабка, - растянула при косьбе руку, поехала в полуклинику, а меня к нервологу послали, нервозы лечить. Ничаво не знают доктора. Всё у них наполовину, всё у них полу-. Сама травами лечусь, своими мазями. Вон моя лечебница, это им не полуклиника, - и бабка показала на поветь, где под осиновыми жердями сушились всякие травы.
А так как у бабки была хворая рука, то она наказала мне отбить косу: косить траву приспела пора, а лезвие косы затупилось. До этой поры мне не приходилось этим заниматься, но отказать бабке было стыдно, и я, кое-как приноровившись, простучал по лезвию, стараясь изо всех сил ровно тянуть непокорный металл. Как я ни старался, но получилось не острое прямое лезвие, а нечто похожее на зубья пилы.
Бабка насмешливо оглядела мою работу и сказала: - Учитель ты, по ученой части, сказывают, хороший. А по жизни ты всё ёще скудент. В быту скудно всё умеешь, немощен для хозяйства. - Да, для быта я еще студент, учиться мне надобно, - согласился я и отбивал косу до самого вечера, пока бабка не приняла мою работу. В полдень следующего дня, когда мы с бабкой выкосили нашу делянку с травой, старушка позвала меня посидеть в тени да попить чаю. - Пошли в полусадик, - пригласила она меня. В палисаднике мы наслаждались прохладой, и я не без удовольствия вслушивался в бабкину речь, которая изобиловала народной этимологией, фонетически переработанными словами из чужеземной лексики.
По дороге мимо нашей избы шел известный всему околотку чиновник из заготконторы. - Скупулянт, - комментировала бабка. Он и в самом деле был скупщиком всякой продовольственной всячины по деревням, удачно и безнаказанно спекулирующим на скупленном по дешевке у колхозников.
- Глянь-ка, - шептала бабка, - разъелся, спинжак на пуговку не стянешь на пузе, а в руках вродекуль. Из газеты вызвать бы на него скоропадентов, они скоро падают на такие дела. Пусть пропишут об его грешной жизни…
Наш с бабкой персонаж сел у подножия тополя, вытащил из ридикюля бутылку «Солнцедара» и стал пить прямо из горла. - Тьфу, бурдовую гадость тянет. По бороде заготовителя стекали бордовые капельки дешевого вина…
…Ушли из жизни старики и старушки, не стало носителей этой необычной теперь языковой культуры. Но мне почему-то жаль, что этого симпатичного перевирания чужеземных слов более не будет, исчезнет и эта народная этимология, которую не встретит в жизни современная молодежь. Разве только в текстах писателей-
