С чего всё началось
На мысли, которые легли в основу этой статьи, меня навел спектакль Красноярского ТЮЗа «АлиSа». Этот спектакль получил множество театральных наград, а в 2016 году завоевал специальную премию жюри самого престижного российского театрального фестиваля — «Золотая Маска». Постановка произвела большое впечатление на меня и на мою четырёхлетнюю дочку своими захватывающими спецэффектами.
Но когда впоследствии я стал осмыслять спектакль, рассказывать о своих впечатлениях знакомым, я не смог при всём уважении к проделанной артистами работе ничего прибавить к словам «впечатляюще» и «эффектно». Ещё во время просмотра меня посетила мысль, что передо мной не театр, а цирк-иллюзион с яркими сложными номерами и клоунскими интермедиями. Алиса парила по сцене и над залом, Шляпник шествовал по вращающемуся столу, с помощью мэппинга оживала огромная голова Чеширского Кота. А между этими событиями выбегали Трулляля и Тралляля и забавляли детишек нехитрой клоунадой.
Впечатляюще. Но ни уму, ни сердцу. В отличие, кстати, от сартровских «Мух», поставленных в том же театре тем же режиссёром и заставивших меня очень серьёзно размышлять во время спектакля и ещё много дней спустя.
Казалось бы, а чего я ждал от очередной интерпретации «Алисы в Стране Чудес», и вправе ли я был чего-то ожидать? И вот здесь начинаются размышления о смысле данной сказки и кэрролловском произведении как культурном феномене.
Культурный феномен Алисы
Популярность сказки Льюиса Кэрролла в мире огромна. Достаточно вспомнить, что в 2006 году правительство Великобритании включило сказку об Алисе в число двенадцати «икон английской культуры», наряду со Стоунхенджем и Библией короля Якова. Ещё Честертон писал, что «это книга, без которой не может считаться полной ни одна библиотека джентльмента». Но это в Великобритании. А в других странах? В Российской империи и в Советском Союзе сказка переводилась и издавалась неоднократно. Её переводом занимались такие видные писатели, как Владимир Набоков и Кир Булычёв.
Астрономы назвали ряд планет именами, связанными с этим произведением. Небесные тела называли в честь Алисы Лидделл, прототипа главной героини, и даже в честь Дины, кошки Алисы. Многие мыслители и теоретики приписывали произведению глубокое философское содержание. Например, американский математик Джон Кемени в качестве эпиграфа к главе о науке и нравственных ценностях в своей книге «Философ смотрит на науку» взял фрагмент диалога Алисы с Чеширским Котом.
Количество зарубежных изданий «Алисы» бессчетно, огромна исследовательская литература, посвящённая ей. Не менее обширно количество интерпретаций: экранизаций, радио- и музыкальных постановок, инсценировок, компьютерных игр, не говоря уже об отсылках в различных произведениях культуры, подражаниях и прочем. И объём этого всего непрерывно растёт, как снежный ком. Даже имя Алиса стало безумно популярным, в том числе в нашей стране, благодаря культурному феномену «Алисы».
Современные родители не хотят, чтобы их дочери были Идеями или Марксизами, они хотят, чтобы их дочери были Алисами. Почему?
Собственно, книгу современные любители кэрролловского сюжета зачастую и не читают (книги для них скучны вообще и наполненная абсурдными разговорами и пародийными стишками «Алиса», в частности), они имеют дело с разнообразными интерпретациями и воплощениями Страны Чудес в кино, мультипликации, компьютерных играх и т. д.
Интерпретации и новые смыслы
Интерпретаторы смело выкидывают из своих версий куски и целые главы, удаляют «ненужных» персонажей. Например, вы редко встретите на экране Грифона и Черепаху Квази, которым в сказке Кэролла посвящена целая глава (глава и правда довольно скучная).
При этом интерпретаторы стремятся привнести в сказку что-то своё, наполнить её неким новым содержанием. В этом плане весьма любопытна «диснеевская» мультипликационная версия «Алисы в Стране Чудес», вышедшая в 1951 году. Авторы, несмотря на жёсткую цензуру, сумели нарисовать пародию на американское общество в сцене бега по кругу и даже сделать забавный намёк на классовую борьбу в песенке «Морж и Плотник».
В советской музыкальной сказке 1976 года, в том числе благодаря песням Владимира Высоцкого, были усилены некоторые философские и политические проблемы (см. бунтарские и антиколониальные мотивы в «Песне попугая-пирата», рассуждения об исторической ответственности в «Песне об обиженном Времени» и т. д.).
Авторы компьютерной игры «American McGee’s Alice» постарались прочитать сказку в стиле психологического хоррора, вооружили Алису ножом и сделали её пациенткой психиатрической лечебницы. А знаменитый режиссёр Тим Бёртон (многое позаимствовавший у компьютерной игры) сделал свою Алису значительно старше и постарался связать сюжет с проблемой взросления: Алиса не хочет замуж и предпочитает заняться бизнесом (а именно колониальным ограблением Китая).
К проблеме взросления обратился и режиссёр Красноярского ТЮЗа. Его Алиса, как и у Бёртона, заметно старше и тоже попадает в Страну Чудес повторно. Алиса мечтает о возвращении в страну своего детства, но оказывается неспособна это сделать. Как написал один из критиков, «если дети, вероятно, воспринимают историю конкретно и событийно, то взрослых этот довольно грустный спектакль оставляет наедине с чувством невозможности вернуться в неизбежно утрачиваемое, с рассуждением о потерях взросления».
Две разных Алисы
Стоит отметить, что «Алиса» современного масскульта отличается от оригинальной сказки не только в плане исключения или привнесения каких-то элементов, но и в плане трактовки образов.
Современная Алиса (Алиса массового сознания) обычно стремится в Страну Чудес и радостно приветствует творящиеся в ней чудеса, в то время как Алисой Кэрролла двигало любопытство, то есть желание понять и осмыслить происходящее. Изначальная Алиса постоянно спорила с абсурдом Страны Чудес и её персонажей и стремилась привести происходящее к некой логике. Она пытается воспитывать участников «безумного чаепития», она спасает ребёнка из дома Герцогини, то есть поступает в соответствии с этикой, логикой и приличиями.
Точно так же и Белый Кролик в современном прочтении превратился в таинственного проводника в потусторонний сказочный мир. Однако, если бы «массовый поклонник» сказки заглянул в книгу, то он бы увидел, что Кролик вовсе не собирался Алису куда-либо заманивать или приглашать, он бежал по своим делам. Сам автор отмечал, что Кролик создан для контраста с главной героиней. «В противовес её "юности", "дерзости", "энергии" и "целеустремлённости" ему соответствуют такие черты как "преклонный возраст", "робость", "слабость" и "нервная суетливость"».
Изменилась и сама Страна Чудес. Кэрролловская страна была довольно неуютна, почти все персонажи отталкивали главную героиню, кричали на неё и были заняты своими делами. В современной Стране Чудес Алису (т. е. читателя) ждут с распростёртыми объятиями, то как избавительницу, то как дорогую гостью. Возможно, эти изменения отражают нарциссизм современного потребителя, которому постоянно хочется видеть себя центром вселенной и в любой стране получать «хороший сервис».
«Так что же? - воскликнет апологет современного масскульта. - Чем глубже и гениальнее произведение, тем больше у него возможных прочтений и интерпретаций. Так что каждый увидит в нём что-то своё». И будет неправ. Наибольший простор для интерпретаций предоставляют не самые глубокие произведения, а самые пустые. Именно пустоту можно заполнить любым содержанием.
С Андерсеном или Экзюпери так не поступают
У «Алисы в Стране Чудес» нет явной идеи, нет какого-либо отчётливого посыла или морали, и это развязывает руки интерпретаторам. Вот почему из этой сказки с такой лёгкостью понаделали всего — от хоррора до порно. Согласитесь, что со сказками Андерсена или «Маленьким Принцем» Экзюпери так поступить гораздо сложнее.
«Маленький Принц» тоже очень популярная сказка, но при её экранизациях и прочих воплощениях авторы стремились быть максимально точными, и не так уж много фантазировали. Во всяком случае, превратить Маленького Принца в бизнесмена, как это сделал с Алисой Бёртон, никто бы не решился. И это потому, что сказка Сент-Экзюпери предельно этически насыщена. В то время как в «Алисе» никакой этики нет.
Собственно, именно за безэтичность, отсутствие морали и явной идеи и ругали сказку Кэрролла её первые критики. Первая реакция публики на «Алису в Стране Чудес» была по большей части отрицательной. Автор первого обзора книги в 1865 году назвал приключения Алисы странными и делал заключение: «Мы полагаем, что любой ребенок будет скорее недоумевать, чем радоваться, прочитав эту неестественную и перегруженную всякими странностями сказку». Похожим было отношение и большинства прочих критиков.
Не более благожелательными были и отзывы на первые переводы сказки на русский язык. Вот как высказались на этот счёт в 1879 году в журнале «Женское образование»: «Есть книги, о которых и десяти слов сказать не хочется, до того они ниже всякой критики. Лежащее перед нами издание принадлежит именно к их числу. Бессодержательнее и нелепее этой сказки или, вернее, просто небывальщины (так как в создании сказки предполагается участие фантазии) трудно себе что-нибудь представить».
Признание к произведению пришло лишь на рубеже XIX-XX веков.
И надо отметить, что, с определённой точки зрения, первые критики были правы: чтение «Алисы в Стране Чудес» — довольно утомительное занятие не только для ребёнка, но и для взрослого. Моя дочка, с восторгом посмотревшая театральную постановку и советский мультфильм, не смогла выслушать и полутора глав книги.
Что же касается «философских глубин», приписываемых сказке Кэрролла в связи с содержащимися намёками на различные философские и математические понятия и идеи, тут надо сказать, что отсылка ещё не является идеей и остаётся лишь отсылкой, намёком, но не привносит ничего своего. Эти аллюзии лишь помогают выстроить форму произведения, но не составляют его содержания.
Маленький кабинетный бунт
Так что же снова и снова заставляет интерпретаторов и широкую публику возвращаться в Страну Чудес? Что объединяет разнообразнейшие трактовки сказки? Настало время поговорить о действительном содержании произведения Кэрролла.
Первые критики ругали «Алису в Стране Чудес» за бессодержательность и безыдейность. Но в этом и заключалось содержание и главная идея книги — это был маленький кабинетный бунт английского математика и диакона против нравов Викторианской эпохи.
XIX век стал пиком развития буржуазной Англии, пиком, за которым уже не чувствовалось дальнейшего прогресса. Буржуазия уютно и солидно обосновалась на верхушке общества и навязала свои ценности и нравы прочим классам, будучи поддержана в этом англиканской церковью.
Жизнь самой буржуазии и всего общества оказалась подчинена интересам накопления капитала, которое требовало от каждого трезвости, пунктуальности, трудолюбия, экономности и хозяйственности. Эти нормы пришлось усвоить даже королеве Виктории и вслед за ней всем аристократам. Благородным господам пришлось отказаться от роскошной жизни своих предков во имя (хотя бы и лицемерного) подчинения пуританской морали.
Соответственно, в прочих классах английского общества копилось недовольство господством буржуазии. Как писал Маркс, предпосылками возвышения буржуазии были «с одной стороны, обесценение заработной платы и земельной ренты, а с другой — рост промышленных прибылей. Иными словами: в той мере, в какой пришли в упадок класс земельных собственников и класс трудящихся, феодальные сеньоры и народ, в такой же мере возвысился класс капиталистов, буржуазия».
Сильнее всего страдали рабочие, ведь это их хозяева жизни превратили в полунищих пролетариев, вынужденных работать почти круглые сутки либо оставаться без работы и куска хлеба. Рабочие были недовольны буржуазными отношениями, капиталистическим способом производства. Они с ним и боролись, образовав Лейбористскую партию.
Положение аристократов оказалось куда более сносным. Им пришлось лишь отказаться от прежней роскошной жизни, смириться с показной пуританской религиозностью и внешними приличиями новых хозяев жизни. Поэтому со времен Английской буржуазной революции аристократия больше не решалась оспаривать господство буржуазии и обходилась фрондой.
Проявлениями этой аристократической фронды в XIX веке стали «дендизм» — показное франтовство части аристократической молодёжи — и литература абсурда, представителем которой стал, например, Эдвард Лир, автор знаменитых «лимериков», оказавших некоторое влияние и на сюжетные ходы сказок Кэрролла.
Буржуазная этика требовала от любого явления, в том числе от искусства, полезности. Всякое литературное произведение, будь то роман или детская песенка, должно было содержать ясное нравоучение о буржуазных добродетелях (скромности, воздержании, экономности, умеренности, трудолюбии, почитании старших и т. д.) или о религиозной морали. Первопроходцы английской литературной сказки, Рэскин, Кингсли и Макдоналд также насыщают свои произведения христианскими назиданиями.
Напротив, литература абсурда была подчёркнуто неутилитарной, чисто развлекательной и пародийной. «Нонсенс ради нонсенса; подобно тому, как бывает искусство для искусства», - писал Честертон. В этом и был смысл такой литературы и вызов установившимся вкусам.
Английский абсурд действительно и есть более сдержанная и осторожная теория «искусства ради искусства». «Нет, глупцы, нет, зобастые кретины, из книги нельзя приготовить желатиновый суп, из романа — пару сапог без швов... Клянусь кишками всех пап будущего, прошедшего и настоящего времени, нет и двести тысяч раз нет... Я принадлежу к числу тех, которые считают излишнее необходимым; моя любовь к вещам и людям обратно пропорциональна тем услугам, которые они могут оказать», — писал Теофиль Готье в предисловии к роману M-lle de Maupin.
Хотите лучше узнать, что случилось?