Валентин Петрович стоял на берегу и переводил полный отчаянья взгляд с безымянного пальца правой руки на морские волны. Сквозь их равнодушный плеск слышался ему укоризненный голос супруги, Евдокии Васильевны, женщины строгих правил и незыблемых, словно могильная плита, моральных устоев.
-С пальца смыло, значит? Похудел на нервной почве? С чего бы тебе нервничать, Валя? Или совесть не чиста?
-Чиста! - отчаянно пискнул Валентин Петрович в пространство, словно находившаяся за тысячи километров супруга могла его услышать.
И не лгал.
Всего час назад он сошел с поезда, где сильно перенервничал, всю ночь не сомкнув глаз.
***
Валентин Петрович впервые уехал в отпуск один, без супруги. Евдокии Васильевне пришлось отбыть к умирающему родственнику, коего она хоть и в глаза не видала, но справедливо полагала, что по кровной линии именно ей должно достаться кругленькое наследство, ежели таковое имеется. Валентина Петровича брать с собой смысла не имело, ляпнет еще что-нибудь не то, красней за него потом.
-Ты как ребенок, Валя, честное слово,- качала головой Евдокия Васильевна, сажая мужа в поезд.
-Не волнуйся, Дюшенька,- отвечал Валентин Петрович, - я справлюсь.
Он прижимал к груди пакет с отварной, еще теплой курицей, ему было боязно,и в то же время робкое предвкушение чего-то нового легонько щекотало внутри.
-Стерегись женщин,- сдвинула брови Евдокия Васильевна,- они хищницы. Гиены. Чуют, когда без присмотра мужик, так и норовят...
Валентин Петрович был о себе, как о мужчине, не очень высокого мнения, поэтому супружняя забота вызвала в нем недоумение, смешанное с благодарностью и умилением. Он заверил Евдокию Васильевну, что верен лишь ей до гробовой доски, чем заслужил одобрительное похлопывание по щеке и сухой поцелуй в лоб.
-Контрольный,- пошутила супруга, раскатисто хохотнув на прощание.
***
Половину пути Валентин Петрович проехал в приятной расслабляющей компании вареной курицы, однако вторая половина омрачилась соседкой. Ее пышная фигура, белая кожа и румяные щеки наводили Валентина Петровича на мысли непристойного характера. Фигурировала в них пекарня, пухлые ладони в муке, жаркое пламя печи, лукавые взгляды и нежные округлости. Валентин Петрович завернулся в тоненькое одеяльце и всю ночь грыз куриную кость, вызывая в памяти образ Евдокии Васильевны, но безуспешно.
Поэтому совершенно не удивительно, что ,сойдя с поезда, он отправился прямиком на море, остудить пыл и смыть дорожную пыль. Волны приняли хилое тело без восторга, покатали по камушкам, да выкинули на берег, оставив себе его неутоленные желания, прелый дух вареной курицы и обручальное кольцо.
***
Робкое, щекотавшее предвкушение уступило место страху и крепкому алкоголю. Целыми днями просиживал Валентин Петрович у моря, в надежде, что оно сжалится и вернет ему потерянное сокровище. Образ Евдокии Васильевны теперь неотступно преследовал несчастного. То стояла она, уперев крепкие руки в мощные бедра, укоризненно качала головой, на лбу ее пролегала трагическая складка, с сурово сжатых губ готов был слететь приговор. Или хваталась вдруг за сердце, тяжелой поступью удалялась в спальню, из за закрытых дверей доносились всхлипы, запах корвалола, доктора, ах нет, не надо доктора, всю жизнь мою, лучшие годы...подлый, подлый изменщик... Валентину Петровичу от этих видений хотелось выть в звездное южное небо, в умопомрачении пил он горькую и поверял свои горести сушеной селедочной голове, брошенной на пляже безответственными отдыхающими.
Под конец отпуска, когда его понурая, засиженная чайками фигура гармонично слилась с местным пейзажем, удача улыбнулась Валентину Петровичу златозубой улыбкой смуглого продавца безделушек. Разобрав сквозь сбивчивые стенания и прерывистые всхлипы, в чем суть дела, златозубый жестом фокусника вытащил из-за уха Валентина Петровича колечко.
Валентин Петрович сперва пал на колени, благодаря за чудо, но потом, критически оглядев кольцо, скуксился. Было оно, конечно, похоже, но сияло фальшивым блеском, и обмануть опытный глаз Евдокии Васильевны не имело ни малейшего шанса.
Делать, однако, было нечего, время возвращения домой неумолимо приближалось, и Валентин Петрович решив, что в поезде что-нибудь придумает, поспешил в гостиницу приводить себя в пристойный вид.
***
Ритмичный стук вагонных колес коварно погрузил Валентина Петровича в крепкий сон. Придумать он ничего не успел, пробудился от зычного окрика проводника, призывающего сдавать постель, в прострации сошел с поезда, добрался до дома и позвонил в дверь. Правую руку он на всякий случай спрятал за спину.
Евдокия Васильевна оглядела мужа пытливо, словно натуралист редкое животное, брезгливо отметила непрезентабельный внешний вид, с тайным удовлетворением посетовала, что без присмотра совсем себя запустил, и милостиво разрешила пройти в квартиру.
Валентин Петрович, поражаясь собственному хладнокровию, прошествовал в ванную комнату, где первым делом сорвал с пальца поддельное кольцо, бросил в унитаз и нажал на слив. Затем он придал лицу скорбное выражение и уже открыл было рот, чтобы огласить ванную комнату приличествующим случаю трагическим воплем, как в дверь позвонили.
-Валентин, открой! – приказала из кухни Евдокия Васильевна.
Валентин Петрович послушался.
На пороге стояли два дюжих грузчика и большой аквариум, в котором плавала самая настоящая русалка.
Прежде чем Валентин Петрович успел сказать, что ничего такого ни он, ни супруга его, Евдокия Васильевна, не заказывали, грузчики удалились. Русалка подняла на Валентина Петровича распутные, с поволокой, глаза, распахнула пухлые губы и выдохнула нежно:
-Повенчаны мы с тобой, добрый молодец. Море нас соединило.
Она вытянула вперед правую руку, на пальце блеснуло кольцо.
-Дюшаааа! – жалобно воззвал Валентин Петрович, мышью шмыгая в спальню.
-Кто там пришел, Валя? – спросила Евдокия Васильевна.
Но Валентин Петрович не отвечал. Он зарылся в подушки супружеского ложа и признаков жизни не подавал.
***
Целую неделю Валентин Петрович и Евдокия Васильевна ели уху и другие рыбные блюда. Ели, да нахваливали.
Image by David Mark from Pixabay