Эта история не похожа на другие мои рассказы. Тут и придумывать нечего, моя задача была сидеть и слушать. И запоминать. Да, такие истории точно надо запоминать.
Не думаю, что вы здесь найдете что-то смешное. Включайте тихенько-грустный настрой и ползите читать.
_______________
— Ой, девоньки, что со мной и Василием Николаевичем приключилось, когда мы жили на Курилах! — Полноватая старушка отклонилась на кресле и на минутку замолчала, чтобы произвести интригу. Рюмочка была опустошена.
— Аппендицит. Телеграфировали главному, что такой случай. Да, надо операцию. А я на четвертом месяце, ой девоньки!.. Сказали ждать корабль.
Хрусталь поблескивал в вечернем полумраке. Никому не хотелось включать свет, нарушать темп повествования. Старушка отодвинула тарелку, полную бульона от фаршированных болгарских, и принялась чертить пальцем на скатерти группу Курильских островов.
— Мы жили на Урупе. Здесь было мало военных, один пост. Человек сорок, старпом, четыре офицера, Колупаев, не знаю, на какой он был должности, и военный врач — наш Василий Николаевич. Оперировать на Урупе было некому. Главное командование размещалось на Итурупе, это остров южнее, — пухленький пальчик проскользил по скатерти ниже предполагаемого Урупа.
— Операцию назначили на Кунашире. Это нужно забрать еще больше на юг. За мной пустили... как же его назвали... Военный мореходец, во.
Все затаились. Дышали тихонько.
— Мы жили на стороне Охотского моря, туда и хотели пустить мореходец. Но в тот день на Охотском был жуткий шторм, и он не смог подойти. Телеграфировали. Договорились, что меня заберут с берега Тихого океана. А туда ж 25 километров! Сейчас это тьфу, а тогда... — она многозначительно посмотрела на всех, кто сидел за столом. Никто не решался подложить себе салатик, харизма старушки и умение держать интригу брали свое.
— Был лютый февраль, я сказала? Да, девоньки.
Помолчали.
— Делать нечего, пошли. Да как пошли! Для меня соорудили носильно-санитарную конструкцию. На нее тулуп, на него меня, на меня еще один тулуп. Замотали, чтоб не упала.
— Чтоб не вырвалась! — пошутила ее шестидесятилетняя дочь, входя в комнату с чайником и печеньем.
Посмеялись. Помолчали.
— Мы с Василием Николаевичем познакомились на школьном вечере. Я в девятом классе, он в десятом. Тогда он с девочкой дружил, они то сходились, то расходились. А когда он в меня влюбился, забыл помириться с ней. А мне он был пофигу!..
Вздохнула.
— Дура была, эх дура. Я вертела им, как хотела. Когда замуж позвал, я решила, что надо образумиться. Вышла за него и забыла про себя.
Помолчали.
— Нельзя так, девоньки. Надо про себя думать. А я, — махнула рукой, — а я хозяйством занялась, да и перестала выбрыкивать. Дура... Так, почему грибной с черносливом никто не ест?
Положили грибной с черносливом.
— Упаковали меня в эти носилки и понесли. А там же сопки! А там же метель! Меня сопровождало двенадцать солдат. Где-то там был и Василий Николаевич, но меня так закрутили, что я ничего не видела. И вот мы идем, с сопки на сопку забираемся, — старушка провела рукой в воздухе, показывая волну.
— 25 километров. Сейчас это тьфу! А тогда мы шли с пяти утра до пяти вечера.
Все охнули.
— На половине пути, когда дорога стала полегче, было решено шесть человек отправить обратно. Еще шесть продолжили меня сопровождать.
Подлили в рюмочки. Помолчали.
— Добрались до берега Тихого ровно, когда начался прилив. Отлив еще ладно, а прилив... Мореходец оставили вооон там далеко, — она вытянула руку над столом, будто ее ждали за овощной нарезкой. — Пустили за мной шлюпку. Огроменная такая, по одну сторону человек десять поместится да по другую еще десять. Меня, значит, связанную, положили на дно шлюпки. Сопровождающие присели, как пришлось. Отплыли немного, и стала набираться вода, девоньки. Ой, не знаю, то ли разбились, когда меня грузили, то ли уже в пути появилась брешь, но вода набиралась. Все повыскакивали в ледяную воду, а я, связанная, лежу и только вижу, как вода наливается. Живот разрывается от боли, аппендицит, девоньки. Да еще беременная я. Лежу, вода подступает, никого не вижу... Никого не вижу, и вдруг старпом из воды появился, меня развязывать начал. Тут и другие головы над водой показались. Где там был Василий Николаевич, уж не знаю. Февраль, ууу, лютый февраль. Вода ледяная... Выбрались, да. Как до Кунашира доплыли, не помню, ой не помню, девоньки.
— Тетечка Верочка, а сколько вам лет тогда было?
— Двадцать два.
Ferasa, 25-27.6'19