В СССР существовало два искусства — официальное и неофициальное, практически подвальное. Представители первого получали правительственные заказы, постоянно выставлялись и даже ездили за границу со своими работами, входили в состав творческих объединений и их возглавляли, учили молодежь рисовать и получали награды.
Представителям второго зачастую приходилось несладко. Нонконформистов ссылали в сталинские лагеря, запрещали рисовать, не выставляли, сажали за тунеядство и даже объявляли врагами государства. Интересен факт, что ко второй категории принадлежат в основном авторы-авангардисты. Интересен он тем, что именно представители нонконформистской живописи и скульптуры первыми начали превозносить молодую советскую власть после победы революции. Тем не менее.
Нельзя сказать, что после сталинского «завинчивания гаек» и во время хрущевского их «развинчивания» власть не пыталась принять творчество абстракционистов. Увы, контакта не случилось. В самом начале зимы 1962-го произошло событие, благодаря которому борьба с современным искусством в СССР вышла на новый виток.
Первого декабря в Манеже открылась большая экспозиция, что была приурочена к 30-летнему юбилею Союза художников — его московского отделения. Часть выставки — несколько маленьких залов на втором этаже комплекса — заняли полотна живописцев студии «Новая реальность», которой руководил Элий Белютин. В экспозицию вошли работы Веры Преображенской, Тамары Тер-Гевондян, Анатолия Сафохина и других.
Предложение поучаствовать в выставке для Белютина стало громом среди ясного неба, а потому экспозицию собирали буквально в последний момент — ночью перед открытием. Есть много версий того, почему белютинцы получили приглашение в Манеж. Первая: вернисажу пытались придать больший масштаб, привлекая новые имена. Вторая: академики, знавшие о визите генсека, решили привлечь того к процессу шельмования современного искусства. Если это так, то приглашение было грубой провокацией.
Прибывшего на выставку Хрущева привели в залы, где были развешены холсты представителей классического направления, в том числе Татлина и Грекова. Уже на работах Роберта Фалька Хрущев начал, как говорят, «ломаться» — живопись этого мастера была ему непонятна. К слову, тогда под горячую руку генсека попали не только авангардисты — Эрнст Неизвестный, участвовавший в манежной экспозиции, тоже получил свою порцию оскорблений.
Конфликт нарастал, как лавина. Поднявшись на второй этаж недовольный Хрущев трижды обошел залы с работами авангардистов, затем поинтересовался у находящихся тут же художников происхождением, и потом перешел к оскорблениям. Эту речь давно расхватали на цитаты, а потому нет смысла ее приводить полностью. Хрущев унижал художников и их творчество, кричал, что его внук рисует лучше, категорично требовал запретить «эту мазню» и «прекратить это безобразие». В сердцах генсек даже предложил отправить художников на лесоповал — отрабатывать народные деньги. Но после выставки арестов не последовало.
Уже на следующий день, после выхода правительственной «Правды» с гневным изобличающим коммюнике, москвичи поспешили в Манеж чтобы собственными глазами увидеть искусство, ставшее причиной высочайшей ярости. Увы, ни полотен авангардистов, ни работ Фалька они там уже не нашли.