Вот ведь какая штука - кто-то при вопросе о том, какая для него Россия, скажет об индустриальных миллионниках Урала, за которыми начинаются бескрайние таёжные леса, кто-то - о сверкающих ночными огнями площадях и спортивных центрах, выросших на вечной мерзлоте нефтяных городов Западной Сибири. Кто-то - о сопках Камчатки, нарядном Санкт-Петербурге или темпераментной в своих крайностях Москве.
Моя Россия - это стройные шпили кирпичных кирх, виднеющиеся с поросших глубокой травой холмов у слияния Инструча и Анграпы,
неприлично распухающие по весне оживающими аистиными гнёздами дымовые трубы на крышах оштукатуренных в охру домов,
по-летнему свежие дороги-аллеи и лаконично сутулый Кант, в вопрошающе протянутую ладонь которого студенты вставляли картонные пакеты из-под кефира. Всё это Калининград, в котором я вырос.
Несколько лет назад я загорелся мечтой увидеть Россию из маковичных церквушек и тихих, сбегающих к играющей речке улочек с лепниной по случаю и резными наличниками на окнах. Такую, какой представлял её по репродукции картины Левитана на развороте школьного учебника по литературе за шестой, кажется, класс. Такую, какая несёт в себе после ниспадающего «и» в её имени короткий и ёмкий «я», содержащий в себе и восхищение, и сомнение, и заочную любовь.
По маршруту Золотого кольца можно проехать по-разному; держась основных, узловых точек, увидеть порой полярные в своей повседневности места.
Самый простой способ - поехать с экскурсией из Москвы, купив тур длиной в неделю. Посетить музеи, услышать состоящие на добрую половину из небылиц рассказы гидов. Купить сувенирных ложек.
Другой вариант - взять в прокатной фирме машину, не меняя комфортной для себя среды, проехать в удобном ритме с подобранной по случаю компанией по заранее спланированному маршруту. Хорошо, но откровенно скучно - географически менять место, но не порядок окружающего пространства.
Окончательное решение подсказал опыт, острия копий возникавших «но» и «если» обломала тяга приключений и неожиданных встреч, предоставив право выбора нового пункта назначения случаю.
На пути из Москвы в Ростов Великий находятся две точки туристического маршрута - Сергиев Посад и Переславль-Залесский. Выбираю последний в качестве остановки на обед - от московских дачных пробок на дорогах он дальше, а значит, спокойнее и тише.
Переславль, известный как место рождения Александра Невского и той потешной флотилии, что дала жизнь российскому флоту, производит тягостное ощущение - сквозная, шумная даже субботним утром дорога через центр, указывающая на как бы промежуточное его положение по дороге из столицы в Ярославль, несколько указателей к музеям, куда, судя по их тематике, по большей части идут не из интереса, а чтобы убить час-другой в ожидании проходящего транспорта. Из тех, что видел в тот день, записал в блокнот такие: музей утюга, музей народной хитрости и смекалки, музей Ежа Петровича.
Ростов Великий
В Ростове Великом в этот день проходил ежегодный полумарафон.
Знакомый по фильму Гайдая вид Ростовского кремля, облачённого в пёстрые одежды предзакатным солнцем, вызывал детскую почти улыбку. У его стен вечером кипела жизнь - участники забега, приметные по выступившим у висков венам, медалям на раскрасневшихся шеях и шумным голосам, стайки школьных экскурсий выходного дня, женщины с сумками, спешащие к семейному ужину мимо сбившихся под разномастными вывесками одноэтажных магазинов. Внутри Кремля, у пруда, где отражение куполов Успенского собора на воде разбивали пёстрые утки, гуляли свадьбу.
Внутри Кремля, у пруда, где отражение куполов Успенского собора на воде разбивали пёстрые утки, гуляли свадьбу.Первое ощущение от этих стен - здесь всё положено было в гармонии с тем образом, какой жил в голове всю мою жизнь. Миновав крытые коридоры, выхожу через калитку в Митрополичьи сады, зажатые между покатой спины кремлёвских стен и берегом озера Неро, чтобы проводить клонившееся за горизонт солнце. В углах лабиринта из почтительно склонивших свои крючковатые ветви яблонь в плетёных корзинах лежат кремового цвета яблоки. У самой калитки, ведущей к выходу, на грядках - капуста и маленькие, будто теннисные мячи, арбузы.
На погружавшихся в прохладу сумерек улицах не было ни души, только мальчишки, игравшие с оставшейся от временных ограждений забега полосатой лентой, на минуту прервали разлившуюся в округе мятную тишину. Смех их и топот исчез за ближайшим углом подбоченившегося дома. Всё-таки как странно - от оживлённой площади до тихих улиц здесь каких-то тридцать метров!
Сегодня ночую в Варницком мужском монастыре, построенном в нескольких километрах от центра на месте, где родился Сергий Радонежский. В Троицком соборе уже идёт вечерняя служба. Электрический свет спускающихся сверху люстр гаснет, предоставив всё пространство церкви свечам, бросающим медовые блики на тёмные прямоугольники икон с образами святых. Справа от алтаря, будто мотыльки у позабытой ночной лампадки, беззвучно порхают гимназисты, одетые в одинаково строгие - с застёгнутыми на две пуговицы тёмными воротниками и выглаженными рукавами - гимнастёрки.
Они помогают настоятелю в вечерней службе. Они же встречаются по дороге в жилой корпус. Сидят на скамейке у входа. Тихо сажусь рядом, чтобы поесть (в столовой дали несколько пирожков с молодой, хрустящей на зубах капустой).
Подростки на память читают Пушкина, спорят об Онегине и Татьяне, в порыве эмоций сбегая к ярославскому разделительному «я». Хочется зажмуриться, вытянув уставшие ноги, запрокинуть голову и сидеть, наполняя самые дальние уголки памяти красотой разразившегося момента. Ему к лицу была бы охровая рябь чёрно-белых фотографий начала прошлого века с выведенными искусным почерком на белой картонной рамке адресами фотоателье и чернильными римскими цифрами на месте месяца в дате.
На завтрак, начавшийся в восемь утра в предоставленной солнцу трапезной, подают овсянку с фруктами и чай. Несколько женщин из числа появившихся накануне паломников за едой судачат о еде, переминаясь с пользы клетчатки разваренной каши на пользу витаминов, содержащихся в сухофруктах и пакетированном чае. Пахнет свежим деревом и сушащимися травами.
