125 лет назад первый главврач первой приморской больницы Борис Александрович Перлин принял на лечение первых трех пациентов. В еще недостроенный деревянный барак на 18 коек. Ее создание еще было под большим вопросом и могло быть отсрочено на десятилетия, коли бы не случай - ее основателя, почти в буквальном смысле слова, вышвырнули с острова Сахалин...
На каторге
С 30-го по 50-е годы позапрошлого века жил в Пензе мальчик Боря Перлин. Семья его была не из бедных, и он мог бы, конечно, вырасти в баловня судьбы и прожигать свою жизнь сибаритом. Но родители воспитали юношу правдолюбом, не терпящим несправедливость. С детства он выхаживал раненых четвероногих питомцев по всей округе - собак да кошек, пичкал микстурами, перевязывал раненые конечности. И не удивительно, что, окончив гимназию, он поступил на медицинский факультет Казанского университета. Окончив его, молодой выпускник работал врачом в Самарской, Вятской и Павлоградской губерниях.
Достоверных данных, свидетельствующих о причинах, побудивших 30-летнего Бориса Перлина, сменить мягкий климат средней полосы России на малообжитой Дальний Восток, не сохранилось, однако в начале 80-х годов 19-го века герой нашего очерка лечит больных в Петропавловске-Камчатском. С 1885 по 1890 годы Борис - рядовой врач в лазарете арестантских рот (с первого года их официального основания) Александровского поста на Сахалине.
На сахалинскую каторгу ссылали только осужденных на смертную казнь, которую им впоследствии заменили каторгой. Сахалин царское правительство выбрало для этой цели далеко не случайно. Во-первых, остров был значительно удален от центральной России, охваченной революционным движением. Кроме того, с помощью бесплатной рабочей силы можно было разрабатывать богатейшие недра острова. Условия жизни каторжан были самыми ужасающими. Возводились тюрьмы из сырого леса, фундамента не имели, были плохо проконопачены, поставлены на влажной почве, и потому сырость и холод в них были обыкновенным явлением. Всю их обстановку составляли сплошные нары, вентиляции в камерах (кроме небольшой форточки) не было никакой, поэтому воздух в них стоял постоянно зловонный. Из-за плохого устройства печей дым и копоть еще больше отравляли его. Почти все камеры были переполнены, а во время прибытия новых партий арестанты десятками спали на грязном полу. Питание каторжан и одежда их были плохими, к тому же господствовал полный произвол со стороны начальства всех чинов и рангов. Каждый из чиновников обделывал свои делишки, а службу нес для видимости, чтобы в случае чего можно было «отписаться».
Надо ли говорить, что врач арестантских рот Перлин разрывался между десятками тяжелых пациентов, для которого они не были душегубами и насильниками, а только - нуждающимися в неотложной медицинской помощи. В местном лазарете, за исключением перевязочных средств и простейших просроченных микстур и порошков, было хоть шаром покати…
Друг Чехова
Как удавалось врачу исполнять свой профессиональный долг? Ответы на эти вопросы, хотя и неполные, мы можем сегодня найти в мемуарах русского писателя Антона Павловича Чехова, посетившего Сахалин. Чехов с 11 по 19 июля 1890 года жил на квартире доктора Перлина, и всю подноготную местной жизни он узнал от Бориса Александровича.
Вот краткая история их знакомства, изложенная Чеховым в путевых заметках «Остров Сахалин»:
Он познакомился со «стариком без усов и с седыми бакенами, похожим лицом на драматурга Ибсена». Когда другие гости из местных чиновников стали нахваливать Сахалин, доктор резко и прямо ответил: «Ничего ваш Сахалин не дает. Проклятая земля... Не верьте. Это вам очки втирают». За обедом доктор рассказал такую легенду: когда русские заняли остров и затем стали обижать гиляков (местных аборигенов), то гиляцкий шаман проклял Сахалин и предсказал, что из него не выйдет никакого толку. «Так оно и вышло», - вздохнул доктор, подытожив свой рассказ.
Борис Александрович пригласил писателя переехать к нему, и тем же вечером Чехов поселился на главной улице поста, в одном из домов, ближайших к присутственным местам. С этого вечера началось его посвящение в сахалинские тайны. Жизнь временного квартиранта была не совсем обыкновенная - в комнатах неугомонно свистали канарейки, а хозяин-доктор ходил из угла в угол и, перелистывая на ходу законы, мыслил вслух: «Если на основании статьи такой-то я подам прошение туда-то, то получу ответ такой-то...».
«Доктор показал писателю целую кипу бумаг, написанных им, как он говорил, «в защиту правды и из человеколюбия». Это были копии с прошений, жалоб, рапортов - в «защиту правосудия против безнаказанности за совершаемые лихоимство, подлоги, истязания». «А генералу не понравится, что вы у меня остановились» - сказал доктор и значительно подмигнул глазом».
На другой день Чехов был с визитом у начальника острова генерал-майора Владимира Кононовича, который, напротив, сказал ему по поводу его нового знакомого: «А я рад, что вы остановились у нашего врага. Вы будете знать все наши слабые стороны».
Выперли!
...В-общем, вот и вся имеющаяся в мемуарах русского писателя скудная историческая фактура, касаемая доктора Перлина. Но из нее, даже при всей ее недостаточной полноте, можно сделать вывод о том, что молодой врач не мирился с тем, что больных было нечем лечить, с бардаком и очковтирательством, процветавшими на далекой российской периферии. Он писал десятки жалоб и прошений - но результата они не имели, только нажил злейшего врага в лице хозяина острова Кононовича. Надо полагать, живи правдоруб Перлин в наши дни, допустим, во времена Брежнева, ему самому бы диагностировали шизофрению с синдромом сутяжничества и отправили бы в психушку, как десятки известных правозащитников (вспомним хотя бы Валерию Новодворскую). Ведь в любые времена власть, мягко говоря, не жалует и не благодарит тех, кто бескорыстно борется за «права человека и гражданина» - да и просто за справедливость.
Скандал, поставивший последнюю точку в сахалинской карьере врача, случился во время медицинского осмотра скота на морской пристани. Как вспоминал Чехов, «...у него произошло крупное недоразумение с начальником острова, генерал замахнулся на него палкой. По этому поводу имеется копия прошения Перлина, поданного 1 июля 1890 г. генерал-губернатору Приамурского края А. Н. Корфу, в котором излагается это происшествие».
Эта жалоба стала для Перлина последней. На другой же день он был уволен по прошению, которого не подавал. Понятное дело, что требовалось сутяжника не просто уволить с должности врача, но и вышвырнуть с острова куда подальше. Именно поэтому вскоре назначенная медицинская комиссия пришла к заключению, что Перлин страдает хроническим бронхитом и эмфиземой легких. «Означенные болезненные состояния лишают врача Перлина возможности не только продолжать службу, но и заниматься медицинской практикой» . Конечно, не синдром сутяжничества, но что-то вроде того - диагноз, не позволивший Перлину остаться на острове хотя бы в должности ветеринара. Ну как же он всех достал! Диагноз этот был заказным? Вполне вероятно, потому что не менее кипучую деятельность, в том числе и эпистолярного жанра, совсем не "болезненный" Борис Перлин развил во Владивостоке, куда переехал после своей отставки - на должность городового врача.
Но это - уже другая история...
ДРУГИЕ ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ ЧИТАЙТЕ НА МОЕМ КАНАЛЕ, СДЕЛАВ СООТВЕТСТВУЮЩУЮ ЗАКЛАДОЧКУ!