Рано утром, 22 июня сего года, позвонил мой старший брат и произнёс 4 страшных слова: "Тамара умерла сегодня ночью"
Не стало нашей родной сестры, нашей Томочки. Ей было 86 лет и 9 месяцев. Последний год она сильно болела, и всё равно смерть всегда приходит неожиданно.
Проводили её достойно. Все знакомые, соседи, отдали дань уважения этому незаурядному человеку. Светлая память о ней в сердцах людей храниться будет долго. А для нас, родных и близких, она всегда будет с нами.
На поминках один из соседей, мужчина лет 40, поведал как трогательно, с мельчайшими подробностями, Тамара Михайловна рассказывала о войне, которая тяжелым катком раздавила её детство. Но записывать свои воспоминания она не хотела. Я думаю, что она, как человек глубоко эмоциональный, боялась ещё раз пережить те страшные события из своего детства. Но мы были одна семья, и рассказы сестры и мамы о пережитом врезались и в мою память настолько, что я могу почти дословно воспроизвести услышанное более 50 лет назад.
В память о дорогих мне людях - отце, маме, а теперь и сестре, я постараюсь поделиться воспоминаниями.
Итак, середина июня 1941 года, Лениград. Папа, как кадровый офицер Красной Армии, был уже на казарменном положении. Проводив жену, дочь Тамару и маленького сына Лёню, которому было 4 годика, до вокзала, и посадив их на поезд до Толмачёво, он и думать не мог, что расстаётся со своими родными на долгие три с лишним года, и обнимет он уже не всех своих детей. От станции Толмачёво до деревни Хилок доплыли на небольшом речном пароходике, а дальше, до деревни Гусли, на телеге, запряжённой сытой лошадкой. Часа через два, по накатанной лесной дороге, они были уже дома, где их ждали родители моей мамы. В общем, приехали в отпуск, на лето. А это значит: легкие платья, кофточки, сандали, туфли.
Не успели как следует втянуться в деревенское неторопливое бытие, как пришла страшная весть. ВОЙНА. Телефон имелся только в сельсовете, в деревне за несколько километров. Да и связь была через коммутатор, отвратительная. С отцом мама связаться не смогла. Обсуждалась попытка добраться до железнодорожной станции, но это 70 км, да и лошадей всех приписали к мобилизуемым группам. А пешком, да ещё и с маленькими детьми, это выглядело авантюрой чистой воды.
Пропаганда тех времён настраивала людей, что война будет краткосрочной, малой кровью, и на чужой территории. Но всё равно было как-то тревожно. Мужчины призывного возраста деревни покинули. Остались старики, женщины и ребятишки. Через две с небольшим недели в небе увидели самолёты с крестами. Потом, где-то вдалеке, уже слышались то ли гром, то ли канонада. Становилось всё тревожнее. Ходили самые нелепые слухи о том, будто немцы возле Ленинграда, будто заняли почти все крупные железнодорожные станции. Но на удивление, паники не было. Местные власти сообщали, что по берегу реки Луга налажена хорошая оборона.
Но немцы пришли со стороны Гдова. Для острастки фашисты несколько раз выстрелили из миномёта, и одна из мин попала в дом деда. Все люди прятались за деревней, и когда подоспели к дому с вёдрами и лопатами, большущий дом уже практически сгорел. Немцы через переводчика приказали, чтобы главы местных властей, жёны офицеров и комиссаров, пришли к комендатуре. Но, слава богу, что на маму никто не указал, что она офицерская жена. В деревне моего деда и моего отца уважали.
Но на постой, как погорельцев, их тоже никто взять не спешил. И вот мои родные приютились в старенькой бане, для жилья совершенно не пригодной. Вся одежда, все съестные припасы, весь инструмент, были уничтожены пожаром. Попросив у соседей кое-какой инструментишко, дед и мама из обгорелых досок принялись мастерить полати, стол.
Тамаре было уже 9 лет. Воспоминания из детства самые яркие. И весь ужас состоит в том, что это детство прошло под знаком войны, знаком голода, холода, страха. Попросив у соседей серп, она как могла - резала траву, и с братиком таскала её на полати, чтобы скрыть обгорелые доски. Кушать было нечего. Хорошо, что выручала картошка. Чай кипятили в кастрюле, так как самовар распаялся. Заваривали листья смородины. Но хуже всего мучал холод. Одежды не было никакой. Всё сгорело. Баня топилась по чёрному. И когда ее топили для тепла, то надо было какое-то время находиться на улице. Младщий братик простужался.
Наконец одна из соседок, одинокая женщина, сжалилась и пустила погорельцев к себе на постой. Эта женщина была с "чудинкой". Про таких теперь говорят, что "не все дома". В другой половине дома одно время у неё жил пожилой немец- переводчик. Он сносно говорил по-русски, и часто показывал фотокарточки своих детей, при этом плакал. Видать, он был хорошим семьянином.
Взрослых немцы гоняли рыть окопы, заставляли убирать не собранный колхозниками урожай, заготавливать дрова или лес. Однажды немец-переводчик предложил Тамаре подстричь братика Лёню. Вот он усадил его на табурет, начал стричь, и спрашивает: "Как тебя зовут, мальчик?" Братик отвечает: "Лёня". Немец повторяет: "О! Лёния. Гуд". "А тебя как зовут?" - спрашивает малыш парикмахера. "Меня зовут Вилли". На что Лёня ему и говорит: "А у нас вилами навоз роют". Тамара была ни жива и ни мертва. Но немец, надо отдать должное, рассмеялся, не больно потрепал за ухо, и достриг мальчика до конца. Иногда он подзывал детей, прикладывал палец к губам, давая понять, что шуметь нельзя, и давал по кусочку сахара. К зиме немец перехал в другой дом.
.
Вторую часть можно прочитать ЗДЕСЬ (нажмите на синий текст)
.
.
Будет замечательно, если Вы в комментариях выскажете свое мнение по поводу прочитанного, нажмете на 👍. А подписаться на мой канал можно ЗДЕСЬ