Не догадаешься, кто нас познакомил. Бывшая девушка Вовы. Да, да Лена. Та самая, что теперь живёт в Германии. Забежала буквально на минуту. Вернулась из США, где прожила год в американской семье в рамках специальной программы по обмену студентами. И вот вернулась, хотела увидеть друзей и знакомых, с кем занималась раньше в нашем танцевальном коллективе, а все куда-то поразъехались, и только я один оказался как раз дома, тем более, мы практически живём мы в одном дворе. Но Лена пришла не одна, а с подругой. Сидим, пьем чай, вспоминаем прошлогоднее лето, лето, когда мы ходили частью нашего коллектива в поход на Озерки. Когда-то тихое местечко, а теперь плотно оккупированное туристическим бизнесом, так что за то, чтобы просто встать там со своей палаткой приходится платить. А тогда была такая тишина, не считая шума реки, да карканья ворон по утрам. Вороны были почти московские, крупные, наглые. А может, они, и правда, были из Москвы, прилетели посмотреть место для будущих вложений в выгоднее местечко.
Мы спали в трех небольших палатках, старых ещё, советских, плотных, тяжелых, брезентовых. Я лежал с закрытыми глазами и слышал дыхание Г.И., ощущал её запах, и был совершенно счастлив, мне не хотелось, чтобы кто-нибудь проснулся и очарование этого утра рассеялось. Но вороны раскаркались, они подбирались к нашим продуктам. И пришлось вставать.
Но, всё равно, счастье продолжалось – мы же были все вместе, и 24 часа в сутки. А еще купались в теплых озерках – остатках весеннего половодья, отделенных летней засухой от основного русла. И густой аромат соснового леса повсюду, и в нем нотки вяленой рыбы, костра, самого вкусного супа, приготовленного Г.И. Как же это здорово по её просьбе выкатить из огня несколько крупных углей, поставить на них сковородку, налить туда масло и бросить мелко нарезанные овощи. Всё шкворчит и окутывается дымом, глаза слезятся, Г.И. командует, чтобы не подгорело, искры летят на штаны, на голые ноги в сандалиях, а, чуть отскочишь от костра, охладиться и проморгаться от дыма, тут же эскадрильи комаров впиваются, не выбирая где одежда, где голое тело, прокалывая своим хоботком самый толстый свитер.
А вот и Сергей Г. подоспел. Он пришел из летнего детского лагеря «Орлёнок», где проходит практику вожатым. Принёс нам целый котелок повидла. Я, вообще-то, повидла с детства не ел, не хотелось, а тут, оказалось, это очень вкусно. На природе всё вкусно. Серега рассказывает байку за байкой, ему хочется остаться с нами, но долг зовет, и он печально уходит к своим детям. Я же думаю о том, что мне самому через месяц ехать на практику в этот же самый лагерь. И я уже заранее грущу, представляя, как буду там один, без Галины Ивановны, Иринки-большой, без Вовы, без Лены, без всех-всех, кто сейчас тут с нами. Это же надо так привязываться к людям! Лучше не привыкать ни к кому, не прикипать сердцем, лучше всегда быть одному, а то так только привыкнешь, тут и надо уже расставаться.
Вова прыгает со скалы в озерцо с кувырком, зажав нос рукой. Иринка отворачивается от брызг. Она в желтом купальнике, который ей так идёт.
Сухие дрова, сучья намытые бурной рекой, разбросанные по берегам, как жарко они горят. Хвощ растущий прямо из песка. А ведь когда-то на земле росли одни хвощи. Закрываю глаза. Только хвощи одни вокруг - поразительная картина в моём воображении. Иринка подходит тихо сзади и пугает меня, как пугают в детстве, резким звуком. Я вздрагиваю, хватаю её, а она пытается убежать и падает на песок, а следом падаю я. Я щекочу её. Она смеётся и отбивается. Вот бы сейчас её поцеловать, но у меня не хватит смелости. Щекотать смелости хватает, а поцеловать нет.
А еще мы строим песочные замки на берегу. И волны размывают их, размывают, а мы снова строим. Зачем? А зачем буддисты создают ul-tson-kyil-khor, что буквально означает «мандала из цветных порошков»? Изо дня в день, по крупицам, и получается чудо, которое потом в один миг рассеивают без остатка? Чтобы показать хрупкость, тщетность, обманчивость бытия – ничто не вечно. Нет, нет, погодите, постойте! Я хочу, чтобы этот поход, это лето длилось всегда. И вечером, когда мы все глядим на звездное небо, сидя на краю обрыва, ждём, когда упадет звезда, чтобы загадать желание, я всегда загадываю только одно: «Остановись мгновение, остановись, замри!» Не хочу я, чтобы мне когда-нибудь было 44 года и я только описывал бы всё это в своих воспоминаниях, я хочу чтобы мне тут всегда было двадцать и впереди вечность, но только вечность с теми, кто мне дорог, кого я так бесконечно люблю. Мне не надо больше ничего, только кусочек вот этого мира. Пусть будет навсегда день сурка.
А емуранок, сусликов, тут видимо невидимо, они охотятся за нашими макаронами и хлебом, они смешно смотрят на нас своими черными глазами-бусинками, встав на задние лапки, а в передних - будто что-то держа. И, кажется, что эти существа разумны, и всё понимают. На них охотиться королевский пудель. А потом Г.И. тщательно вычёсывает его персиковые кудряшки в поисках самой большой опасности в здешних местах – клещей. Да мы и сами поминутно осматриваемся, реагируем на каждое желание почесаться или подозрительную активность на нашей коже.
Мы проверяемся перед сном, насколько это возможно при свете фонарика. А потом, когда размещаемся в палатках, как сельдь в бочке, выходить наружу и снова обыскивать себя неохота. А может это простая букашка? Поначалу я выползал из палатки под ворчание и проклятие товарищей всякий раз, когда чувствовал на себе какое-нибудь наскеомое. А потом тоже забил. Спал чутко, чувствую, кто-то ползет по мне – бью кулаком, прямо до синяков на себе. А утром вытряхиваю из одежды сплющенного клеща.
В одну из ночей клещ впился в нежное тело Насти - дочки Г.И. Мы по очереди пытались его достать. Но то, видимо, был какой-то особенный экземпляр с улучшенной цепкостью. Мы решили идти в лагерь, где были и фельдшер и необходимые лекарства. Я, как мог, веселил Г.И. и Настю. А что еще оставалось делать в страшном лесу на ночной дороге. В лагере достали клеща, поставили Насте укол. Г.И. решила, что поход закончен, надо уезжать домой, а вдруг клещ энцефалитный.
Ах да, был еще забавный случай. Как-то все ушли купаться, а мы с Вовой остались охранять наше имущество. И тут подъехали два местных ковбоя. Было видно, что жизнь не пощадили этих людей. Глубокие морщины, мутный взгляд. Хорошо, что лошадью можно управлять в любом состоянии. Они хотели взять с нас какой-то налог, но мы отказались платить, сославшись, что денег нет. Тогда ковбои предложили нам выпить, тогда мы станем братьями, а с братьев налог не берут. Настроены всадники были решительно. Открыли бутылку, с обычной жестяной пробкой. На этикетке просто стоял синий штамп: «Водка». Когда разлили по кружкам и хлебнули, оказалось, что в бутылке чистый спирт. Крутили под разными углами тару, разглядывали этикетку, но слово «водка» на слово «спирт» не менялось, однако внутри был настоящий спирт. Всадники почему-то очень обрадовались и даже вторую бутылку открывать не стали, а вскочили на коней и поехали в тот магазин, где недавно купили эту улучшенную «водку».
Так вот, прошел год, Лена зашла ко мне с подругой Саней. Саня тихо улыбалась, но черные глаза, спрятавшиеся за тонким, нежным разрезом глаз и густыми ресницами зорко следили за мной, в какой бы момент я не поднял взгляд. Лена рассказывала про Америку, показывала фотографии, а мы с Саней исподволь изучали друг друга. При этом я тоже успевал рассказать о своей жизни, о том, как начал работать в гимназии.
А потом я пошел их провожать. Сначала Лену, а потом и Саню. Древняя конница тюрков стучала в моей груди копытами своих иноходцев, пыль застилала мысленный взор. Каждый взгляд этих карих глаз был точно полет стрелы. Не было никакой защиты от этой короткостриженой головы, нежно открытой шеи.
Я не мог удержаться и поцеловал её шею. Она слегка вздрогнула, но не отстранилась. Я думал она убежит, или что-то скажет, но она молчала. А я спросил: «Мы увидимся завтра?»
Боже, как прекрасен восточный разрез глаз! Он жжёт, как уксус, попавший на рану, невыносимо и приятно одновременно. Что же мне делать, если она скажет «нет»? Я часто заговариваю свой страх, и этот раз не стал исключением: «Я не понимаю, что происходит, то есть понимаю, но не понимаю почему, и что может быть дальше. Но если мы завтра не увидимся, для меня это будет большое несчастье. Наверное, я не умру, но, мне кажется, этот день будет кошмарным. Не дай мне вычеркнуть завтрашний день из моей жизни». Господи, что я несу?! Но я уже не могу остановиться: «Скажи мне, что чувствуешь ты? Если я тебя пугаю, или я тебе противен и не нужен, я уйду, и в твоей жизни всё будет по-прежнему». Она улыбнулась и уткнулась мне в грудь лицом, росточка-то девушка невысокого. Подержалась за меня несколько секунд и отпрянула, сказав «До завтра!», послав последнюю чёрную стрелу, исчезла в тёмном подъезде.
Остановите мою жизнь в этом месте, лучше уже не будет!
Сергей Решетнев ©