Найти тему

Не спрашивай, не говори...

То, что Бенджамин Смит подсел, не удивляло никого. Стимуляторы давно стали неотъемлемой частью обыденной жизни любого современного человека. Употребляли все, и каждый по-разному: кто-то марафонил, понимая, что не укладывается в дедлайн, кто-то закидывался каждые выходные, чтобы были силы тусоваться, кто-то увяз в наркотиках настолько глубоко, что не мог без них нормально существовать. Нередко такие перегорали, но чаще просто переходили на особую систему, при которой, меняя вещества, можно было поддерживать нервную систему в тонусе, избегая таких неприятных вещей как толерантность.

Бенджамин Смит подсел, как со временем подсаживаются все. Когда-то давно люди могли обходиться без стимуляторов. Но прогресс не стоял на месте. Теперь людям приходилось все больше работать умственно. «Проявлять креативность», - как это называли работодатели. Выдержать это мог далеко не каждый, но фармацевтическая индустрия, всегда готовая прийти на помощь, нашла выход. Когда запретили психостимуляторы, пришел черед мощных ноотропов, мало чем отличавшихся от стимуляторов, потом были антидепрессанты, нейромодуляторы, mood-норалайзеры и анти-гипнотики, они же «лекарства от сна» или «витамины бодрости», по сравнению с которыми медицинская марихуана кажется пепси-колой.

То, что Бенджамин Смит подсел не смутило ни его учителей, ни школьного психолога, ни даже его мать. К зависимости в обществе уже давно относились с пониманием. Она не мешала ни водить машину, ни оперировать людей, ни преподавать. Бодрость - норма жизни, сон — для слабаков а печаль — для неудачников. Истины, которые знали даже младшеклассники.

Нетипичным в поведении Бенджамина лишь одно — то, на что он тратил время, украденное у сна. По ночам мальчик писал стихи. Закончив с уроками и работой по дому, он открывал тетрадь и — строчка за строчкой — открывал для себя мир рифм и поэтических образов. По крайней мере, тетрадь, которую нашла мать, содержала нечто, похожее на типичную юношескую поэзию.

Говорят, если хочешь по-настоящему разочаровать родителей, начни писать стихи. Мать мальчика, миссис Смит, с пониманием отнеслась бы, застала сына за мастурбацией или общением в видеочате со взрослыми женщинами. Ее не смутило бы, если бы однажды он привел ночевать одноклассницу — или одноклассника. Это уже давно было номой. Такие вещи как пропуски занятий, участие в уличных бандах или побег из дома она вообще не принимала в расчет, считая их неотъемлемой частью процесса взросления.

Но литература в ее понимании олицетворяла все пороки. Поэт был для нее синонимом деструктивного поведения, а писатель — бездарного прожигания жизни. Жизнь в ее понимании стоило тратить лишь на одно — карьеру, все, что не приносило прибыли, в ее понимании было бесполезно. Как-то миссис Смит попыталась заговорить с сыном, что литература — это путь в никуда, но мальчик ответил ей что-то вроде «Можешь заниматься зарабатыванием денег, а я буду спасать мир». Она удивленно посмотрела на Бенджамина, не найдя, что ответить и больше уже не заговаривала с ним на эту тему, решив для себя, что это просто очередное подростковое увлечение, которое пройдет, как прыщи — с окончанием пубертата.

Неприятности начались неожиданно и — как часто бывает — с телефонного звонка. Голос директора школы в трубке был чересчур ласковым для того, чтобы все было в порядке. Мистер Кацбальгер просил миссис Смит прийти «в удобное время» зайти к нему.

На следующий день женщина отпросилась на работе и в 14:00 постучала в матовое стекло двери с надписью «F. U. Katzbalger, principal»

- Скажите, миссис Смит, Вы в последнее время не замечали за своим сыном каких-либо странностей?

Миссис Смит потупила глаза.

Директор Кацбальгер понял, что она знает, о чем он говорит и продолжил:

- Речь, как вы поняли, пойдет об увлечении Вашего сына. Официально занятия поэзией не запрещены. Мы также продолжаем изучать литературу в курсе эстетического воспитания. Однако, эксперименты учащихся с поэтическими формами расцениваются как поступки, имеющие повешенную социальную опасность. Параграф 6 «Инструкции для психологов образовательных учреждений». Разумеется, никто не запрещает писать для собственного удовольствия. Как и большинство школ, мы в этом смысле придерживаемся принципа «Не спрашивай, не говори». Но выставлять свое творчество на всеобщее обозрение — это, знаете ли, затея не грани дозволенного…

- То есть Вы хотите сказать…

Директор развел руками и неприятно улыбнулся.

- Боюсь, дело обстоит именно так. Разумеется, мы не можем исключить Вашего сына за простое чтение стихов, но такое поведение считается нежелательным, и мы будем вынуждены определить его в группу особого мониторинга, а Вы сами понимаете, что...

Миссис Смит всплеснула руками, директор поспешил успокоить ее жестом:

- О, прошу Вас, не нужно нервничать! Возможно, нам удастся все уладить, просто переговорив с Вашим мальчиком.

Но миссис Смитт, кажется, уже нарисовала в своем воображении домохозяйки самые мрачные картины будущего своего отпрыска, поскольку из под ладоней, которыми она закрыла лицо, стали доноситься приглушенные всхлипывания. Директор принялся утешать женщину, сохраняя при этом дозволенное расстояние:

- Не же, перестаньте. Давайте позовем его и сами обо всем расспросим. Быть может, нам удастся исчерпать инцидент простой беседой?

Нажав на кнопку интеркома, он попросил кого-то привести Бенджамина. Спустя несколько минут в дверь раздался стук. Миссис Смит за это время уже успела успокоиться, вытерла лицо и сидела как ни в чем ни бывало.

- Войдите — громким голосом сказал директор.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел щуплый мальчик лет двенадцати на вид. Возраст, впрочем, давно стал частью идентичности, а оценка возраста по внешнему виду расценивалась как дискриминация. Директор кивком указал визитеру на второе кресло напротив него. Молодой человек непринужденно расположился в нем.

- Давайте без обиняков, Бенджамин. Я знаю, что Вы мальчик умный, хождение вокруг да около нам ни к чему. Я знаю, что Вы декламировали другим ученикам собственные стихи.

- Боюсь, сэр, Вас неверно информировали.

Директор недоуменно вытянул лицо и вытаращил глаза, что придало ему сходство с лемуром.

- Но у меня есть свидетельства учителей и записи с камер… - протянул мистер Кацбальгер.

- Произошло недопонимание, сэр, - спокойно перебил его Бенджамин.

- Каким образом?

- Видите ли, сэр, мои произведения не являются стихами в строгом смысле слова. Это часть моего научного проекта. Директор вопросительно смотрел на него, ожидая продолжения, его взгляд как бы говорил: «Ну! Ну!»

- Во многих мифах поэты или певцы считаются колдунами. Самые известные примеры: Один и Так что я не занимаюсь литературным творчеством, я просто практикую черную магию и оккультизм. То, что я читал в классе было разработанной мною реконструкцией ритуала вуду для порабощения сознания.

Заявление обескуражило директора. Он удивления он даже смешно захлопнул рот. В правилах школы инструкциях министерства образования и всевозможных комитетов не было ни слова о магии.

- Могу я попросить Вас процитировать мне то, что Вы читали на уроке? - сказал он спустя минуту раздумья

- Разумеется, - сказал Бенджамин, доставая из внутреннего пиджака листок.

Строки, которые зачитал мальчик, показались директору вполне обычным подростковым стихотворением. Директор сам писал не лучше в его годы. Боже, как давно это было! Он вспомнил и девочку, которой, думая, что поступает оригинально, написал хайку на валентинке. «Конечно, увлечение литература — первый шаг к экстремизму, - думал директор, но, быть может, было в ней и что-то хорошее». Когда Бенджамин закончил, директор нужно принять какое-то решение. Чтобы озвучить вердикт, он даже решил встать — для большей эффектности, ...но вдруг обнаружил, что не в состоянии пошевелить и пальцем.

Бенджамин по-прежнему сидел в кресле и молча улыбался. Внезапно мальчик поднялся, взмахом руки приказывая директору последовать его примеру. К собственному удивлению, он почувствовал, что тело подчинилось. Когда директор встал мальчик поманил его пальцем и он, повинуясь жесту, подошел к нему. Эта странная покорность не столько испугала, сколько удивила его. Но еще больше его удивило, что Миссис Смит изменила своей эмоциональности и наблюдала эту сцену с безмолвным безразличием. Бенджамин осмотрелся, словно пытаясь оценить обстановку, и кивком головы указал куда-то за спиной директора. Когда тело, повинуясь жесту, развернулось, директор с ужасом понял, что глаза его смотрели на окно.