При таком мерзопакостном к себе отношении хотел Волков после выписки уволиться к чёртовой матери, но мудрый удав Каа – Каданс – не дал ему глупостей натворить. Он к этому времени через жену свою, работницу Смольного, прошёл уже курс обследования в Свердловской больнице на Крестовском острове и посоветовал Андрею не увольняться, а карьеру свою с почётом здесь завершить, дождавшись возвращения «Мурены» в строй после капитального ремонта. Будет это очень не скоро, а зарплата капает им, между прочим, совсем не хилая! Послушался Волков волкодава старого, да и залёг на дно, благо отгулов у него накопилось предостаточно.
Долго ли, коротко ли, вызывают Волкова к руководству, говорят «Собирай бригаду, отправляйся в Большой Камень уже, да и сдавай, так и быть, подлодку головную «Мурену Б»!». Так отправился Андрей в путешествие на Дальний Восток во второй раз…
Добирались Волков с бригадой в Приморский край уже по-другому – любым стыковочным рейсом до Москвы, оттуда теперь ИЛ-62 за 6 часов долетал до Хабаровска, а там до Владика рукой подать! От Владика через бухту Золотой рог или вдоль берега по шоссе и просёлку на автобусе, или на белом катере – в любом случае мимо знаменитого Шкотовского заповедника, о котором Андрей много наслышан был, и о котором речь ещё впереди.
Год прошёл со времени страшных событий в Комсомольске, лодку на ЗиЛКе капитально отремонтировали, второй контур реактора заменили полностью, испытали многократно и Волкову для окончательных испытаний предоставили. Волков с бригадой и приступили к работе немедленно – сроки все были сорваны, а надо было и о премиальных с семьями подумать!
Весна буйствовала в сопках вокруг, расцвёл богульник, наливались лиловым соком грозди местного винограда – лимонника, прыгали в лианах пёстрые сойки, завывали по ночам енотовидные собаки…
Андрей встретил свою давнюю любовь по Комсомольску, киевлянку Ирэн, Ирочку Меретукову, которая развелась к этому времени со своим мужем, также ответсдатчиком, и была на этот раз без детей, чтобы не мешали работать. Свидания в общаге Ирэн терпеть не могла, и они с Андреем брали палатку, удочки и несколько раз уходил в тайгу или на берег океана на выходные. Им было очень хорошо вдвоём, и Андрей даже запереживал и опечалился, когда Ирине пришлось срочно вылететь домой по «семейным обстоятельствам». Правда и утешился он быстро, когда его «склеила» администраторша местного единственного ресторана «Таёжный распадок». Жила Белла в коммуналке в том же доме при ресторане, но была собственницей целых двух комнат, что для Большого Камня являлось роскошью несусветной! Двое чудесных мальчишек-двойняшек и муж-бандит на зоне дополняли эту прелестную семью…
Но работа была на первом месте и летом по графику вышли в моря на испытания по новым правилам – теперь сдаточная команда находилась не на субмарине, а на эсминце сопровождения, и для нужных испытаний сдаточные бригады доставлялись на борт лодки с эсминца катером строго по расписанию.
Неделю провели в морях, а потом белоснежный адмиральский катер доставил на борт «Мурены» пакет с приказом, предписывающим в связи с чрезвычайными обстоятельствами все виды испытаний прекратить, а сдаточную команду списать на берег до дальнейших распоряжений.
Волков людям своим после санобработки разрешил отдыхать и на базу не приходить, но сам в конторе торчал с Кадансом по очереди и готовился к отъезду в Уссурийск дней на несколько к родителям своим ненаглядным. И вот в один из дней таких тягостных, уже перед самым отъездом, произошёл у Андрея такой случай: сидит он в шаре, никого не трогает и ломает голову, кто без него бригаду накормит, так как Юрий Семёнович также отбывал в город трёх революций. Вдруг дверь ударом ноги со страшной силой распахнулась, и на пороге в солнечном ореоле и облаке пыли нарисовалась фигура маслом былинная: этакий Илья Муромец трёхаршинный, а на плечах калита гигантская, неподъёмная, но запах мясной источающая умопомрачительный. И говорит сей витязь в тигровой шкуре: «Ну, здорово, хозяин рачительный! Похмели меня, грешного – трубы горят огнём адовым!» – и бросает ношу свою с таким грохотом, что стены шары старой содрогнулись, и с них штукатурка посыпалась. «У тебя что в подсумке холщёвом, калика перехожая?», – спросил Андрюша ласково так, а у самого язык к гортани залип от ужаса – уж не жмурика ли Иван-царевич сей в котле судовом оприходовал, в «Книгу о вкусной и здоровой пище» через плечо изредка заглядывая? «Косуля это, мил чел, – молвил красный молодец, – из Шкотовского питомника, но ты не боись, не душегуб я егерей-иудеев поганых, а отдана она была мне сродственником, там работающим, но это история, хоть и правдивая и жалостливая, но уж больно долгая, поэтому не вели казнить, а выдай мне, брат мой названный, стакан спирта не разведённого – и олень тогда, на травах таёжных сваренный, твоим будет!». Ну, идёт тогда Волков прямым ходом к сейфу, графин с шилом выкатывает и в стакан тонкого стекла с мениском нацеживает. Сей персонаж Гиляровского стакан опрокинул с каким-то уханьем филинским и рукавом фуфайки занюхал благочестиво: «Благодарствуем, хозяин, больше не наливай, и с собой не надо предлагать – ребята прибьют ненароком, я ведь, почитай, минут сорок, как не работаю!» – и исчез, как будто не было, а олень в мешковине на полу остался. Позвонил Андрей дяде Юре и потребовал его с бригадой в «шару», чтобы перенести они это богатство несусветное в погреб-холодильник в подвале общаги. А Волков, судьбою дальнейшей бригады очень даже довольный, полетел в Уссурийск к родителям отпуск догуливать, только не знал Андрей Ильич, что и в Большом Камне и на Дальнем Востоке был он в последний раз в жизни…