Кантемир Балагов — наш молодой современник, который снял два полнометражных фильма — и за оба получил призы в Каннах. Это принципиально важный момент, так как нельзя не радоваться положительной тенденции. Может, еще через пару-тройку лет не один и не два режиссера покажут всем на европейских кинофестивалях, что современное российское кино существует — и даже имеет лицо.
Первый фильм Кантемира — «Теснота» — был отмечен и в Каннах, и на Кинотавре. Теперь же речь пойдет о «Дылде»: время другое, сезон другой, герои другие и проблемы другие. Однако же, есть нечто общее, что эти фильмы объединяет: сильный женский образ, на котором строится все остальное. В «Дылде» такой образ, конечно, не один. Но центральный персонаж мощнее прочих отображает все тяготы жизни после войны.
В кадре — высоченная белобрысая девушка Ия, после контузии вернувшаяся в Ленинград. Все так и зовут ее — дылда. Она работает санитаркой в одной из больниц, куда продолжают поступать раненые. Она ухаживает за больными и воспитывает мальчика Пашу. Кое-как, на сухпайке, с тихой помощью главврача и соседей по коммуналке, с подъемами на работу, когда на дворе глубокая ночь и еще более глубокий мороз. Ия вернулась живая — и продолжает выживать.
Война закончилась, из Берлина возвращается подруга дылды Маша. Она привезла с собой интересные вещицы, редкие продукты, она счастлива снова быть на родине среди своих. Но что-то не очень ладится: то ли отголоски фронта в каждой из девушек до сих пор звучат эхом, перекрывая в них целостное «я», то ли больше нет той крепкой связи, которая была на фронте, то ли напротив — связь слишком крепка и мешает идти дальше. Так или иначе, девушки живут пока вместе, делят быт, пытаются решать совместные проблемы. Даже столкнувшись с действительно тяжелой ситуацией они не расходятся. Точнее, как сказать? Пожалуй, на терпении и верности дылды все и строится. А эгоизм и целеустремленность Маши толкают девушек все дальше к довольно неприятным последствиям. И вместо того, чтобы выпутаться из тяжелых обстоятельств, девушки в итоге попадают в еще более жесткую и прочную кабалу. Но куда деваться? Война снаружи закончилась — война внутри продолжается. И никто не знает, как с этим справляться. Кто-то совсем стал тих и спокоен, а кто-то продолжает борьбу невидимую с неведомым врагом.
Маша и дылда — две противоположности. Одна, как искра, вечно в движении, лихая и живая, рыжеволосая, яркая. Вторая — бледная и высокая, косная, сутулая, невероятно тихая и даже с учетом роста почти незаметная. Маша ведет Ию — Ия ведется. Иначе движения и вовсе бы не было. Даже цветовая схема разделяет девушек: Маша чаще в красном, Ия — в зеленом. Цвет клокочущей живой крови против цвета мира и спокойствия. Хотя, однако же, порывистые движения и повышенная активность Маши вовсе не значат, что она пришла в себя — скорее, наоборот. У двоих показанных в кадре девушек — две разные реакции на то, что война была — и война закончилась. Два разных темперамента, два принципиально разных взгляда. Но время идет, и Маша рано или поздно успокоится и будет жить дальше, не пытаясь срочно вернуться в жизнь — ту, какой она была прежде, ту, какой она никогда больше не станет. А Ия захочет жить — так, как раньше не знала и даже не думала. Неизвестно, какого там пола у войны лицо. Зато известно, как меняется лицо женщины после войны.
Помимо девушек, есть главврач с моральными терзаниями, солдаты, которые, вернувшись в фронта, не могут жить как прежде. Матери-одиночки, которым пришла похоронка. Голодающие. Сходящие постепенно с ума. Бросающиеся под трамваи. До смерти напуганные — так, что аж иммунитет. Одинокие. Живые.
Каждый выживает — как может, иногда даже помогая окружающим. Каждый грезит, что это когда-нибудь закончится. ЭТО закончилось. Война закончилась. Но лучше, легче — не стало. Кому-то, вероятно, стало только хуже: с этим знанием ничего не поделаешь — прими и живи. Или откажись принимать и не возвращайся с войны.
Ия и Маша стараются, они поддерживают друг друга, они стараются жить так, будто ничего страшного не случилось. Они даже мечтают. Однако страсть Маши к жизни, ее желания, ее острые потребности разрушительны, будто голод и желание нагнать, компенсировать жизнь съедают ее изнутри. Дылда поддается — всхлипывая и вздыхая, молча, терпеливо, порой с ужасом, — но поддается. И в какой-то момент становится страшно: что будет, когда бесконечное терпение кончится?
Но это фильм не только о дружбе. И не только об ангельском терпении. И даже не совсем о войне. Он о выборе.
О выборе, который приводит на фронт и возвращает с фронта. О выборе жизни или мести, покоя или страсти, дружбы или любви, чести или свободы. Война просто как рамка, как детектор, как дверь — все концентрируется, усугубляется в обстоятельствах, когда повсюду смерть. Кажется, что война закончилась — и все, уже все, теперь можно жить, любить, можно спокойно дышать, можно не прислушиваться к небу. Все закончилось — и жить должно было стать легче. Но есть все еще простой человеческий выбор. С настоящими последствиями.
Премьера — сегодня.
