Найти в Дзене

Но её могло бы и не быть...

Из воспоминаний Григория Бакланова: «Нас привезли зимой. Это было начало 42-го года, Морозы жуткие, за сорок, — рассказал он. — Выгрузили на какой-то станции, и мы пошли пешком. Куда идем, не знаем. Дали нам по сухарю ржаному и по тонкому ломтику мороженой колбасы. Вот я ее согревал во рту и помню до сих пор этот мясной вкус от шкурки. Шли всю ночь. Валенок не дали, шли в сапогах. На привале, на костре сушил портянки, вдруг: «Подъем! Выходи строиться!», а у меня портянки еще не просохли. Я к старшине, а он говорит: «Тебя что, война будет ждать?!» Замотал сухим концом и, слава Богу, ноги не отморозил. » Ну, а далее... «Страха не было, во-первых, потому что ты молод, а во-вторых, не представляешь, что это такое. У Юлии Друниной есть строки: «Я только раз видала рукопашный, раз наяву и сотни раз во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Просто одни люди умеют побороть страх. Стыд сильнее страха. А другие не могут через это переступить…» «В январе

Из воспоминаний Григория Бакланова: «Нас привезли зимой. Это было начало 42-го года, Морозы жуткие, за сорок, — рассказал он. — Выгрузили на какой-то станции, и мы пошли пешком. Куда идем, не знаем. Дали нам по сухарю ржаному и по тонкому ломтику мороженой колбасы. Вот я ее согревал во рту и помню до сих пор этот мясной вкус от шкурки. Шли всю ночь. Валенок не дали, шли в сапогах. На привале, на костре сушил портянки, вдруг: «Подъем! Выходи строиться!», а у меня портянки еще не просохли. Я к старшине, а он говорит: «Тебя что, война будет ждать?!» Замотал сухим концом и, слава Богу, ноги не отморозил. » Ну, а далее...

«Страха не было, во-первых, потому что ты молод, а во-вторых, не представляешь, что это такое. У Юлии Друниной есть строки: «Я только раз видала рукопашный, раз наяву и сотни раз во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Просто одни люди умеют побороть страх. Стыд сильнее страха. А другие не могут через это переступить…»

«В январе 1945-го, — вспоминал Бакланов, — мы брали венгерский Секешфехервар и отдавали, и снова брали, и однажды я даже позавидовал убитым. Мела поземка, секло лицо сухим снегом, а мы шли по кукурузному полю сгорбленные, вымотанные до бесчувствия. А мертвые лежали в кукурузе — и те, что недавно убиты, и с прошлого раза, — всех заметало снегом, ровняло с белой землей. Словно среди сна очнувшись, я подумал, на всех глядя: они лежат, а ты еще побегаешь, а потом будешь лежать так. Война — штука суровая… Но её могло бы и не быть... ».