Найти тему

«Тангейзер», вписавшийся в многоликое пространство Мариинского.

Вагнеровский «Тангейзер» впервые появился в Мариинском в 1874 году, почти через 30 лет после своей дрезденской премьеры. Позже переставлялся ещё 3 раза, потом на протяжении 96-и лет звучал здесь только концертно.

Неизвестно, сколько бы мы ещё ждали новой сценической постановки, но помог Байройт: Гергиева пригласили открывать там очередной фестиваль и продирижировать блоком «Тангейзеров». Питерская премьера стала для дирижёра генеральной репетицией.

Вокруг выступления Гергиева в Байройте много негатива. И то, плохо, и это. Думаю, бучу подогрела общая политическая напряжённость и контакты руководителя Мариинки с российским президентом. С другой стороны, одержимость маэстро работой во всех концах света одновременно тоже не улучшает атмосферу вокруг его имени. Но факт остаётся фактом – в Петербурге «Тангейзер» музыкально был исполнен превосходно.

Сам спектакль, вроде бы вполне традиционный, но ладно скроенный режиссёром Вячеславом Стародубцевым и сценографом Петром Окуневым, в общем целен и стилен. Ирония судьбы: Стародубцев ныне – главный режиссёр Новосибирского оперного театра, того самого гиганта, в стенах которого четыре года назад разгорелся скандал с постановкой «Тангейзера». Пострадали тогда явно дискуссионный, но не менее явно интересный спектакль, который сняли с репертуара после нескольких представлений и замечательный директор тогдашнего НОВАТа Борис Мездрич. Всем остальным, в том числе режиссёру Тимофею Кулябину и художнику Олегу Головко он принёс только известность.

Стародубцев ни в какие ультрасовременные концептуальные разборки не полез, приняв трудные условия – вписаться мощным четырёхчасовым спектаклем в небольшое сценическое пространство Концертного зала (Мариинка-3). В результате спектакль вписался удачно. Не нагородили ничего пошлого, тряпично-картонного.

Просто серо-белый пандус, выложенный из плоских геометрических фигур по принципу лего, на который накладывается видео (без него теперь не обходится ни одна постановка), само по себе нетривиально спроецированное: на пол и небольшой островок висячего потолка; иногда на самый потолок Концертного зала, где вверху по кругу плывут готические письмена. Видеомаппинг Вадима Дуленко – это серия меняющихся картинок, в которой есть, кажется, всё из истории изобразительного искусства от чёрно-белых римских портретов, изображений икон, Моны Лизы и Мерилин Монро Уорхола (где теперь без них!) до лика самого Вагнера и фресок Сикстинской капеллы. На каком-то этапе увертюры чёрно-белые изображения становятся цветными, смешиваются с красочными витражами, и общий эффект некоторое время очень даже впечатляет. Однако по ходу дела разнообразие видеокартинок иссякает, всё идёт по кругу и приедается. Приём израбатывается куда скорее, чем мощное оркестровое развитие увертюры – почти угрожающее нарастание и умиротворённое растворение звука. Правда, в дальнейшем видеомаппинг в спектакле используется неоднократно - с вариациями, осмысленно и вполне музыкально.

Светлый пандус необычной формы скошенным клином уходит на авансцену, вверх с него простая металлическая лестница ведёт к проёму амфитеатра. Здесь рождается отдалённый звук знаменитого хора пилигримов, появляются многие главные персонажи. Или уходят туда, отработав своё в олимпийской (Венера) или земной (Елизавета) жизни. Впрочем, выходов на сцену много, она при необходимости заполняется и освобождается быстро. Ещё есть проход по центру в глубину вниз: по этому коридору уйдёт в небытие Тангейзер, влача за собой бесконечный метраж чёрной ткани : сильно нагрешил!

Мизансцены просты и лаконичны, пространство пандуса композиционно использовано вполне рационально и внятно. Спето на премьере практически всё качественно.

А Сергей Скороходов предстал просто настоящим вагнеровским певцом, отлично проведя три первых спектакля. Тот случай, когда спектакль «Тангейзер» точно о Тангейзере - мятежном, сильном, ищущим и не находящим. О Тангейзере, не показанным опытным актёром-певцом, а о герое, прожившим на сцене свой тернистый трагедийный путь.

-2

Елизавета Анастасии Щёголевой распевалась с каждым представлением всё увереннее и вела себя на сцене стильно. Лишь раз на каком-то из спектаклей засуетилась вдруг, так старательно бытово собирая воображаемые цветочки и радуясь солнцу аки оперная красная шапочка. Не доверилась неторопливому величию музыки и собственному естественному проживанию её.

-3

Красивым баритональным легато благородно страдал по Елизавете Вольфрам Владислава Куприянова, а его романс о вечерней звезде и вправду был настоящим оперным шлягером в самом хорошем смысле этого слова. Да и остальные рыцари не подкачали: из актёрского и певческого ансамбля не выпадали, стилизованные одежды носили с достоинством. Ну, немного смешновато выглядели их картонные (пардон, пластиковые) мечи в традиционных сценах рыцарских клятв, но звучало всё очень хорошо.

-4

Отдельная песня – венерино царство. Здесь публику ждал сюрприз, с которого, собственно, всё (согласно партитуре) и начиналось. Неторопливо, словно в рапиде планшет и площадки рядом с ним заполнились бело-золотыми девами в стилизованных под античность одеяниях с золотыми яблоками в руках, двигающимися словно в ритуальном танце (пластическое решение Сергея Захарина).

-5

Ещё более эффектно появились высоченные персонажи-животные, белый единорог весь в золоте и олень с не менее золотыми рогами. Сверху величественно спустилась вся в белом и в огромном золотом парике сама Венера – Юлия Маточкина, небрежно-роскошная, неторопливая. И пела она чудесным обволакивающим голосом, но даже её громкогневная ревность не выходила за рамки эстетизированного театра представления. К подлинной чувственности весь этот ритуал имел мало отношения. Скорее, сознательно был выстроен достаточно отстранённый образ мира, где всё бело-золотое, томное и стерильно-красивое с явным элементом кича. И где всё Тангейзеру смертельно надоело.

Мятежный рыцарь бежит от этого как бы и в живую природу, к живым людям , но попадает в такой же заформализованный мир. И немедленно снова устраивает бунт. А дальше – нет счастья на земле, и единственный путь – в смерть. Вполне романтическая идея, читаемая в этом, пусть немудрёном, но вполне ясном, композиционно и динамически выверенном спектакле, покоящемся на подушке великолепного оркестрового звучания.

Июль 2019

Материал подготовлен для журнала любителей искусств