Еще Чехов сказал, что если в начале было ружье, то в финале оно должно выстрелить. Так получилось и в этой истории.
Рано утром пришел мой отчим, уже через дверь– там, внизу, открыли дверь. Вручил сумку с продуктами. Я вывела уже одетых детей и всех троих поцеловала. Папу– в его седую жесткую бородку, а детей – уж куда попала, на месте эти жеребятки стоять не могли и вертелись. Они напомнили про секрет и подарки. Я приложила палец к губам. А так как мой отчим , несмотря на немощный вид и возраст , был очень даже и в своем уме и не трусливый, то я ему сказала, чтобы детей ни о чем не расспрашивали и ничего не говорили маме. Он молча кивнул, они ушли, дети оборачивались и махали мне и прикладывали свои пальчики к губам- мол, не скажем, хоть убей…Мне надо было уже двигаться в путь – этот отчет всегда писался целый день. И день этот уже начался.
Алика будить не пришлось, хотя я собиралась и уже подошла к нему. Он открыл глаза и потянул меня за руку- чтобы я села на диван. И спросил, что тут было. Второй допрос получился, но в обморок я уже не падала, благо, что он меня усадил. «Ты отдала ему ключи», – спросил он?» «Да, дверь уже была открыта. Сейчас они дверь опечатали, ты бы не вошел все равно». Он промолчал. И тогда я спросила: «а кто это были? – Менты были. Те, кто охранял. Наверное…Не спрашивай пока, я сам ничего не понимаю. Зачем им было там умирать, другого места нет, что ли. – сказал он задумчиво. И еще вдвоем… А кровь была там. -Нет, не было. Я и без крови … Ну, да… нэ бойся. Ты тут ни причем вообще. А я, получается, причем. Если ящики увезли, то все, моя тут работа закончилась. Он посмотрел на мое испуганное лицо и криво улыбнулся: «Ты же видишь какой я бандит… Тем более убийца… Зачэм мне». На ангела он, однако, тоже не был похож. Вблизи у него была проседь в волосах и небольшой шрам на щеке. Я поняла, почему улыбка получалась кривой. И ситуация яснее для меня не стала. Но мне надо было идти. Он сказал, правда, что не надо сегодня никуда ходить. Но я считала, что должна. Он пожал плечами и сказал, что проводит меня, но рядом идти нам нельзя, и он будет идти следом за мной. Я думаю, что этот человек спас мне жизнь в тот ужасный день. И детям моим сохранил мать, хоть и не особо умную.
Он надел темные очки и быстро вышел. Я оделась в свой камуфляжный наряд и тоже вышла. Ни во дворе, ни на улице Алика не было. Пошла знакомой дорогой, в обход центра. И тут меня осенило, что, может быть, Костя все-таки мне прислал деньги. Мы договаривались, что он будет присылать на главпочтамт на «до востребование», чтобы я смогла сразу получить. Но площадь все время была заполнена «оппозицией», я не могла туда попасть. И вот – свободно. Было тихо, не было этого шарканья и голосов. Когда же они уехали, ночью, что ли ? И я решила зайти на центральную почту и узнать про перевод. Для этого надо было выйти на площадь Ленина, в центре. Женщину, на что-то решившуюся, не остановишь, вы знаете. Алика в поле зрения не было, хотя он и обещал идти следом. Вот и площадь, и замотанная в полотнища фигура неизвестно кого, приготовленная взамен Ленина, и угловой дом Центрального почтамта. Открыт! Площадь была пустая. И у меня вспыхнула надежда, что, может быть, и зарплату на работе отдадут, может быть, и банки открыты! Я протянула паспорт в окошко. Девушка перебрала стопку писем на «до востребование», отбрасывая в сторону извещения. Их было пять, и это действительно были деньги от Кости. Оставалось их получить. Но выдали мне только извещения. Никаких денежных операций не производилось. И пояснений тоже никаких не было. И вообще– мне сказали, что им надо закрываться. В одиннадцать утра…И я спрятала понадежнее паспорт и ушла с этими бумажками в руках и мокрыми глазами. Не вытирая слез…И пошла, забыв об осторожности, по центральной площади свергнутого Ленина и по центральной улице все еще имени Ленина. Было достаточно много людей, в основном европейской наружности. Дальше- внимание, так как все остальное может показаться невозможным. Но, к сожалению, нет, это действительно было. Я дошла до Цума и решила зайти в магазин, хоть и с копейками, которые у меня оставались. У меня уже даже мыла в доме не было. Я это сделала правильно. Неправильно я сделала, выйдя из магазина опять на улицу.Я человек совершенно не военный, понять было невозможно и до сих пор не понимаю, почему из зеленого вертолета, низко пролетавшего кругами над центром, над улицей, с порядочным количеством людей – стали стрелять. С криком и визгом бросились все к дверям Цума, но изнутри эту дверь закрыли. Нельзя было войти обратно. Подошла какая-то маршрутка, которую стали штурмовать, обезумев, с криком и дракой. Я свернула с центральной улицы во дворы, бежала не помня себя и не понимая толком , куда я бегу, потеряв платок с головы. Но интуитивно бежала той знакомой дорогой, которой ходила в школу когда-то , а потом в университет, на которой меня никто и никогда не обидел. Но за мной несся еще кто-то. Обернувшись, я увидела боковым зрением Алика, уже без очков, с моим платком в руках. "На- на ,надень его. .. и вот очки надень – сказал он мне, догнав. ..- Ты хорошо так бегаешь.. Нэ ожидал…"Эта улица, на которую мы выбежали, вела прямо к нашему дому. А параллельно , с левой стороны шла улица, которая вела прямо к городскому кладбищу. Мрачное совпадение усиливалось тем, что по той улице медленно передвигалась похоронная процессия. А беспорядочный обстрел продолжался. Я не военный человек- мне было непонятно откуда стреляют и уже не говоря о том- непонятно, почему стреляли и в кого. Мне от ужаса казалось, что стреляют отовсюду – и сверху и со стороны кладбища. На центральной улице, как я уже сказала, были обычные мирные люди. Эта улица, которая вела к моему дому, была вообще пустая. И я боялась, что дома уже нет, что если и добегу – там груда камней. Люди, несшие на руках гроб, поставили его на землю и разбежались. И в самом деле, зачем его нести, когда … Мы , задыхаясь, бежали по этой нашей уже улице, сплошь застроенный собственными домами. Это был частный сектор. Улица совершенно пустая, все калитки и ворота закрыты, окна с задернутыми шторами. Ни одна собака не лаяла. Но я давно здесь жила, знала тут некоторых людей. Вот дом, где жила Вера Игнатьевна, мой учитель математики. Какой – то мужчина в чапане закрывал ворота. «Подождите, подождите, позовите Веру Игнатьевну, впустите нас, стреляют»¸ –отчаянно закричала я. «Захады, она там» – сказал он с акцентом, показывая на террасу и приоткрыл калитку. Я переступила порог, за мной вплотную шел Алик. Но здоровенный мужчина этот вдруг обернулся и резко оттолкнул Алика и захлопнул калитку, задвинув изнутри засов. Я осталась во дворе внутри, он что –то крикнул, и на его голос на крыльцо выскочил еще один. Не помня себя, я закричала, они стали тащить меня за руки к дому, я изо всех сил упиралась, кричала. И вдруг раздался выстрел. Но уже не сверху. Первый заорал, схватившись за ногу и выпустил меня. Второй побежал , прикрывая голову рукой, обратно к дому. «Открой , открой, дверь, Беги вперед , беги домой», – кричал мне из-за ограды Алик . Я с трудом открыла засов двумя руками и выскочила и помчалась с развевающимися волосами, потеряв босоножки, сбивая в кровь ноги. опять потеряв свой платок по этой финишной прямой, по абсолютно пустой улице к своему дому. Обернувшись, увидела, как Алик выстрелил еще и еще раз –вверх и тоже побежал. Мы домчались до перекрестка – за ним были наши четыре двухэтажных особнячка. Погони не было. И тут он остановился, сунул мне опять мой злополучный платок. «Надо шелковый настоящий надевать, они не падают», –сказал он, задыхаясь. Весь мокрый, в пыли. Мой спаситель. И быстро исчез, взяв у меня из рук свои темные очки Я повязала уже по-русски , по-деревенски платок , концами назад, подобрав волосы. Перешла дорогу и вошла во двор своего дома. Все наши соседи, и русские, и националы, были во дворе. Мрачное подавленное молчание одних. Кто-то тихо переговаривался. Рассматривали выбоины на кирпичной стене дома. Некоторые стояли на улице и смотрели в сторону центральной трассы, большой дороги. Там шла военная техника, ехали грузовики с поднятым брезентовым верхом. На меня никто не обратил внимания. Я поднялась к себе, отперла дверь, вошла и упала в коридоре на стул. Раздался телефонный звонок, это мама беспокоилась, вернулась ли я домой. Как ни странно, телефон работал. «Мама, не выходите из дома. Детей не выпускай, не приводите детей сегодня », –закричала я отчаянно в трубку. «Почему ты так кричишь… Что случилось-то », –спросила удивленно мать. Это хорошо, что она не знала, что случилось. Мы все это узнали позже- началась , наконец, открытая гражданская война в этой тихой виноградной республике. После этого я вообще не выходила из дома две недели. Аэропорт был по-прежнему закрыт и охранялся. В городе была Российская дивизия, мы все это знали. . Комендантский час объявлен еще раньше. Поезда , как ни странно, ходили, нерегулярно ходили от Термеза. Но до Термеза нужно было еще как-то добраться. Двигаться в путь мне , с двумя детьми, без средств, без чьей-либо помощи было исключено. Костя не подавал о себе вестей и не звонил даже, хотя телефон работал. И оставалось только ждать.