Журнал «ТЭК России» продолжает серию публикаций о проблемах мирового газового рынка. На вопросы редакции о выборе между трубопроводным газом и СПГ ответил заместитель директора по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексей Белогорьев.
— На Ваш взгляд, существует ли конкуренция между российскими СПГ и трубопроводным газом? На каких рынках эта конкуренция вероятнее всего?
— Она неизбежна как в северо-западной Европе, так и на северо-востоке Китая. Но это конкуренция опосредованная. СПГ, в отличие от трубопроводного газа, все же — товар обезличенный. Для покупателя страна происхождения СПГ — вопрос, как правило, второстепенный, главное — цена и условия поставки. Сами поставки осуществляют преимущественно международные трейдеры, для которых ямальский или, в будущем, гыданский газ — только часть их пестрого портфеля. Поэтому с российским трубопроводным газом конкурирует не российский СПГ, а просто СПГ, какую‑то долю в котором составляет газ российского происхождения. Особым случаем может стать Балтийский СПГ, поскольку это единственный завод в России, не изолированный от ЕСГ, то есть он использует тот же самый газ, что направляется по газопроводам на экспорт. Но ниши все‑таки разные: те, кто купят СПГ с балтийского завода, вряд ли стали бы покупать (абстрагируемся от возможности демпинга) или не имеют возможности купить российский трубопроводный газ.
— Актуален ли СПГ для российского внутреннего рынка? Или основной ориентир — экспорт в Европу и АТР?
— Правительство сейчас вынашивает планы по доведению уровня газификации в стране до невероятных 95% — в основном, речь идет как раз о малотоннажном СПГ, а также о СУГ. «Газпром» прямо говорит, что потенциал экономически эффективной газификации сетевым газом почти исчерпан. Перспективы СПГ на внутреннем рынке зависят, прежде всего от того, что будет с ценообразованием на трубопроводный газ. СПГ востребован там, где трубопроводный газ недоступен, поэтому он конкурирует не с ним, а в основном с дизельным топливом и отчасти с СУГ. При этом в зоне ЕСГ газ для сжижения берется из ГТС (на востоке возможна вертикально-интегрированная цепочка с сжижением вблизи месторождения). Соответственно СПГ выгоднее дизельного топлива и СУГ пока цены на трубопроводный газ относительно низкие и жестко регулируемые. Что произойдет в случае их планируемого дерегулирования, вопрос открытый.
Малотоннажный сжиженный природный газ востребован также для экспорта в балтийском регионе и, возможно, в черноморском. Но в основном экспорт ориентирован на крупнотоннажное производство — оно для внутреннего рынка неактуально совсем (есть страны, где это не так, например, Индонезия).
— В США построено большое количество СПГ-заводов. Страна нацелена экспортировать газ. Как Вы оцениваете в этой связи риски для российского СПГ? Существует ли опасность проиграть конкуренцию?
— С точки зрения конкуренции издержек газ Сахалина, Ямала и Гыдана, а также Балтийского СПГ, не проигрывает американским заводам при условии предоставления арктическим проектам широких льгот по налогам и экспортной пошлине. И для России, и для США нижний предел цен составляет, в среднем, $7–8 за МБТЕ. Ситуация, скорее, обратная: в США российские заводы считаются лишними конкурентами. И основные риски поэтому связаны с возможностью санкций, то есть попытками недобросовестного ограничения конкуренции. Пока в законопроекте DASKA (раздел 237) прописаны санкции только против участия российских компаний в зарубежных СПГ-проектах. Но в кулуарах, насколько известно, активно обсуждается и «Арктик СПГ 2».
— В декабре 2019 года в Китай начнутся поставки российского трубопроводного газа. Готов ли Пекин закупать и СПГ?
— Если рассматривать официальный прогноз CNPC, то к 2030 году общее потребление газа в КНР составит 530–560 млрд куб. м в год, что совпадает с последней оценкой МЭА (WEO 2018). При этом, по мнению CNPC, из них 340 млрд куб. м может быть покрыто за счет собственной добычи газа (оценка МЭА значительно ниже — лишь 263 млрд куб. м). Импорт СПГ составит 90 млрд куб. м, импорт трубопроводного газа — 130 млрд куб. м в год. Если предположить, что CNPC права в своей амбициозной оценке добычи, то 90 млрд куб. м (66 млн т СПГ) в год — крупная ниша, и борьба за нее будет нешуточная. При этом Китай крайне заинтересован в снижении цен на импортируемый газ. Поэтому будет ли востребован российский СПГ или нет, зависит, прежде всего, от предложенной цены, а также от динамики собственной добычи газа в КНР. Пока китайский рынок не выглядит для российского СПГ приоритетным. Основной риск, связанный с Китаем — слишком высокая роль государственного планирования и регулирования. То, что в последние два года на фоне острой экологической повестки потреблению газа дан «зеленый свет» (прирост в 2018 году — 16,9%), вовсе не означает, что перспективы спроса и импорта газа там безграничны. «Голубое топливо» будет испытывать сильную конкуренцию со стороны не только ВИЭ, но и «чистого» угля. Достигнутая в 2018 году доля импорта в потреблении газа (45,2%) — тоже весьма критична. Китайское руководство хотело бы удерживать ее в пределах 40%. Насколько всё непросто, видно хотя бы на примере многострадального газопровода «Алтай» (западный маршрут поставок российского газа в Китай). Китайцы, хотя и возобновили к нему интерес в 2018 году, по‑прежнему рассматривают его только как резервный источник газа. Поэтому китайский рынок в целом перспективен, но относиться к его импортному потенциалу нужно достаточно осторожно.
— Торговая война Китая и США затронула газовый сегмент — есть ли выгода для России?
— Война пошлин, как мне кажется, продлится не более двух-трех лет, по всяком случае, в отношении СПГ. Причина всё та же — на фоне либерализации внутреннего рынка газа Китай кровно заинтересован в снижении цен на СПГ. Поэтому от ограничений, принятых в сентябре 2018 года, выигрывают, в основном, Катар и Австралия — те, кто могут оперативно увеличить свои поставки.
— Катар, Австралия, Россия, США имеют серьезные амбиции по экспорту СПГ. Нет ли угрозы перенасыщения мирового рынка газом?
— Этот вопрос в последние годы приобрел характер почти риторического. На самом деле, рынок СПГ по своей модели ближе к рынку сырой нефти, чем трубопроводного газа. И для него характерна (можно сказать, как врожденная черта) высокая неопределенность с балансом спроса и предложения. При этом, в отличие от нефтяного рынка, рынок СПГ еще и относительно молодой: до 2000‑х годов он был по сути элитарным (узкий круг богатых покупателей и не менее узкий круг продавцов). Черты массового рынка он стал приобретать только в последние лет десять. Поэтому неопределенностей со спросом и предложением еще больше, чем для нефти, тем более, что в ряде ключевых стран (Китай, Индия, Пакистан и другие) на динамику потребления сильное влияние оказывает государственная политика, которая тоже неустойчива.
Риски перепроизводства для рынка СПГ, на мой взгляд, не критичны. Самое большее — они приведут к снижению загрузки наименее эффективных мощностей в пределах 2–3 лет и к дополнительной ценовой волатильности. Некоторая перенасыщенность рынка в условиях быстрого роста спроса — экономически правильная реакция. Опаснее был бы дефицит предложения, но значимых оснований для него пока не прослеживается. Вопрос не в том, как мне кажется, сбалансирован рынок или нет, а в том, что текущие цены в АТР выше долгосрочных ожиданий импортеров. И это ключевая проблема для всех производителей — от Австралии до России.
