Сказка о том, что вольное обращение с авторским правом может стать фатальным.
Аудиоверсия сказки Натальи Харпалёвой.
Иллюстрация: Елена Лихачёва.
Текст читает: Роман Кулешов.
Трек доступен в формате МР3 по адресу: https://yadi.sk/d/4gH56T523WhcyN
Также текст можно прочитать на стр. 590-595 сборника "Заповедник Сказок-2015": https://yadi.sk/i/7iz1O7jXsdJ9j и ниже:
Хак! Хак-хак!.. Тах!..
Какой ветер! Позёмка задувает, закручивает колючий снег, бьёт в лицо. Нарты скользят по насту и кренятся на торосистом льду морского побережья так, что едва не опрокидываются. Но Тегрыгын, хоть и молод, каюр опытный и команды собачьей упряжке подаёт вовремя. «Хак» — вперёд, «Сте-сте» — направо, «Тах» — налево…
Вожак Чирынай неказист на вид, но лапы у него крепкие, и своё дело он знает. Собаки сыты — рыбы им сегодня дали много, — поэтому бегут резво и весело.
— Хак! Хак-хак! — Тегрыгын легонько подстёгивает собак остолом.
Собаки недовольно оборачиваются на бегу: «Да стараемся мы, хозяин, изо всех сил стараемся!» Время от времени то одна, то другая перепрыгивает через потяг или перелезает под ним, меняя нагрузку на плечи.
И всё-таки Тегрыгын волнуется: не догонят, ох, не догонят они Рултк-ынкэва! Тот уехал со стойбища два с половиной часа назад и теперь уже точно успевает со своим пассажиром в посёлок как раз к вертолёту. В почтовой упряжке Рултк-ынкэва сегодня самые сильные и быстрые собаки. Вся его нартовая колея просматривается на снежной целине как на ладони — не успела ещё метель замести следы. По следам идёт Тегрыгын. И явно опаздывает.
В погоню Тегрыгына послала его мать, Галга-ны. Галганы — шаманка. Нет, не такая, как этот дурачок Еттувьи.
Хотя дурачок-то он дурачок, но хитрый. Сколько раз приезжали на стойбище всякие люди с камерами, фотоаппаратами и машинками для записи. Как приедут, Еттувьи тут же напяливает на себя драную оленью шкуру, на голову навешивает висюльки, которые привёз когда-то из Анадыря, втыкает в шапку перья, хватает бубен с колотушкой и начинает прыгать, как ненормальный, выкрикивать всякую чушь, какая на ум придёт, завывать, закатывать глаза и долбить в бубен. А эти довольны: языка они не знают, снимают его, фотографируют, записывают.
А потом он у гостей то шапку новую выпросит, то бутылку, а то и денег дадут. Жалко, что все на стойбище пообещали Еттувьи больше не смеяться и никому из приезжих не рассказывать, что никакой он не шаман, а обычный пьяница.
Нет, мать Тегрыгына не такая. У них по женской линии идёт: её бабушка учила, а ту — прабабка. Вот была шаманка! Старики помнят. Медведя могла голосом остановить. Море успокаивалось, когда она камлала. У матери Тегрыгына тоже сила есть. Боль заговаривает, лечит, в родах помогает. Праздник байдары — первый выход в море, — Галга-ны зовут. Кита забьют — Галга-ны прощения у него просит от всех, чтобы его душа рассказала другим китам, что встретили его тут хорошо, и что можно в эти места в следующем году приходить. Перед началом охоты на тюленей тоже Галга-ны приглашают. Погоду вот недавно, как в возраст вошла, начала менять. Это не всякий шаман может, даже мужчина. А у неё получается. От прабабки у матери маска предка-шамана из барсучьей кожи, от прабабки ещё сосновая колотушка и курительная трубка. Главная же вещь — трость из кожи, дерева и бронзы. Эту трость Галга-ны получила, когда прошла посвящение в шаманы. Много разных важных амулетов и талисманов против злых духов есть у Галганы, и никому она их в руки не даёт. Даже сыну. Была бы дочь, может быть, и передалось бы ей что-то от матери, а сын — нет. Каюр он хороший, но не шаман.
Галга-ны славы не любит. Живёт отдельно от всех, в землянке. Даже с сыном редко видится. Позовут — придёт, поможет, а так, чтобы на камеру какие-нибудь обряды показывать — нет.
Просит всех, чтобы чужим не рассказывали, кто она да что. И этот бы, последний, не узнал, Андрей. Не узнал бы, если бы не дурачок Еттувьи. Андрей — он не как те, которые к ним раньше приезжали. Он и вправду кое в чём понимает. Даже ни разу не сказал слово «однако», которое так любят повторять люди с большой земли. Скажут «однако» и смеются. Андрей не такой. Он со стариками разговаривал с почтением, уважительно.
И даже с женщинами уважительно.
Тегрыгын сразу заметил, что кривлянья Еттувьи Андрею не по душе. Андрей было начал его записывать, а потом даже машинку свою выключил. Морщился всё, бородой своей качал. И полдня ещё у всех оленеводов выспрашивал, нет ли кого другого, кто бы по-настоящему шаманил. Всё говорил, что хочет записать… это… аутентичное. Но оленеводы молчали. И жёны их тоже. И дети молчали. И Тегрыгын, конечно, молчал, хотя у него мать шаманка.
Это всё было в первый день, как Андрей приехал. Он в яранге у Еттувьи заночевал. У Еттувьи всегда останавливаются все, кто с большой земли приезжает. А на второй день у Еттувьи живот прихватило. Пришлось звать Галга-ны. А кому ещё лечить-то? Доктора разве дождёшься из посёлка. Да и что доктор? Толку от него никакого. Вот так.
Пришла Галга-ны в ярангу к Еттувьи, а Андрей у него сидит, пишет чего-то. Хоть Галга-ны и попросила Андрея выйти, когда принялась лечить, а он всё равно всё слышал, топтался около яранги. Галга-ны Еттувьи предупредила, чтобы он Андрея к ней не подсылал. Но этот глупый Еттувьи всё равно подослал. Андрей Галга-ны долго уговаривал, чтобы она ему камлала и в бубен била. Галга-ны не согласилась. И не сказала Андрею, что ей надо было скоро очень важный обряд совершать — холод очень сильный долго в этом году стоит, олени падают. Май уже, а снег лежит большой. Оленям еда нужна, людям еда нужна — надо духов просить, чтобы холод уходил. Большой обряд, серьёзный.
Андрей про него ничего не знал — туда чужих никак нельзя пускать. А Еттувьи, дурачок, ему проболтался. Андрей умный, он сам на обряд проситься не стал, а дал Еттувьи свою записывающую машинку. Кто бы про это узнал? Никто бы не узнал. Если бы Еттувьи сам не рассказал.
Андрей сегодня утром уехал в поселок на почтовой упряжке
Рултк-ынкэва. Еттувьи его проводил, вернулся на стойбище и давай хвастать: «Мне Андрей часы подарил!» Часы хорошие, правда. Тяжёлые, блестящие. За что глупому Еттувьи такие часы? Тут-то он и проговорился, что носил записывающую машинку на обряд к Галга-ны. И записывал всё — как Галга-ны, сидела у входа в землянку, смотрела на край неба и моря и вызывала духа-помощника, как пела заклинания, как била в бубен колотушкой разговаривала с духами, как принесла в жертву молодого оленя, как пила травяной настой, курила листья багульника и громко смеялась… Все другие просто вокруг стояли, слушали, смотрели, а Еттувьи держал в руке Андрееву машинку и всё записывал.
Как рассердилась старая Галга-ны, мать Тегрыгына, когда узнала, что глупый Еттувьи отдал Андрею её голос! Как закричала на Еттувьи, застучала ногами, затрясла своим посохом! Что наделал глупый Еттувьи! Андрей — умный, он сам плохого не сделает. Но он отдаст машинку другим дурным или глупым людям, и будет беда!
— Собирайся, Тегрыгын, скорее, собирайся, сын! Отправляйся в погоню. Догони упряжку Рултк-ынкэва, предупреди Андрея. Если понадобится, отбери у него записывающую машинку.А то плохо будет! Беда будет!..
— Хак! Сте-сте! — Тегрыгын подгонял упряжку изо всех сил, но никак, никак не успевал. Вот уже показались антенны — посёлок близко. Но поздно — над посёлком зажужжал, завис и, покачнувшись, полетел над тундрой вертолёт. Всё, улетел Андрей, увёз машинку с голосом Галга-ны. Тегрыгын опоздал. Теперь беда будет.
***
Сын этно-музыколога, профессора Андрея Сергеевича Гинзбурга Иван, в миру ди-джей И-Ги, третий день пропадал на родительской даче в Купавне. Сидел перед микшерным пультом в огромных наушниках, двигал рычажки, давил на клавиши синтезатора и подпрыгивал на стуле от восторга: отцовские экспедиционные записи на этот раз были фантастически хороши. Особенно последний трек. Из него И-Ги сделает бомбу — этот альбом точно выстрелит!
Нельзя сказать, чтобы отец был в восторге от увлечения Ивана. «Зачем было с такими проблемами поступать в консерваторию, чтобы потом заниматься идиотизмом? Этой вашей электронной умца-цой?» — ворчал он. Но иногда профессор всё же снисходил до забав легкомысленного потомка и, возвратившись из очередной экспедиции, давал сыну на разграбление кое-какие записи.
Ваня экспериментировал с хриплыми голосами реликтовых деревенских бабушек и дедушек, накладывая на них то африканские барабаны, то ритмы регги, то гавайскую гитару. Резал записи на куски, перекраивал, пускал задом наперёд… Словом, творил. В результате порой получались весьма забавные штучки.
Вот и теперь. Последние несколько треков с завыванием, хрипами, хохотом и уханьем какой-то северной тётки Иван перепрослушивал уже в восьмой раз. Крутил туда-обратно, пробовал микшировать и так и сяк. Получалось нечто невообразимое!
Правда, уже трижды приходилось прерываться и бежать в сортир. В животе неприятно урчало — видимо, щи вчерашние поплыли, не надо было их разогревать.
Так, на чём мы остановились? Этот поворот кладём на ритмическую основу, здесь звука добавим. Сначала пустим кусочек прямо, теперь развернём… Делим на отрезки, накладываем реверберацию, микшируем с криками попугаев… Теперь можно свиста немножко добавить и, пожалуй… пожалуй… Саксофон! Да, здесь сакс будет очень уместен.
Откуда-то сквозило. Иван поёжился. Надо отцу сказать. Месяц назад только стеклопакеты на даче поставили, и на тебе…
За занавешенным окном с пожухлых вишен осыпались заиндевевшие белые цветы. Ветер поднимал их и закручивал позёмкой над быстро покрывающейся ледяной коростой почвой. Камешком стукнулся о землю замёрзший майский соловей. Темнело. Над подмосковным дачным посёлком искрилось и переливалось северное сияние…
=======================
Если вам понравилось творчество, то, как говорится, подписывайтесь на канал, ставьте лайки и делитесь с друзьями. :)