Как и обещал ранее — продемонстрирую наш первый студийный комплект. Это предмет гордости и безумия, который дал отличный старт. Благодаря этому мы приобрели бесценный навык выдавливать из оборудования 120% возможностей и 140% угара. Про качество скромно промолчу, но кому тогда до него было дело?
У некоторых наших друзей к тому моменту уже были электрогитары, но пока они играли в музыкантов, мы играли в звукорежиссёров и сосредоточились на студийном оборудовании. Поэтому писались, в лучшем случае, через вот такие два накладных сингла с акустической гитары:
Но чаще всего звук снимался микрофоном внутри деки и пропускался через магнитофон Яуза для придания ему должного искажения и убедительности. За неимением средств на педали Лель или подобные, мы просто стремились извлекать звук из того, что имели.
Изрядно портил восприятие реальности опыт школьного музицирования на Формантах. Эти детища аналоговой электроники имели встроенный перегруз и мы долгое время не понимали, почему другие электрогитары так не звучат.
Но мы отвлеклись. С учётом имевшихся дома приборов и того добра, которое было собрано по крупицам, у нас получилась вполне пристойная цепь. Нужно сказать, что Яузы довольно неплохо раскачивались. Я бы и сейчас не отказался поиграть через такую «грелку», но с оговоркой — обязательно поставить на вход эквалайзер и категорически — на выход гейт.
Первым делом набивались барабаны. Мы сначала старались отыграть композицию целиком, но позднее научились делать склейки. В Венец-3201 подключались 5 микрофонов и иногда бас-гитара — бас бочка, ведущий (он же «пионерский»), хеты (они же нормальные хеты), два тома (два обычных нормальных тома) и один оверхед на две тарелки. Комнату не писали совсем. Она и так была во всех микрофонах, несмотря на поролон, ватин и ковры. Ещё в микрофонах были сервант, стенка и соседи.
Теперь я не понимаю зачем мы писали один оверхед и что он нам давал кроме грязи, но тогда мы посмотрели на SNC Records как пишется Чёрный Обелиск и решили, что нам тоже так нужно. После, не задумываясь, повесили один. На люстру. За провод.
Всё это панорамировалось «по живому» и записывалось в стерео на бобину Grundig TK845. На бобине настраивался эквалайзер, убирался шум и дорожки переносились на обычную кассету. Потом лишние микрофоны заменялись гитарами, дека стояла в цепи (стерео) и выполняла роль драм-машины.
Из-за того, что бас давал очень сильный низкочастотный гул, мы чаще писали его в последнюю очередь и в наушниках. Бэк-вокал вместе с гитарами, а лид вокал — поверх всего трека перед басом.
Компрессора не было. Но была толстостенная кастрюля между стеной и колонкой и микрофон-пистолетик. Лёжа в кастрюле, он формировал сигнал средний между лёгкой компрессией и очень аккуратным фазером.
Если развести чистый сигнал бас-гитары и снятый из кастрюли по панораме, то при сведении можно было регулировать интенсивность баса. Для такого эффекта одна колонка отключалась, вторую убирали за шкаф динамиками к стенке. Бас уводили в левый канал, микрофон из кастрюли в правый канал. Басист слушал минус в наушниках сидя на колонке и жопой чувствовал свою партию.
В следующем материале более подробно расскажу про ленточные магнитофоны и как мы их использовали.