IX
Обрыв и пустоты провал … Халаты и врачи,
Всплывала память – дверь соседи поломали,
Услышав вопли дикие в ночи,
Милицию и «скорую» призвали.
Затем пять лет под спецприсмотром,
В больнице жил, как будто бы во сне.
Развод, конец карьеры, беды оптом:
Болеет мать, отец на волоске…
И дураком не стал лишь оттого,
Что родственник больницей, где лежал, руководил,
Но разум возвращался нелегко -
Видать, изрядно ядом погубил.
Очнулся – холл, на окнах из металла сетка,
Мне в ухо бабушка за жизнь болтает,
Вдруг испугался, где мы? В клетке?
И постепенно память оживает …
Вот только грустное и страшное пред взором,
Вдруг тело дряблое сознаньем ощутил,
Стал и моральным и физическим уродом,
Но, главное, ночь ада пережил.
Иль, может, два, а то и больше дней прошло?
Да где я? И что за бабушка со мною рядом?
Так неужели это мама? А, может, снова разум увело,
Заражена мысль белым адом.
Всё рассказали. Больно вспоминать,
То, что в момент тот ощутил,
Себя готов был разорвать,
Но даже вскрыться не хватало сил.
Три года спал в глухом безумстве,
В себя придя, как проклятый, ходил.
Увидел трезвым взором буйство,
Когда вновь прибывший больной от ломок выл.
Увидел смерть и тьму без капли света.
… Осколками изрезанные вены,
В крови кусочки лампочки и кожа – алой лентой…
Везут кого-то, снова вой сирены…
Мне дядя выползти из зла помог,
Не отпустил в «цех конченых надежд»,
А мамы голос достучаться до сознанья смог,
А мне б часок на улице … без спецодежд…
Когда готовили домой,
Отец за мной приехал вместе с мамой,
Он сильно постарел, на вид – больной,
Не справился с душевной раной.
Никчемный я, всё погубил, да и сейчас мешаюсь,
И инвалидом по своей вине лишь стал.
Теперь в молитвах дни и ночи Богу каюсь,
О том, как душу в грязь втоптал.
На третий год лишь стал соображать.
Чуть-чуть ходить мог, если помогали,
Но продолжал бредовые картины разум рисовать,
Да и сейчас ночные страхи не пропали.
Стал понемногу мать больную признавать,
Ведь лишь она одна ко мне ходила,
Супругу с дочкой, ясно, больше не видать,
Отца с расстройства самого болезнь косила:
Ходил, с трудом дыша, по дому,
На улицу не выходил, стеснялся,
Как сына угораздило скатиться по уклону,
Ведь он уверенно на гору забирался.
Пять лет в больнице – мрачный видишь бред,
Всё время солнце через клетку,
Безумству жалуешь привет.
Движенья – будто стянут сеткой.
Когда попал сюда, связали,
Медбратья, кайф добавив ломкам,
Запястья жгутом истерзали,
Назвали, наступив на голову, подонком.
Понять наверно, можно их, не человек -
Животное в его обличье,
Стоял пред ними, изрыгая бред,
Картина, правда, им была привычна.
Быть может, изгоняя зло,
За силою борьбы не в силах уследить,
Медбратья мне отбили всё,
А, может, из-за зелья, с той поры мне ровно не ходить,
Когда оповестили дядю,
Прикованный, уже в агонии лежал.
В кровати под себя нагадил,
Истошным рёвом всех вокруг пугал.
Хоть те, кто рядом был, давно привыкли
Картинки адской пляски видеть каждый день,
Безумство, разум, смерти лик,
Я олицетворял собой лишь тень.
Да и вернуть бы к свету не смогли,
Как ни старались бы и дядя и врачи,
Коль вовсе слабым духом был я и не осознал,
Как страшно и жестоко пропадал.
Всё потерял: семьи тепло,
Супруги нежный взгляд, любовь в ночи,
Отца и мать с расстройства на болезни понесло,
Дочурки образ стёрся в памяти почти.
Сам инвалид, мозг высох, только боль,
Работать так, как раньше, и хотел бы - не смогу,
Лишь голос мамы старенькой: «Я помогу, позволь»
Мне плача шепчет, видя, как по лестнице с трудом иду.
Теперь лишь мать-старушка да отец больной опора
Ублюдку, что растили, сна не зная,
Кайф в вену вмазал – миг экстаза, дальше море горя,
Продал и душу, и семью, и дом, в туманном облаке летая.
Не баловать дочурку – прячет тёща,
Оно понятно: дьявол ей не пара.
Жену лишь раз увидел, понял: «Им без меня гораздо проще»,
И что могу хоть молодой, а разумом и телом дряблым – старый.
Не знаю, сколько мне отмерено скитаться,
Ничто меня здесь более не ждёт.
Колоться? Убиваться? Унижаться?
И ждать, когда рассудок весь уйдёт?
Чтобы, не понимая ничего вокруг,
Блуждать по коридорам психбольницы,
Иль чтоб сомкнулся жизни круг,
Смерть разрешила жалкий путь тупицы?
Ах, тяжела моя дорога,
Рожденьем молод, с виду – труп.
Ещё не высох, к счастью, вспомнил Бога,
И на слова теперь не буду скуп.
То облако, что ложной красотой пленило,
Пообещав блаженство, обратило в скот:
Забило разум, чувства, душу, жизнь сгубило.
Семью разрушило и сам теперь урод.
X
У Юрки на могиле побывал,
Нашёл-таки дружка из детства,
Взгляд с фотографии улыбкою пленял,
Как будто ждал скорейшей встречи и соседства.
Но попытаюсь разума остаток свой спасти,
Пока дышу, всем расскажу, что злобный кайф припрятал,
Сначала чешешься в улыбке, вскоре предстоит скрести
Ногтями плоть и бредить: «Как себя я в это вляпал?»
Не дай вам Бог отведать муки ада,
Сдружившись с зельем, заживо сгниёшь.
Не ждите сказку, звёзд, парада,
Когда «присядешь», лишь тогда поймёшь,
Как было всё вокруг прекрасно:
Улыбки, солнце, воздух, суета…
Искал контраста резкого напрасно,
Ушла теперь в небытие твоя мечта.
Когда весь смысл жизни в порошке,
Убить готов отца, родную мать,
Оставить плакать чадо на горшке,
Избить супругу и спокойно завалиться спать.
Ведь разумом своим не управляешь,
Ты – зелья раб, его слепой слуга,
Себя и всех, кто рядом, на колени ставишь,
Ну как, завидная судьба?
А дальше… лучше смерть …
Ты б вместо зелья с парашютом полетал,
На высоте не хуже, даже лучше круговерть,
Тем более, «вживую» б ощущал.
Не смей губить себя, вокруг взгляни,
Нет кайфа круче, чем дыхание планеты,
А если влез уже, себя в кулак возьми,
Остановись! Ещё не все, возможно, песни спеты…
Часть 1 ЗДЕСЬ
Часть 2 ЗДЕСЬ
Часть 3 ЗДЕСЬ
Часть 5 ЗДЕСЬ