Женский вопрос и секс в СССР
Глава 1
Фобии и травмы
Представьте женщину, которая возвращается с фронта в Ленинград и узнает о смерти единственного сына. Задавлен контуженной подругой. Что делать? Не цепляться же в волосы, не выкалывать глаза, даже не плакать, а… идти на танцы. А если Дом Культуры закрыт, то залезть в машину к первому встречному, выпить с ним мутной жидкости, а потом сами знаете, как это бывает в американском кино (во всех подробностях). А теперь представьте, что это ваша бабушка или соседка-ветеран войны. Что, не сходится?
Или вот еще: парень остался инвалидом, не может ходить, к нему приезжает жена, у них двое детей, но он… не хочет жить и просит врача подсобить. Советский врач госпиталя, который похож то на Гитлера, то на Дэниела Дэй-Льюиса, советует несчастной жене: а ты сама его придуши подушкой! Ничего не напоминает? Теорию расовой гигиены?
Ну, подумаешь, похож один персонаж на Гитлера, другой на Путина, третий на губернатора Свердловской области – какая, собственно, разница? А с кем воевали, кто победил, почему блокада и все эти страдания – это детали, которых в фильме почти нет. Через пару лет поколение ЕГЭ и это забудет, ну и ладно: главное же – болезненность, калечество, травма, сублимация, нравственность, аритмия эмоций… Нагромождение несчастий и бед, которые герои сами устраивают на свою голову.
Говорит режиссер «Дылды» Кантемир Балагов:
- Для меня важна в фильме интонация тишины – именно то, что происходит между строк.
- Свобода от смыслов может добавить свой собственный смысл.
- Я все время боюсь быть непонятым.
Красиво? Еще бы! А знаете, кому объявляют авторы благодарность в титрах? Роману Абрамовичу, который для популярного блогера Юрия Дудя, снявшего рекламную передачу про Балагова аккурат перед выходом «Дылды» в прокат, а с ним и для 99% каннских рецензентов - большая фигура умолчания. Что ж, масштабная кампания в СМИ, хвалебные рецензии, телевидение на премьере, Дудь и все остальное говорит само за себя.
- Я горд носить это звание - «ученик Сокурова».
Кантемир Балагов
Звучит! Балагов говорит, что Сокуров фильм не смотрел и никак в нем не участвовал. При этом продюсер фильма Александр Роднянский на «Кинотавре» заочно благодарит Сокурова: без Александра Николаевича этот фильм бы не состоялся.
Глава 2
Их имена
Как я уже писала, паренек из Кабардино-Балкарии повторяет очень правильные вещи и называет нужные имена.
Светлана Алексиевич (Нобелевский лауреат)
Писательница, как выясняется, тоже отношения к фильму не имеет: фильм «инспирирован» ее прозой, в основу сценария легла «абсолютно оригинальная история». Но, конечно, режиссеру «дико интересно ее мнение».
У меня до этой книги было очень поверхностное представление о войне, очень далекое, и тем более о роли женщины. И это огромный человеческий подвиг – что эта книга существует.
Кантемир Балагов
Андрей Платонов
Его рассказы «Фро» и «Юшка» - источник фактуры для персонажа по имени Ия (хотя очень похоже, что единственным источником для контуженной Ии был Николас Кейдж из «Птахи» Алана Паркера - отличного фильма про посттравматический синдром после Вьетнама).
Платонов, напомню, писал про недоразвитых крестьян времен первой пятилетки СССР. Люди в «Дылде» - это следующее за крестьянами Платонова поколение, исторически они уже прошли обязательные классы начальной школы, уж говорить-то и читать их должны были научить. Но, судя по фильму, не научили. Ну, или просто все в СССР были контуженные. (Как вот только победили и страну отстроили – неясно.) Коррелируется с бабушками-дедушками, нет?
Еще режиссер вспоминает великих Ларису Шепитько и Алексея Германа, а также недавнюю книгу «Памяти памяти» Марии Степановой. Такой «полный набор» всего того, о чем уже сложилось хорошее мнение в среде интеллектуалов, вполне объясним: что это, если не юношеское желание сопоставить себя с великими, большими, взрослыми. Но где свое? Где собственная история войны? А есть ли она, какая она?
Если все знания о войне почерпнуты из книги Алексиевич (а иных источников нам во всех интервью не называется, и непонятно, откуда столь специфические представления о войне и послевоенном быте), то, сколько ни повторяй «памяти-памяти, травма-травма», памяти и опыта не прибавится: так можно на всю жизнь остаться манкуртом и даже не узнать смысл этого слова.
Глава 3
«Я стараюсь взрастить в себе женственность»
«Я стараюсь взрастить в себе женственность»
Кантемир Балагов
А вот это поворот! И это говорит молодой мужчина из Кабардино-Балкарии, джигит! Ладно, если без шуток, то намерение вполне понятно: показать женщину в тяжелых обстоятельствах. Покажите! Неужели женственность заключается в женской физиологии и натуралистичных подробностях (вся эта текущая кровь из носа и рвота)? Да, у женщин бывают месячные, а еще женщины рожают детей. Спасибо за информацию. Получается, что ваш взгляд на женственность сводится к слабости, немощи, месячным и деторождению.
А ведь война, наоборот, взращивала в женщинах мужественность, народ выстоял и победил как раз благодаря внутренней силе и мужеству. Война – это не про месячные, не про эвтаназию, не про секс вообще. Вряд ли бы люди с такими мотивациями победили врага, не так ли? Послевоенный СССР держался на женщинах, которые работали на всех мужских работах, а не только санитарками или домохозяйками.
Девушка-оператор может привнести иную тональность, иную интонацию, пластика будет совершенно другой, нежели мужчина-оператор.
Кантемир Балагов
Тут мужчины-операторы должны обидеться, ведь они как-то справлялись все эти годы, и получалось, должна сказать, неплохо. Кроме того, вы только принижаете работу Ксении Середы постоянным указанием на ее женский пол. Зритель вообще не задумывается над вопросом, какого же пола оператор фильма. Было бы что снимать, и тут у вас большие проблемы.
Глава 4
Декорации
«Дылда» - это среднестатистический российский артхаус. Сделано эстетично, ничего не выбивается, приглажено и аккуратно. Вроде бы и детали на месте, и трамваи ходят, и в коммуналке кастрюлю тырят. Все как в жизни, только жизни нет.
В титрах я насчитала фамилий десять декораторов, то есть на оформлении не экономили. Но совершенно банальную цветовую палитру, построенную на сочетании красного и зеленого, режиссер объясняет так:
Охра или рыжий – это цвет травмы, которая внутри любого человека. Зеленый – это надежда, плодородие... Хотелось на биологическом уровне подчеркнуть эти цвета… Мне не хотелось наслаждаться их страданиями, поэтому цвета такие насыщенные.
Кантемир Балагов
Взять какой-нибудь «Бубен, барабан» - там тоже будут насыщенные цвета, тяжкая женская доля и даже актер, похожий на Путина. Или «Нирвана»: тоже яркие краски, тоже две девушки, тоже странные и тоже в Петербурге. А сколько травм на минуту экранного времени, не перечесть!
Глава 5
Женщина на войне и после войны
Кино часто работает с людьми «под влиянием», с людьми «с особенностями развития», с людьми в пограничных состояниях. Такие фильмы привлекают аудиторию. Зритель видит человека не-такого-как-все и сопереживает ему. «Беги, Форрест!» - кричим мы вслед герою Тома Хэнкса. Почему? В этих фильмах всегда есть контраст между условным Форрестом и его окружением, некая норма.
В «Дылде» же ненормальные все, само общество заражено каким-то вирусом: герои мало общаются, действуют вне логики и здравого смысла, занимаются сексом против воли (жизнь и победа вопреки). Кастинг – в лучших традициях идеологического кино каких-нибудь 30-х годов: если шпион или негодяй, то непременно с треугольными ушами, желательно оттопыренными.
Женщина на войне – тема болезненная, но решаемая. Было немало прекрасных фильмов о сильных героинях («А зори здесь тихие», например). Но в «Дылде» (по умолчанию) подразумевается образ «походно-полевой жены», которая спала со всеми подряд, чтобы выжить. Хотелось бы снова сопоставить с такой героиней свою бабушку или все прочитанное-увиденное-услышанное о войне, но опять не сходится.
Хочется верить, что реально существовали Ия и Маша, что реально произошла такая история.
Кантемир Балагов
Верить хочется, но не верится. Тут вспоминаются женщины, скорее, из зарубежных фильмов «Замужество Марии Браун» или «Черная книга»: вот где травмы, вот где изломанные судьбы, но это совершенно другие обстоятельства, другие страны, другие истории. Свои воевали не так, и не надо изображать советскую женщину на войне такой, как вам хотелось бы.
Глава 6
Отвращение
Одна зрительница отметила, что фильм вызвал у нее чувство омерзения. Возможно, но настоящего отвращения «Дылда» не вызывает. Все-таки Балагов – это не Кира Муратова с «Астеническим синдромом» и не Алексей Балабанов с «Морфием», от которых становится физически плохо. У Балагова нет эмоций, как бы он ни пытался их вызвать: нарезкой эпизодов, как в мыльной опере, или демонстрацией увечий и контузий.
Может быть, проблема в чрезмерной опеке – продюсера и критиков, которые уже все за режиссера разжевали, подготовив тем самым молодого зрителя, рассказав ему, как это следует воспринимать, что думать и как реагировать. Сидевшая в соседнем кресле женщина после показа вытирала слезу. Настоящую! Не Абрамович же купил ее слезы, правда?
Опека, пиар-кампания, участие в Каннах, «ученик Сокурова», правильные имена, сложившиеся на Западе стереотипы о русских людях и их прошлом – вот это вот все. В отличие от «Тесноты», первого фильма Балагова, в «Дылде» совсем нет самостоятельности. Если «Теснота» оставляла ощущение недоделанности и юношеского запала, то «Дылда» - это попытка сыграть в большого мастера с увязшей на зубах психоаналитической терминологией, поиграть со «взрослыми» темами и понравиться всем. Так не бывает.
У Ии есть страх, что она «пустая», - у меня тоже есть такой страх, что я пустой, что я недостаточно понятен, что мне нечего сказать, или то, что я говорю, - это довольно-таки поверхностно.
Кантемир Балагов
Читайте также:
У войны не женское лицо. Размышления о номинации «Дылды» на «Квир-пальму» Каннского кинофестиваля
Ставьте лайки 👍 Делитесь с друзьями 👨👩 Подписывайтесь на канал 💡