- Не читал «Крокодил» с войны. Вот попался новый номер. Какой разрыв в мышлении и быте между тылом и нами! Хотел даже написать письмо в журнал с вопросом: для какого читателя издаете? В номере были заметки об охране Плещеевым одного дома, об одежде, об экономии света – все это как будто с другой земли – так не подходит к нашему положению.
- Оказался в Бреслау. Выезжаем с южной окраины – дорога перегорожена баррикадами в шахматном порядке. Баррикады из бревен, рельс, ж-б плит и др. подручного материала. Прорваться танку через такую стену немыслимо. Сам город с первых же домов представляет груду развалин. Немцы возятся, убирают дороги, жгут на кострах тряпье, бумаги. Есть редкие относительно целые улицы. На них из всех окон выброшены белые, белые с красным и красные флаги. Попадаются даже немецкие солдаты в форме – это раненные из немецкого госпиталя. Немцы промышляют – они все с кошелками и чемоданчиками. Подходят к известным им домам, магазинам и ныряют за добычей. В пустых домах рычит, как дикий зверь, передвигаемая трофейщиками мебель; где-то играет пианино – это создает дикое впечатление: развалины и музыка. Воды нет, немцы с ведрами ходят по улицам и разыскивают уцелевшие колодцы. Едем по набережной Одера. На ней – парк, и в нем – кладбище. Какая-то женщина долго ищет могилу, потом принесла с улицы стул, села и плачет. Потом зашел в подвал и выскочил – он битком набит гробами. На набережной горит здание, никто не тушит. Улицы у набережной – сплошной дзот. У каждого подъезда, через 10-12 м. по длине улицы – косоприцельный огонь из дзотов, сооруженных из камня, мешков и кирпича. Пробраться такой ощетинившейся улицей – дело немыслимое. С большим трудом выбираемся среди развалин. Здесь новая картина – сплошной поток людей с запада на восток – это возвращаются из плена. Люди всех национальностей везут тележки, едут на велосипедах, на подводах. Почти обязательно у каждой повозки флаг: красный, белокрасный, зеленый, белый и красный (французский), итальянский. Вся толпа шумит, гудит и останавливается в тенечке на привал. Купаются в прудах, лежат на траве. Но большинство сосредоточенно стремится вперед. Смесь одежд, лиц - пестра до невероятности этот «железный поток».
- В вагоне подобрался интересный народ – много разговоров. Со мной едет простая пожилая женщина, бывший член башкирского правительства, а сейчас сиделка одной из московских больниц. Симпатичная старуха много рассказывает о том, как жилось в Москве в войну, как переживали бомбежку, потом вспоминает, как она была впервые на сессии Верховного Совета Башк. АССР.. Ее поразила неподвижность красноармейцев почетного караула – думала, это статуи и осторожно потрогала рукой. В зале ее чуткое ухо услышало пение петуха – ее подняли на шутку, но оказалось, что она не ошиблась: на чердаке была птичья ферма. В столовой она долго не решалась есть из тарелки – ждала, когда подадут общую миску. Но теперь она - столичный житель. Она говорит, что в Москве на первых порах ей пришлось попасться в лапы жуликам –мальчишка продал ей кастрюлю, которая тотчас же распаялась и олово все слезло. Она с большим юмором, очень красочно все это передает, сопровождая жестами и живой мимикой. А в вагоне - парнишка лет 8-10 лет поет песни о лихом лейтенанте: - Мамка печку истопила, Но плита холодная, - Лейтенанта накормила, А сама голодная. Появляется другой музыкант с баяном – слепой инвалид в шинели. Этот пел пародию на Гитлера на мотив «На закате бродит парень», пел устный ответ на романс «Золотой огонек» - о женском коварстве: военный написал возлюбленной, что стал инвалидом, лишился обеих ног. Та отказалась от него, но это было только испытание с его стороны. В действительности он здоров и даже герой Союза. Выступления дорожных музыкантов и их репертуар весьма пришелся всем по вкусу – им щедро подают.
Сергей Волков