По прошествии первой недели, проведенной в госпитале, состояние Николь немного улучшилось: появился аппетит, вернулся цвет кожи, взгляд перестал быть рассеянный, восстановились миловидные черты лица. Заведующий отделением был весьма рад этому факту. Лечение идет в нужном направлении. Препараты делали свое дело. Бернард Арно подумывал в скором времени выписать пациентку, а за одно направить на специальные курсы, для реабилитации и возвращению к полноценной жизни. Не давала покоя одна деталь. Николь продолжала ногтями ковырять пальцы. При последнем ее посещении, доктор заметил два, заклеенных пластырем пальца. И кровоточащий третий. Кожа и небольшой кусок мяса торчали из-под ногтя безымянного пальца. Ноготь большого пальца, той же руки, был весь изломан, показывая острые края, коими Николь бессознательно причиняла себе вред.
Если остались симптомы болезни, значит болезнь никуда не ушла и необходимо более радикальное лечение. Психотерапия.
Пока Николь поправлялась в больнице, Жан Жак побывал в жандармерии и разъяснил правоохранительным органам, что таки нашел любимую в больнице, и забрал заявление о пропаже человека. Также он повстречался с начальником Николь и сообщил, что с ней произошел несчастный случай, но заверил, что уже меньше чем через месяц она полностью выздоровеет и сможет вновь приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей касающихся ее профессии. Друзьям и близким, Николь попросила пока ничего не говорить, хотя Арно на этом настаивал, полагая что родня будет хорошим стимулом к выздоровлению. Но Николь категорически запретила рассказывать о случившемся и ее местонахождении, не дав каких-либо вразумительных объяснений. Тому виной могли быть, как обыкновенное стеснение, так и дисфория. При психологических травмах дисфория подходила больше. Неприязнь к окружающим, могла быть симптомом шизофрении, а также побочным эффектом от “рисполепта”.
Как бы то ни было, но мертвый подросток больше не появлялся. Однако к концу второй недели Николь стала весьма раздражительной, вспыльчивой, могла наорать на персонал. Было принято решение повременить с ее переводом в общую палату. Плюс ко всему, у пациентки начались нарушения функции сна. Сестринский персонал не раз замечал, как девушка, в полной тишине, и темноте, неслышно бродит по палате, по несколько часов к ряду, затем идет в уборную и еще около часа всматривается, в темное как бездна, зеркало. Иногда зеркало оказывалось разбитым. Под утро Николь ложилась в постель и поспав пару часов просыпалась, что интересно в хорошем расположении духа. Доктор Арно заменил “рисполепт” на аналоговое лекарство, надеясь улучшить сон и справится с раздражительностью. Из хорошего, было то, что после одного сеанса психотерапии хватило для того, чтобы пациентка перестала ковырять пальцы своим обломанным ногтем. Оставалась одна немаловажная деталь, о которой Николь не собиралась рассказывать никому, понимая, скажи оное, как ее тут же запрут в психушке. Мертвый подросток больше не приходил, зато остался его голос, который рассказывал о легкости и эйфории загробной жизни, когда Николь всматривалась в ночное зеркало. Вначале голос был неразборчивый и исходил со всех сторон одновременно, то тише, то громче, то вовсе замолкая. Затем переходил в шепот, срывался на крик, вопил, рычал, всхлипывал, визжал, безумно смеялся и под утро наконец замолкал.