«В интернете кто-то не прав!», – гласит заглавие известной научно-популярной книжки, и спорить с этим утверждением сложно. По мере развития коммуникационных онлайн-сервисов мы все чаще сталкиваемся с неожиданной кардинальной разницей в оценке явлений у мировоззренчески близких людей или с убеждениями, которые нам самим кажутся в лучшем случае беспочвенными, а в худшем – вредными. При этом современные нормы толерантности диктуют спокойное отношение к такой ситуации: вместо навешивания ярлыков предлагается слышать и слушать позицию другого, пытаться ее если не принять, то хотя бы честно понять.
Иногда кажется, такая установка самим фактом своего существования отменяет возможность честных споров, столкновения мнений и поиска хоть какой-нибудь устойчивой истины. Однако было бы ошибочно предполагать, что представления о необходимости аккуратно относится к идеям, разделяемым в повседневной жизни людьми, - это следствие только современной борьбы за тотальную инклюзивность культуры. Еще до эпохи интернета, в 1965 году социологи Питер Бергер и Томас Лукман в книге «Социальное конструирование реальности» с опорой на феноменологические подходы Мартина Хайдеггера, Эдмунда Гуссерля и Альфреда Шюца предложили внимательно присмотреться к процессам и практикам становления человеческих представлений о социальном мире. Вкратце их резюме выглядело так: вся воспринимаемая людьми реальность – суть конструкт, ими же и создаваемый. Никакой реальности per se не существует; то, что мы принимаем за действительность, за очевидно различимый культурный мир, за собственную идентичность, воспроизводится и создается, пока мы интерпретируем увиденное и услышанное. Для последователей Бергера и Лукмана не то, чтобы не существует правых и виноватых, конспирологов и носителей конечного знания. Все эти качества не в полной мере объективны, а определяются интенциональностью сознания познающего субъекта, т.е. направленностью, селективностью, желательностью восприятия другого человека (со всеми его мнениями) как объекта наблюдений.
«Здравый смысл» превыше всего
Конечно, интенции самих авторов книги нельзя назвать современными. Так, рассуждая о том, как осмысляется и, значит, конструируется повседневная реальность, Бергер и Лукман противопоставляют практики «рядовых членов общества» и «интеллектуалов», способных на «теоретические построения». В этом желании показать, что «все равны, но некоторые равнее других» так и хочется распознать элитизм, но не очень получается. Потому что в конечном итоге и теоретически заряженные мнения, и повседневная мудрость, по мнению авторов, есть разные способы дешифровки, символизации и объективации субъективных способов понимания мира вокруг себя.
Но если все – конструкт (или симулякр, как сказал бы несколько позже другой социолог и философ Жан Бодрийяр), то как люди умудряются хотя бы изредка успешно взаимодействовать друг с другом? По мысли авторов трактата, дело в том, что все мы разделяем общее чувство реальности, полагаем, что существует принимаемый всеми пласт само собой разумеющегося знания, позиций, обладающих социальной признанностью. Этот так называемый «здравый смысл» кажется объективным еще и потому, что представляет собой результат договоренностей о «нормативном», «допустимом». Так что социальный мир существует как минимально устойчивый и упорядоченный просто потому, что некоторые конструкты закрепляются в обществе с помощью разнокалиберных общественных пактов, позволяющих каким-то мнениям превращаться в краеугольные основания этого мира. А закрепляясь, они становятся системой мыслей и действий, воспринимаемых тем более «нормально», чем чаще мы видим их в исполнении окружающих. В конечном итоге реальность систематизируется в феноменах, которые кажутся независимыми от частного непосредственного понимания, существовавшими автономно и до появления конкретного субъекта в пространстве социальных взаимодействий. И, кстати, будет ли эта система феноменов материалистична, религиозно-мистична и/или построена на вере в паранауки, например, определяется путем как раз множественных коллективных переговоров и формирования договоренностей.
От привычки к норме
Как же происходит конструирование реальности? Бергер и Лукман выделяют несколько модусов или способов сборки социального мира. Первый и самый очевидный – хабитуализация, опривычивание, превращение чего-либо в повседневность за счет рутинности свершаемых действий. Именно на этих основаниях построена повседневная жизнь, правила которой часто регламентированы памятью сообществ или устойчивыми обстоятельствами. Как пишут социологи, если человек живет в географически определенном месте, пользуется инструментами, которые нормативны для технического словаря общества, состоит в связях с другими людьми, которые с легкостью описываются знакомыми терминами, то все существование сводится к устойчивым и узнаваемым паттернам действий и оценок. И фактичность как активностей, так и самой повседневности, утверждаемая постоянным повторением типичной деятельности, не дает усомниться в реальности происходящего. Ровно до тех пор, пока обстоятельства не заставят покинуть «зону комфорта» и не приведут к столкновению с фактичностью других существований и представлений. В идеальном случае это, конечно, не отменяет устойчивость социальной реальности, а приводит к расширению ее составляющих.
Хабитуализация, в свою очередь, порождает типизацию – практику восприятия мира через призму классифицируемых «предметов». Самый простой способ типизации кого-либо или чего-либо – закрепление за ними институциональной роли, статуса. Когда субъект может быть описан через такие статусы – профессиональные, семейные (а еще гендерные и т.д.) – он предположительно может быть представлен как участник некой справедливой социальной системы распределения знания. Мир кажется весьма понятным пространством, когда люди предполагают, что наравне с обладанием «здравым смыслом» есть специфические-ролевое знание. Судья, скажем, обладает знанием права, родитель – имплицитным пониманием норм обращения с детьми. Значит, один обладает профессиональной экспертностью, а другой черпает экспертную позицию, прежде всего, благодаря специальному повседневному опыту (но не оказывается экспертом по умолчанию в силу своего статуса).
В этой упоенности порядком, который как будто гарантирует институционализация, есть что-то схожее с поддержкой микрофизики власти, о которой чуть позже писал Мишель Фуко. Каждый институт предполагает не только систему комфортных ролей, но и набор санкций, способов дисциплинирования любых участников социального мира во имя сохранения норм и порядков, гарантирующих его устойчивость. И очевидно, что без типизации и институционализации человеческое общество вряд ли могло формировать и пересматривать коллективные представления, а также подвергать инновативные воззрения критическому и экспертному осмыслению. А это значит, что любые предложения – от экстралингвистической борьбы за феминитивы до предположений, что Земля плоская – потенциально могли бы расцениваться как феноменологически идентичные (опасные или, напротив, перспективные). Находясь в тисках нормализующего насилия, люди только и обретают возможность сомневаться в его пользе.
Наконец, процесс институционализации невозможно представить без легитимации, которая оправдывает «нормы» и «порядки», устанавливаемые институтами. Легитимация, собственно, и предполагает обсуждение феноменов в существующих в обществе культурных жанрах и форматах (от изустно передаваемых преданий до телевизионных ток-шоу), которое приводит к утверждению правил взаимодействия с ними. В итоге нечто, что могло не входить в систему «здравого смысла» конкретного человека, становится объективно понятно, доступно и функционально, а также субъективно вероятностно.
Тотальный релятивизм
Любопытно, что сама эта стройная социологическая и феноменологическая картинка реальности, кажется, смогла избежать превращения в элемент системы «здравого смысла».
Во-первых, слаженность и согласованность озвученных Бергером и Лукманом позиций работала на утверждение нормы плюрализма реальностей и релятивизма, которые почти всегда проигрывают в публичной повестке более ригористскому и понятному эссенциализму. Всегда найдутся желающие видеть в социальном конструкционизме Бергера и Лукмана действие концепции «окна Овертона». Во-вторых, по мере умножения культурных практик, сообществ, борющихся за признание своих еще недавно неконвенциональных стилей жизни, и развития пространств горизонтальной коммуникации, прежняя довольно жесткая система отбора оснований социального мира многажды дала течь. И потому, что сегодня любая идея может найти нишу для публичного представления (и никакой легитимации не нужно), и потому, что современные клиенты онлайн сервисов, часто слишком увлеченные нахождением в пузырях фильтров, не могут или не хотят выполнять критически важную работу по конструированию реальности.
Эту работу, как замечают сегодня Ник Коулдри и Андреас Хепп в книге «The Mediated Construction of Reality», взяли на себя как раз технические системы, создающие – по крайней мере, для активных пользователей – первичные условия реализации той самой интенциональности сознания. Именно цифровые платформы определяют, куда именно будет направлен взгляд человека, насколько он вообще может быть сфокусирован в предлагаемых условиях, в какой мере акторным будет последующее действие субъекта. Так демонстрируемый датаизм (стремление рассматривать в качестве высшей ценности потоки информации) – и, кстати, являющийся конструктом, характерным для киберпессимистов – позволяет современным авторам как будто сомневаться в жизнеспособности позиций классиков социального конструкционизма. И довольно последовательно их критиковать, предлагая более консистентные и иногда в разных смыслах «материалистичные» позиции.
Правда, для исследователей, чьей презумпцией выступает критическое осмысление любых социальных практик как способов создания «своего» пространства, критика становится поводом для укрепления собственных позиций. Как можно заметить, столь же устойчиво чувствуют себя сообщества людей, генерирующих самые разные фантастичные идеи. А, значит, социальный конструкционизм работает.
Оксана Мороз
***
Материал подготовлен в рамках проекта «The Earth Is Flat - Kак читать медиа?», реализуемого Гёте-Институтом в Москве и порталом COLTA.RU при поддержке Европейского союза