Как отдыхали и развлекались аристократы в погонах
Атмосфера жёсткой муштры и чинопочитания, в которой жили элитарные полки русской армии, не могла не вызвать ответной реакции гвардейского офицерства. Таким ответом стали… кутежи и дебоши!
Отдохнуть «по-полной»
Разгульная жизнь гвардейских офицеров были характерной чертой повседневной жизни Петербурга «пушкинской эпохи».
Вот что вспоминали о тех временах: «Кутежи и всякие дебоши принимали громадные размеры. Ежедневно в городе рассказывали о самых разнообразных скандалах: о выбитых окнах, о до смерти напуганных офицерами купчихах, о вдребезги разнесённых трактирах и увеселительных заведениях, о похищенных девушках и так далее».
Почему же именно в эту эпоху разгул гвардейских офицеров принимает такой масштабный и зачастую не совсем здоровый характер?
Дело в том, что вся «служебная» часть дня петербургского офицера была строго регламентирована. Регулярные многочасовые учения, смотры, плац-парады, где надо было показывать чудеса эквилибристики, выматывали не только солдат, но и офицеров. А ужасно неудобная форма, как будто нарочно придуманная для издевательства над человеком, превращала службу в настоящий кошмар. Ну как тут было не «пойти в отрыв» после окончания «рабочего дня»? И гвардейские офицеры отрывались по-полной…
Гвардейские шалости начинались ещё в «служебное» время. Особым шиком считалось надерзить старшему офицеру, но так, чтобы это не считалось грубым нарушением устава.
Вот, например, юнкер лейб-гвардии Уланского полка Корочаров с товарищами отправился купаться на Финский залив. Купались, естественно, голышом, ибо плавок в те времена не было. Вдруг беда: по берегу идёт шеф полка — великий князь Константин Павлович. Далее цитата: «Все они испугались, бросились в воду, только один Корочаров вытянулся прямо, в чём мать родила, и закричал: "Здравия желаю, Ваше высочество!" С тех пор великий князь его сильно полюбил. "Храбрый будет офицер!" — говорил он…»
Однако тут надо было соблюдать грань, иначе можно было жестоко поплатиться. Так, скандально известный Фёдор Толстой по прозвищу Американец был выдворен из Преображенского полка за то, что «наплевал на полковника Дризена» (в буквальном смысле слова).
Ну а уж вечером ничего больше не сдерживало офицеров, желающих «раскрепоститься». Поздние попойки гвардейской молодёжи, начинаясь в одном из петербургских ресторанов, заканчивались или в «увеселительном доме», или в каком-нибудь сомнительном кабаке.
Особой популярностью у гвардейцев пользовался «Красный кабачок», находившийся на седьмой версте Петергофского тракта. Это было излюбленное место офицерского разгула.
Картёжная игра и хулиганские походы по петербургским улицам дополняли картину. Каждая офицерская компания старалась максимально шокировать добропорядочных обывателей.
Вот как развлекались, например, кавалергарды. На Чёрной речке по ночам стала разъезжать чёрная лодка с чёрным же гробом. Гребцы, закутанные в чёрные саваны, заунывно пели «Со святыми упокой». Странная похоронная процессия сильно пугала крестьян и дачников. Вскоре узнали, что этот маскарад организовали молодые кавалергарды, а в гробу возили не покойника, а шампанское.
Особой лихостью отличались лейб-гусары. По рассказам современников, они устраивали на улицах целые облавы на женщин, оставляя наиболее красивых у себя «в плену» (естественно, речь идёт о простолюдинках — за подобный поступок с дворянкой можно было лишиться головы).
В ростовщиков, приходивших за получением долгов, сразу стреляли из пистолетов (только не пулями, а солью). По узким улочкам носились во весь опор, сокрушая всё, попадающееся на пути. В результате таких диких скачек на лошадях и упряжках по жилым кварталам столицы в Петербурге ежегодно гибли десятки прохожих.
Укатанный зимний наст превращал упряжку лошадей в гоночный болид. Который при этом не мог резко остановиться и совершить нужный манёвр на дороге. Поэтому «наезды» гвардейцев-гонщиков на пешеходов со смертельным исходом были в Петербурге обычным делом.
Служба в гвардии была «дорогим удовольствием». Лейб-кирасиру приходилось тратить до 3000 рублей в год (помимо жалованья), а лейб-гусару до 6000. Это равнялось годовому окладу министра
Городовые на линии огня
Больше всех от таких великосветских хулиганов страдали городовые. Несчастные стражи порядка были излюбленными жертвами гвардейского глумления. Достаточно вспомнить, как «шалил» толстовский Пьер Безухов в компании столичных офицеров. Самый яркий их подвиг заключался, как известно, в том, что выпившие гвардейцы схватили городового, привязали на спину к медведю и пустили животное вместе с полицейским вплавь по Мойке. И это не выдумки романиста. Таких историй было множество.
В 1830-х годах в гвардии служил офицер Константин Бултаков, обладавший огромной физической силой. Как-то после попойки он возвращался домой с приятелями. Вдруг они увидели будку со спящим в ней постовым. Ну как тут пройти мимо? Бултаков с приятелями быстро опрокинули будку на землю, да так, что дверь пришлась на мостовую. Бедный будочник, оказавшийся таким образом «заживо замурованным», поднял страшный крик, разбудивший всех окрестных дворников, которые и освободили часового.
На все подобные истории начальство смотрело сквозь пальцы. С одной стороны, командиры понимали, что «ребяткам нужно выпустить пар». С другой — генералы сами когда-то были такими же молодыми повесами, поэтому относились к шалостям подчинённых снисходительно.
Кроме того, начальство прекрасно знало, что офицеры гвардейских полков — это зачастую представители самых знатных фамилий с очень влиятельной роднёй. Начнёшь такого наказывать — так потом и сам проблем не оберёшься.
Поэтому разгульное поведение негласно считалось чем-то вполне допустимым. И даже необходимым для молодого офицера.
Однако за чрезмерные или постоянные шалости тем не менее наказывали: гауптвахта — за незначительные хулиганские поступки, отчисление из гвардии и ссылка в провинциальную армейскую часть — за что-то более серьёзное.
К чести гвардейцев надо сказать, что они никогда не увиливали от ответственности и не перекладывали свою вину на других. Когда в полк приходили жалобы, то виновные тотчас же сознавались сами. Лгать и изворачиваться считалось делом постыдным.
Один гвардейский задира за день вызвал на дуэль трёх человек:
первый косо посмотрел на него, второй посмотрел слишком прямо, третий — вообще не посмотрел…
Автор текста: Денис Орлов
О диких выходках будущего декабриста Лунина читайте в нашем нарративе
Это интересно:
Главный притон гвардии
Самым популярным местом гвардейского разгула служил знаменитый «Красный кабачок» — трактир, располагавшийся за границей тогдашнего Петербурга — на краю Петергофской дороги, у Красненькой речки.
Трактир был известен ещё со времён Петра I. Пика своей популярности он достиг в первой половине XIX века. Сюда на лихих рысаках приезжали компании гвардейских гуляк, чтобы покутить, послушать песни цыган, провести ночь с «продажными женщинами». При трактире существовал постоялый двор, где можно было снять номер с «почасовой оплатой».
Иногда пирушки в кабаке заканчивались массовыми драками. Это бывало, когда в одном помещении оказывались армейская и штатская компании — гвардейцы презирали «штафирок» и постоянно их задирали.
Фёдор Толстой и орангутанг
За грубое оскорбление командира Фёдор Толстой (1782-1846) был исключён из числа офицеров Преображенского полка. Чтобы избежать отправки в далёкий армейский гарнизон, в 1803 году он отправился в кругосветное плавание на корабле Ивана Крузенштерна.
Но и там он быстро всех «достал» своим скандальным поведением. В конце концов, Крузенштерн потерял терпение и высадил беспокойного пассажира вместе с его любимцем — ручным орангутангом — на одном из Алеутских островов (за это Толстого впоследствии и прозвали Американцем). Спустя какое-то время скандалиста подобрало другое русское судно, и он смог вернуться в Петербург, где снова принялся за старое: пьянки, дуэли, дебоши…
Этот несчастный орангутанг, с которым Толстого высадили на остров, дал повод многочисленным сплетням в дворянских кругах. Согласно одной из них, Толстой во время своего пребывания на острове с обезьяной сожительствовал, по второй — съел её, по третьей — приревновал к белому медведю и убил.
Друг познаётся в вине
Неотъемлемым качеством любого гвардейского офицера была способность много пить. Это был «must have» — то, что должно быть. Без вариантов. Малопьющему в гвардии делать нечего.
Главным напитком гвардейца было, конечно же, шампанское. Особенным размахом пьянства отличались лейб-гусары. В их рационе можно было встретить даже такие экзотические блюда, как стерлядь в шампанском или компот из сухофруктов на шампанском.
Господа гусары иногда напивались до такой степени, что им начинало казаться, что они волки: «Все раздевались тогда донага и выбегали на улицу... Там садились они на корточки, поднимали к небу свои пьяные головы и начинали громко выть. Старик буфетчик знал уже, что нужно делать. Он выносил на крыльцо большую лохань, наливал её водкой или шампанским, и вся стая устремлялась на четвереньках к тазу, лакала языком вино, визжала и кусалась».
Суп для царя
Главным во всех кутежах и чудачествах было не «вляпаться» в политику. Потому что наказание могло быть немилосердным. Причём всё то, что можно было отнести к «политике», трактовалось весьма широко.
Так, в 1820-х годах гвардейский офицер Бутурлин с приятелями сорвал с фанерного двуглавого орла на аптечной вывеске скипетр и державу и шествовал с ними через весь город. Эта «шалость» имела опасный политический подтекст: она давала основания для уголовного обвинения в «оскорблении императорского величества». Знакомый, к которому они в таком виде явились, «долго потом не мог вспоминать без страха это ночное посещение» (он тоже пошёл бы «подельником» в случае чего).
Но не всегда такие проказы сходили с рук. Например, за попытку накормить в ресторане супом бюст императора Александра I последовало суровое наказание: штатские друзья Бутурлина были сосланы в гражданскую службу на Кавказ, а он из гвардии переведён в провинциальный полк…
Материал из выпуска №8 журнала «Ваш тайный советник», тема номера — «Русская гвардия».