Часть 1.
В печке потрескивали дровишки, искры и языки пламени выпрыгивали из горнила. Дверь приоткрылась, в избу вбежала румяная девка, вместе с ней в горницу просочились взвесь мороза, снежинок, запах берёзовых дров и квашеной капусты. Грунька брякнула тарелкой по столу и поправила пучок волос, торчавший из-под платка.
- Ох уж, неумеха, - обругала ее барыня, - чаво грукаешь. Шавелись шибче. Тащи ужо гуся, барин щас прибудет, да и гости на подходе, а ты снуешь туды-сюды и все бестолку. Наливочку прихвати, да и беленькую тож тащи враз.
Грунька с ещё большим шумом метнулась в сени, задевая пышным задом все на своем пути, и выбежала во двор.
-Черт тя дери, - шикнула на нее Матрона Ивановна. И тут же повернулась к образам, осенив себя крестом: прости, Господи, - зажгла лампадку и поправила перекосившийся оклад.
Давеча мужики притащили из лесу здоровенную елку, красавицу, пушистую и пахучую. Пришлось обрубать верх, упиралась под самую крышу. Достали нарядные шары, резные, из дерева, местный умелец наделал зайцев, белок, лесных зверушек, девки раскрасили их белилами, напудрили пудрами, на верхушку нацепили витиеватую фигурку, из бумаги и утиных перьев накрутили воздушных снежинок, нанизали на нитки бусы из сушеных ягод. Украсили. Чудеса расчудесные, красота распрекрасная. Ну и домового уважили. Под ёлку засунули миску с куском пирога с осетриной и кружкой хмельного кваса.
Фрол, здоровый мужик, чернявый, ладони с аршин, плечи - косая сажень, занёс в палаты охапку дров, кинул их возле печи и хрипло окликнул Груньку: нукась, подь сюды, собери-ка все в кучку, да сор вымети. Шлёпнул ее по заду и тихонько придавил у стенки за печкой. Грунька залилась краской, ее румянец стал ещё пунцовее, казалось кровь с молоком вот-вот брызнет из ее щек, она часто задышала. Схватила метлу и быстро стала махать из стороны в сторону. Барыня метнула на них грозный взгляд. Фрол виновато отступил и вышел.
Приехал барин, началась суета, зажгли свечи, на стол продолжали заносить блюда: запечённого поросёнка, кутью, заливное, пироги.
Барин прошел прямиком к себе в кабинет. Матрона Ивановна, прислуга, дворовые заохали, забегали. Барин, не обращая внимания, уселся за стол, схватил бумагу, перо, кликнул писаря и начал диктовать.
- Прошение пресветлейшему Государю, Царю-батюшке.
Милостивейший Государь, бьет челом тебе холоп твой Архипка Тимофеев сын Коровьев, с N-ской волости. Прошение сие составлено в мольбе и уповании на тебя и твое всемогущество, потому как окромя тебя, ни на кого надежы боле нет.
Прослышал я про утвержденный тобой, Государь-батюшка, ящик особенный, в коем, сказывают, прошения всякие оставлять можно. Вот и я решил отправить свою мольбу и доставить в сей ящик, авось получишь и прочтёшь сие прошение, и утвердишь решение свое справедливое.
Год у нас выдался шибко тяжёлый, урожая собрали в разы меньше, крестьяне-то стали вконец ленивы, в питии невоздержаны, дикари и варвары. Рыбу всю выловили, зверей перестреляли. Запретил ловлю и охоту. Таки они, ироды, в лесу все грибы и ягоды повыбирали, ничего не осталось. Тоже запретил, ввел дополнительную подать - четвертину от всей добычи отдавать. Взбунтовались, демоны.
Мое положение отягчает однакож и то, что земля наша обыкновенно скудна для сева, потому и неурожаи весьма часты. К тому ж случилась великая засуха, да морозы лютые. Не знаю, как зиму переживём. Питаемся одной брюквой и кореньями. Мужики водку пьют по чёрному, баб бьют, а бабы совсем от рук отбились, не слухаются, ведут себя непотребно. Барщину увеличил. Стали ещё больше пить и бить. Девки бегают в соседние околотки к парням, потом брюхатые возвращаются и новых ртов рожають. Деваться ужо некуды. Ввел налог на детей. Стали мне младенцев подкидывать, черти такие. И дальше пить и праздновать. Назначил подать на праздники. Ввел дополнительные праздники, чтоб самому с голодухи не помереть.
Прошу тебя, кормилец ты наш единственный, отец благодетель, заполнить мои амбары провизией, не дай помереть в голодных муках мне, моим детям и холопам. Погибнем без твоей помощи. Разве многово просю? Не остави нас, премилостивейший Государь-батюшка. Помоги Христа ради. Бью челом и просю о великой милости.
Закончив с диктовкой, довольный и усталый барин прошел за стол.
- Матрона Ивановна, - поглаживая бороду, скомандовал он, - подайте-ка мне кусок поросёнка, пирога с курятиной и осетринки, да пожирней, и наливочки подлейте. Наработался сегодня ваш супружник, намаялся, изголодался. Да ужо и гости скоро подтянутся, надо всех уважить.
Вскоре на праздник стали съезжаться господа: сельский староста Аграхен Лютов с супругой, приказчик Васька Виножадов, поп с попадьей, уездный исправник Тимоха Лопухов с женой, земский доктор Крив Ядов и сосед-помещик Мирошка Злобин с супругой.
Расселись за стол, приняли на грудь по полста беленькой, закусили, разговелись, еще замахнули по стопочке, потом по третьей и стали разговоры разговаривать.
Барин пригласил особ мужского пола пройти в кабинет, а тетушки остались посудачить о житье-бытье, погоде, шитье да вязании и посплетничать о странных вещах, которые в последнее время стали происходить в их околотке и пугать народ.
Хозяин, уже хмельной, закручивая распушившиеся усы и приглаживая взлохмаченную бороду, прочел вслух прошение к государю под одобрительные кивки и причмокивания слушателей.