Семнадцать лет он провел в экспедициях по Центральной Азии. Отыскал в песках Гоби легендарный затерянный город Хара-Хото, совершив одну из самых масштабных находок в истории археологии, решал политические задачи с далай-ламой… Кажется, удача благоволила ему всегда и везде…
Текст: Алексей Макеев, фото предоставлено автором
В автобиографии, написанной в 1927 году, Петр Кузьмич Козлов, которому стукнуло уже 64 года, вспоминал, что с отроческих лет им владела мечта «о свободной страннической жизни». Видимо, этому способствовало занятие отца – перегон скота, в котором с детства участвовал и Петр. Отец «любил в своем деле эту постоянную смену мест, – писал Петр Козлов, – и жизнь на вольном воздухе. По-своему, наивно и просто, он рассказывал свои впечатления в кругу нашей скромной семьи, где всегда видел сочувствие и отклик моей матери».
Петр родился в небольшом уездном городе Духовщина Смоленской губернии 15 октября 1863 года. В 12 лет мальчик поступил в Духовищенское городское училище. В те же годы состоялся его «археологический дебют»: с приятелем он раскопал курган и принес найденные артефакты в школу. За что тут же получил суровый выговор.
МЕЧТЫ О ТИБЕТЕ
В 1878 году юный Петр Козлов устроился на работу на винокуренный завод в поселке Слобода, что в 60 километрах от Духовщины. В свободное время готовился к поступлению в Виленский учительский институт, с увлечением читал книги о путешествиях Николая Пржевальского. И что бы вы думали? Вдруг сам Пржевальский приезжает в Слободу и решает купить по соседству имение! Совпадение? А вот вам еще одно. Как-то вечером Козлов гулял по саду, предаваясь мечтам о странствиях в Азии, да так увлекся, что не заметил обратившего на него внимание… Пржевальского! «О чем вы сейчас так глубоко задумались?» – спросил его Николай Михайлович. «О том, что в далеком Тибете эти звезды должны казаться еще гораздо ярче, чем здесь...» – ответил Петр Козлов. Пржевальский пригласил родственную душу к себе в гости – побеседовать.
Вскоре юноша готовился отправиться в очередную центральноазиатскую экспедицию Пржевальского! Для этого ему пришлось сдать экзамен за шесть классов в Смоленском реальном училище и поступить вольноопределяющимся в 2-й Софийский пехотный полк в Москве – Николай Михайлович брал в экспедиции только военных.
Экспедиция 1883–1885 годов проходила в самых суровых условиях северного Тибета. Она основательно закалила молодого путешественника. Там же состоялось боевое крещение Петра Козлова: он героически отбил атаку кочевников, многократно превосходивших по численности боевой отряд экспедиции. За что впоследствии получил Георгиевский крест. И как тут не вспомнить о природной фортуне Козлова? Ведь по его собственному признанию, в то время он «совершенно не умел стрелять»! Удача, как писал Вергилий, благоволит храбрым.
ПРЕЕМНИК ПРЖЕВАЛЬСКОГО
После экспедиции Петр Кузьмич переехал в Петербург, где окончил пехотное юнкерское училище. Смерть Пржевальского в 1888 году на озере Иссык-Куль стала для Козлова потрясением. И заставила задуматься о преемственности: «Я сразу понял, что отныне остаюсь один и должен свято хранить заветы своего учителя».
Позже Козлов принял участие еще в двух центральноазиатских экспедициях, в перерывах между которыми занимался изучением естественных наук, этнографии и астрономии. А в 1891 году он женился на Надежде Степановне Камыниной.
В 1899 году Русское географическое общество (РГО) назначило Петра Козлова руководителем Монголо-Камской экспедиции. Область Кам на востоке Тибета была почти не изучена. Петр Кузьмич стремился идти и далее – к заветной мечте многих путешественников, запретной для иностранцев столице Тибета Лхасе. Однако путь исследователям вглубь страны преградил вооруженный отряд тибетцев.
Тем не менее экспедиция оказалась успешной: были нанесены на карту горные хребты, собрано множество географических, этнографических, исторических сведений, сделано около 200 фотоснимков; привезено 1200 экземпляров горных пород, свыше 30 тысяч экземпляров растений, зоологическая коллекция состояла из 300 шкур млекопитающих, 10 скелетов, 1500 образцов птиц, 500 экземпляров рыб и пресмыкающихся, 30 тысяч насекомых. В 1902 году по итогам экспедиции Петр Козлов получил высшую награду РГО – Константиновскую золотую медаль.
ПРИЗРАК ПУСТЫНИ
Русские исследования Центральной Азии в XIX–XX веках проходили на фоне политического соперничества с Британской империей в регионе, они были частью этой борьбы, получившей многозначительное название «Большая игра».
В 1904 году англичане совершили вооруженное вторжение в Тибет и вошли в Лхасу. Верховный правитель Тибета далай-лама XIII Тхуптэ́н Гьяцо́ бежал в столицу Монголии Ургу – современный Улан-Батор. В 1905 году Петр Козлов был направлен в Ургу, где успешно провел переговоры с далай-ламой и подружился с ним. Козлов договорился сопроводить правителя Тибета в Лхасу под «русским конвоем», но в последний момент в Петербурге отказались от такого смелого предприятия.
В конце мая 1907 года совет РГО одобрил очередную экспедицию Козлова – Монголо-Сычуаньскую. Проект поддержал император Николай II, который пригласил исследователя на аудиенцию в Петергоф и даровал 5 тысяч рублей на расходы экспедиции. А в июне Петр Кузьмич получил письмо от своего друга и участника предыдущей экспедиции, Цогто Бадмажапова. Казак-бурят в то время работал представителем русской торговой фирмы в Китае, совершал деловые поездки через пустыню Гоби. Бадмажапов писал, что неподалеку от долины Эдзин-Гол в центральной Гоби сделал «весьма интересное открытие» – полузасыпанный песками город Хара-Хото. Увидел он башни города, сбившись с пути во время песчаной бури. Среди руин он остановился на сутки, делал фотографии, записи, подробно зафиксировал путь в Хара-Хото. К письму Бадмажапов приложил снимки города, просил показать их вице-председателю РГО Петру Семенову-Тян-Шанскому, а также сообщить ему, что собирается написать о находке «маленькую брошюру» и отправить ее в РГО.
О городе-призраке в песках Эдзин-Гола русские путешественники давно были наслышаны от местных кочевников. Правда, те старательно скрывали его местонахождение от чужестранцев. Затерянный город лежал на пути экспедиций Григория Потанина в 1886 году и Владимира Обручева в 1893 году, но проводники провели исследователей в обход развалин. Козлов загорелся идеей посещения Хара-Хото, тем более что для этого нужно было совсем немного отклониться от маршрута экспедиции.
«СТОИЛО ТОЛЬКО КОПНУТЬ…»
В конце декабря 1907 года экспедиция стартовала из приграничной Кяхты. Далее через Ургу на юг – в бескрайние просторы Гоби. Перепады погоды были трудны: на Новый, 1908 год стоял мороз минус 47 градусов, а, когда в начале марта Козлов подходил к Хара-Хото, днем солнце раскаляло воздух до плюс 43 градусов.
Мертвый город в пустыне представлял собой грандиозное зрелище. Крепостные стены обрисовывали ориентированный по сторонам света прямоугольник 440 на 360 метров. Всюду возвышались субурганы, или на санскрите «ступы» – буддийские культовые сооружения. Городские постройки были засыпаны песком. «Стоило копнуть любой закругленный холмик дома, – писал в своем дневнике Козлов, – как за сухой землей вскоре обнаруживались солома, циновки, устои дерева и проч. <…> мы не могли уравновеситься – брались за одно, за другое, за третье; жадно схватывали то один найденный предмет, то другой. <…> К вечеру наша палатка уже представляла маленький музей, малое собрание предметов Хара-Хото…».
Конечно, по современным меркам «раскопками» это назвать сложно. Козлов писал: «Мы копали, рыли, ломали, рушили… Не забуду той счастливой минуты, когда я взошел с кайлом на вершину развалины №1 и после нескольких ударов увидел рукописи, бурхана (иконопись) и прочее».
Местные кочевники сами почти не раскапывали Хара-Хото из-за боязни злых духов. Только самые храбрые отваживались искать здесь удачу. Козлову рассказывали, как одна женщина нашла в мертвом городе драгоценное ожерелье, за которое проходивший караван отдал все, что у них было.
Раскопки длились четыре дня. Самые интересные находки – рукописи, писанные, как полагал Козлов, китайскими иероглифами; буддийская иконография, бумажные ассигнации – были направлены вместе с донесением в РГО, а исследователи продолжили идти своим маршрутом.
В ТИБЕТ К ДАЛАЙ-ЛАМЕ
В Динъюаньине (ныне Баян-Хото, КНР) экспедиция остановилась в доме Цогто Бадмажапова, где смогла упорядочить найденное в Хара-Хото и хорошо отдохнуть. Бадмажапов по духу был любознательный путешественник и снабжал Козлова всевозможной информацией. Его дом в Урге много лет принимал русских путешественников и монголоведов. Символично, что в этом доме сейчас располагается Музей истории и реконструкции Улан-Батора.
Экспедиция дошла до северных окраин Тибетского нагорья, посетила озеро Кукунор, оазис Гуйдуй, а в монастыре Гумбум Козлов снова встретился с далай-ламой. Чтобы не провоцировать англичан, он говорил с правителем Тибета не как уполномоченный Российской империи, а как представитель РГО. Далай-лама интересовался найденными в Хара-Хото древностями и пригласил Козлова посетить Лхасу, надеясь на «дружеские отношения» с Россией и продолжение исследований его страны русскими учеными. Козлов задержался в монастыре на две недели. Официально – чтобы учить фотографии юношу по имени Намган. Учил, видимо, не только фотографии. Через четыре года Намган станет военным министром независимого Тибета.
В оазис Гуйдуй Бадмажапов привез Козлову корреспонденцию из Петербурга. Из РГО сообщали, что присланные Козловым рукописи «на неведомом языке», денежные ассигнации – древнейшие бумажные деньги монгольской династии Юань – редчайшие экземпляры. Хара-Хото специалисты считали столицей тангутского царства Си Ся, о котором было известно лишь то, что оно существовало в XI–XIII веках. Совет РГО предложил свернуть дальнейший план экспедиции и возвращаться в Хара-Хото. «Не жалейте ни времени, ни средств на дальнейшие раскопки», – призывали Козлова в письме.
На обратном пути на экспедицию напали тангуты. Некий тангутский князь поначалу гостеприимно принял Козлова, угощал тибетским чаем с солью и маслом яка, печеньями, жаренными на бараньем жире. Однако после решил перебить русских, чтобы завладеть их оружием. Глубокой ночью на лагерь исследователей напали двое всадников. Часовой был начеку, выстрелами отогнал нападавших и поднял боевую тревогу. Едва участники экспедиции успели занять оборону, как на лагерь обрушилось около сотни кочевников. Завязалась перестрелка. Нападавшие развернули коней и унеслись прочь. «Не стой мы в полной боевой готовности навстречу этому грозному урагану, – вспоминал Петр Козлов, – ничто не спасло бы нас от стремительности разбойников – их пик и сабель… Но Бог судил иначе. И как мне не верить в мою путеводную счастливую звездочку!»
Несмотря на миролюбивость буддизма, в те времена в Тибете царили жестокие порядки. Иностранцам, проникавшим в Лхасу, отрубали головы, на окраинах Тибета путешественники подвергались нападениям. В 1901 году на экспедицию Козлова устроил засаду сам лама монастыря Мэнчжи-гомба.
«ДОРОГОЙ СУБУРГАН»
Экспедиция вернулась в Хара-Хото 23 мая 1909 года. Работа летом в пустыне давалась тяжело. «Мы просыпались с зарей и в сравнительной прохладе вели свои работы, – вспоминал Козлов, – днем отдыхали, а то и пуще – томились от изнурительного жара, так как в тени воздух нагревался до 37°С с лишком, а земная поверхность накалялась солнцем свыше 60°С… Нет ни ручейка, ни колодца, который мог бы хоть чуть-чуть освежить». Чего-то принципиально нового не попадалось, энтузиазм в адском зное испарялся. Тогда Козлов предложил обследовать субурганы за пределами города. И снова удача!
Вообще-то субурганы либо совсем не имеют внутреннего помещения, либо оно ограниченное и пустое; иногда в них погребают выдающихся лам. Субурган же, приглянувшийся Козлову, оказался… тайником. Он был буквально набит рукописями и книгами – всего более 6 тысяч экземпляров, буддийской иконографией и скульптурой – все в превосходной сохранности.
В своем дневнике Козлов записал: «Счастье вручило мне дорогой субурган!»
Находок было такое количество, что караван просто не мог все увезти. Петр Кузьмич решил оставить часть найденного на месте, полагая снарядить еще одну экспедицию в Хара-Хото.
СЛАВА И «НЕТАКТИЧНОСТЬ»
Еще до того, как путешественники вернулись на родину, российские и зарубежные издания прославили Петра Козлова и его открытие. В Петербурге РГО устроило в честь Козлова торжественный прием, а в начале 1910 года организовало выставку находок из Хара-Хото, длившуюся три месяца и имевшую огромный успех. Уже тогда было ясно, что Петр Козлов совершил одно из крупнейших открытий мировой археологии, а по количеству найденных рукописей и живописи находке не было равных.
Козлов получил чин полковника Генерального штаба, был избран почетным членом РГО, награжден золотыми медалями Лондонского и Итальянского географических обществ, отмечен Французской академией наук и другими европейскими научными институтами и организациями.
При этом о роли Цогто Бадмажапова в открытии нигде не говорилось ни слова. Это возмутило бурятского казака, и он обратился в РГО за справедливостью. В ответ общество выразило свое «неудовольствие» и обвинило бурята в «нетактичности». Тогда Бадмажапов написал Козлову, что будет добиваться своего, писать во все газеты относительно предоставленных в РГО сведений о Хара-Хото. Тем более что свою «брошюру» об открытии мертвого города с приложением фотографий он, как и намеревался, отправил в РГО. В ответ Петр Кузьмич советовал не поднимать скандала и объяснил, почему открытие Бадмажапова не опубликовали. Сообщением могли воспользоваться иностранные экспедиции, находившиеся тогда в регионе, и первыми произвести раскопки в Хара-Хото.
По протекции Козлова, Бадмажапов получил орден Святой Анны, РГО наградило его серебряной медалью, Генштаб произвел казака в офицеры. На том скандал был замят. Объясняя, почему открытие Бадмажапова не предали огласке, Козлов приводит веские основания. Но отчего в своих последующих воспоминаниях об экспедиции Петр Кузьмич нигде не упоминает, что он шел к мертвому городу по сведениям своего друга-бурята? По этой причине до недавнего времени о первооткрывателе Хара-Хото не было известно ничего. И только в 1980-е годы был найден дневник Бадмажапова и изучена его переписка с Козловым.
«ЖЕМЧУЖИНА В РУКЕ»
Большая часть находок, сделанных в Хара-Хото, сейчас хранится в Государственном Эрмитаже. Их исследование и дешифровка тангутского языка растянулись на многие годы. Сам Козлов не дожил до тех дней, когда появилась ясная картина жизни погибшего города.
Хара-Хото был не столицей тангутов, а важным форпостом в центре оазиса на берегу реки Эдзин-Гол. Город называли «Эдзина» – под этим же именем он фигурирует у Марко Поло в «Книге чудес света». Армия Чингисхана взяла город штурмом весной 1226 года. А затем завоевала и все царство Си Ся. Перед вторжением монголов жители Эдзины спасли свою культуру от забвения, наполнив «дорогой субурган» всем самым ценным в их жизни. Создатели тайника позаботились и о собственном «Розеттском камне»: среди находок оказался тангутско-китайский словарь «Чжан чжун чжу», что означает «Жемчужина в руке». Также здесь был спрятан свод законов Си Ся, благодаря чему право этого давно забытого царства сейчас известно лучше, нежели, к примеру, законы средневековой Индии. Печатные книги и наборные шрифты в субургане поведали о том, что у тангутов было развито книгопечатание задолго до того, как оно появилось в Европе.
Призраком пустыни Хара-Хото стал спустя 150 лет после завоевания Чингисханом. Во второй половине XIV века монголы сделали крепость своим плацдармом в войне с китайской династией Мин – отсюда и найденные Козловым пачки ассигнаций павшей монгольской династии, над которыми ученые ломали головы. Китайская армия осадила Хара-Хото в 1372 году. Перед взятием крепости осаждавшие построили на Эдзин-Голе дамбу, так что река ушла на 20 километров от города. Ушла навсегда…
ПОВЕЗЕТ МНЕ В СМЕРТИ – ПОВЕЗЕТ В ЛЮБВИ
В 1910 году Петр Козлов отдыхал на французском курорте Берк-Пляж, где влюбился в 18-летнюю дочь петербургского врача Владимира Пушкарева Елизавету. Он был на 29 лет старше своей возлюбленной, обременен женой и двумя детьми. Но личные связи и громкое имя превозмогли все. Козлов добился развода и венчался с новой любовью в 1912 году. Чета Козловых поселилась рядом с родителями Елизаветы Владимировны, в квартире дома №6 по Смольному проспекту – сейчас там размещается Музей-квартира П.К. Козлова.
В 1914 году Петр Кузьмич готовился к путешествию в Монголию и Тибет, но началась Первая мировая война. В Монголию путешественник все-таки поехал, правда, с другой целью – организовать закупки скота для нужд армии. Помогал ему в этом опять же Цогто Бадмажапов. Успешно выполнив задание, Козлов получил звание генерал-майора.
Во время Гражданской войны ученый воевал за… природу. В 1917–1918 годах Козлов самоотверженно защищал заповедник Аскания-Нова в херсонских степях. Когда-то он занимался отправкой в заповедник из Монголии лошадей Пржевальского. И то, что этих уникальных животных не истребили в жерле войны – заслуга Козлова. В роли комиссара по охране заповедника он организовал вооруженную охрану и целый год держал оборону, лично рискуя жизнью. Весной 1919 года Козлов добился от Ленина особого декрета «о сбережении» Аскании-Нова.
Казалось, о новом путешествии не стоило и думать. В 1918–1919 годах петроградская ЧК конфисковала все, что готовилось для экспедиции 1914 года, включая ценные подарки для далай-ламы и его приближенных. А также личные подарки ученого от разных организаций – не помогла и охранная грамота Наркомпроса. Затем ученого попытались выселить из его квартиры. Заступился Николай Горбунов – личный секретарь Ленина и близкий друг Козловых.
И все же, преодолев все препятствия, в 1923 году Козлов добился одобрения новой Тибетской экспедиции, в ходе которой он планировал осуществить свою давнюю мечту – побывать в Лхасе. Участником исследований стала и его супруга Елизавета Владимировна, выучившаяся к тому времени на орнитолога. Правительство выделило на экспедицию более 100 тысяч рублей золотом. Однако путешествие никак не могло начаться: на его участников писались доносы, состав экспедиции переформировывался, вводились политкомиссары и сотрудники ГПУ. В Урге Козлова задержали на полтора года, формальным поводом было отсутствие разрешения на въезд в Китай. На самом деле в Москве уже было принято решение о сворачивании экспедиции. Козлов сопротивлялся. Главное, что помогло ему переломить ситуацию, – новое открытие. На этот раз с помощью своих друзей-бурятов он узнал об интересных могильниках неподалеку от Урги. И принялся за раскопки. Захоронения принадлежали гуннам III–I веков до н.э. Из погребальных камер извлекли уникальные украшения, ковры с изображением мифических животных, искусно вышитые ткани, человеческие косы в шелковых футлярах… Эти находки до сих пор являются одной из самых ярких центральноазиатских коллекций в собрании Эрмитажа. В начале 1925 года Козлов ездил в Москву с докладом о раскопках и получил разрешение на продолжение экспедиции. Были получены и китайские паспорта. Только до Тибета исследователям добраться было не суждено…
В ходе «стояния в Урге» исследователей поддерживал Цогто Бадмажапов, снабжая экспедицию продовольствием. В то время он был советником при правительстве Монгольской Народной Республики и занимал ряд высоких должностей в монгольских госучреждениях. А в 1930 году его арестовали как «японского шпиона». Шесть лет он провел в тюрьмах и ссылках, а в 1937 году был расстрелян. Незадолго до смерти Бадмажапова освободили, и он приехал в Ленинград, надеясь на помощь друзей. Петра Козлова к тому времени уже не было в живых. Он умер 26 сентября 1935 года от сердечного приступа и был похоронен с почестями на участке Смоленского кладбища для выдающихся советских ученых. Конечно, доживи Петр Кузьмич до Большого террора, еще неизвестно, как закончилась бы жизнь царского генерала. Что ни говори – и в смерти Козлову повезло.