Столько сказано на эту тему, что пустое и начинать, но...
Сколько людей, столько и первых чувств. У каждого они свои. Никто, даже если и имел бы опыт, не сможет дать совет ново-потерпевшему. Опыт бессмысленен, потому как, да кому он нужен этот чей-то опыт.
Смешно, право, признаваться самому себе, что испытал и сам, столько раз осмеянное мной самим чувство, мгновенное остро-сердечное заболевание. Болезнь. Именно она, неизлечимая (разве что временем) страшная опустошающая изматывающая болезнь. Лекарства (помним про время) нет. Ни в одной аптеке мира нет таблеток. Экстрасенсы разводят руками, маги и волшебники отступаются, пифии (впрочем, эти сгинули давным-давно)...
Я знаю много слов, очень много. Словно тяжкий ларец, взваленный на плечи, тащу я их багаж. Казалось бы, ну чего сложного, возьми пригоршню, да и накидай в строчки, пусть прорастут дивным садом эмоций, образов, переживаний, наитий, восторгов, трепета, радости и счастья. И кидаю, и прорастают, но сад этот недолговечен, потому что новые чувства теснятся на пороге моего дома. Новые слова так и норовят вылезти из ларца, требуя к себе внимания, обращая внимание, что они полней и ярче опишут моё состояние.
Нескончаемая пытка, но такая щедрая на образы. Итак, что толку пояснять? Я увидел тебя.
Погода стояла, время клонилось к, земля завершала свой ежегодный путь по, луна шептала свои мантры, а по лакированной дорожке катился шар для боулинга. Шумная компания, частью которой я был, привлекала внимание соседей, чем совершенно отвлекала всех от игры. Виски с колой, эта современная пошлость, лилась рекой, оставляя в аутсайдерах закуски. Официанты алчно потирали руки, предчувствуя щедрые чаевые, и с улыбками реализованного счастья, простого и оттого честного, спешили к нашему столу, стоило кому-то из нас лишь посмотреть в их сторону. Я не пил, ибо пью редко, но пьян был радостью своих друзей. Особенное чувство разделять веселье близких к сердцу. Не градус, но сонастроенность на позитив, вот что делает наши встречи незабываемыми, и не важно, что явилось причиной этих встреч. В тот странный день причиной явился боулинг.
Столько раз этот вечер отразился эхом в коридорах моей памяти, что должен был исказиться до неузнаваемости, ан нет. Случается, очень редко впрочем, так редко, что уходит в легенду ещё до того как сойдут со сцены участники, явление предопределённости мгновения. Матрица дала сбой, музыкальный трек запнулся на миг, официант уронил стакан на ковёр и тот раскололся с глухим звуком, пшикнула открываемая бутылка колы, шар для боулинга заскользил по плавной дуге к кеглям, на улице взревела сирена и эхо её ора заметалось во внутреннему двору торгового центра, зазвенел последним звяком уходящий в депо трамвай, а ты присела за стол, на котором стояла полупустая посуда, хотя оптимисты назвали бы её полуполной.
Столько слов в моём багаже. Столько разных слов. Но среди этих слов нет твоего имени. И уже никогда не будет. У Петрарки была Лаура. У Данте была его Беатриче. Пушкин... Ну, у Александра Сергеевича в музах недостатка не было. О тебе никто не узнает. Имя твоё не осквернит людская молва. Не те времена сейчас, чтобы приговаривать к вечности свою слабость.
Да и ты сама никогда не узнаешь об этих моих попытках, выудив из тайников словарного запаса нужные слова, рассказать самому себе о тебе. О той тебе, какой ты никогда не была, но какой могла бы стать, найди я эти самые нужные слова.
Что касается боулинга, то в ту ночь я проиграл.