В доцифровую эпоху на Урале публичность считалась свойством элиты. Чтобы удержать интерес к своей персоне богатые екатеринбургские купцы становились героями эксцентрических скандалов. В первую очередь они рождались на затяжных застольях в домах состоятельных людей. Как писал журналист, оказавшийся в Екатеринбурге в 1904 году: «Еще сравнительно недавно сила денег выражалась здесь, главным образом, в чудовищных кутежах, где уральские богатыри показывали себя в таком сказочном виде, о котором не имеют понятия в остальной России.
Пиры продолжались по неделям; выпивалось все вино в городе, а если его оказывалось слишком много и оно не помещалось в купеческих утробах, то поили извозчиков, мещан, короче всех встречающихся на улице».
Фиксация богатства постепенно переходила в хэппининг. У купцов для них были свои популярные сценарии. Начинали с вина. Если его было в избытке, им мыли лошадей, поливали мостовую, «Чтобы пьяней была»… Летом устраивали зиму — засыпали мукой или солью дорогу и выезжали кататься на санях. Эта популярная байка — полуправда попала в историю Прокофия Демидова, о котором рассказывали, что именно он повелел запрягать сани летом и дорожку перед домом засыпать дорого в то время солью.
Когда градус развлечений повышался, вином поили уже случайно найденного козла или медведя. Или на ярмарке покупали лавку с мелочным товаром, орали народу: «Грабь, ребята!.. Знай наших, заводскихъ!».
Далее следовали сценарии 18 +. Разогретые похотью и подстегиваемые пуританством, купцы шли штурмовать публичные дома, чтобы рассказать их обитательницам о морали. Перепуганных девушек запрягали в тележки в наказание, чтобы они возили гостей. Могли натравить на первого попавшегося дьячка собак, или за хороший гонорар зазывали выгнанного со службы и достаточно наголодавшегося чиновника.
Наконец уходили в леса и, как продолжал журналист: «Если лето хорошее, теплое, то вся компания, сбрасывая с себя покровы, — изображала первобытное общество, когда еще и звериные шкуры считались совсем ненужною роскошью. Не дай Бог было попасться на такую загулявшую компанию сказочных пьяниц. Одного питерского чиновника они раз водили по селу на цепи, как медведя, и требовали от него, чтобы он показывал, как дети горох воруют, как девки хороводы водят. А некоторую духовную особу, раздев догола, они заставляли танцевать „как бы в трике“. Какой-то немецкий шнель-клопс был до того напуган сорвавшимися с цепи пьяницами, что залез от них в колодезь и просидел там сутки по горло в воде!..»
Уральские хайпожоры, поднявшиеся на торговле золотом, одевали жен по-царски, их белье посылали стирать в Париж — для шику. Кто-то проделывал такой фокус с собственными портянками. Изготавливали визитки из золота. Жертвовали десятками тысяч на постройку мечети в Константинополе, надеясь получить за это орден Османие или Меджидие. Посылали персидскому шаху в Испагань или Тегеран большие суммы, с той же целью. А затем изображали у себя на воротах каменных львов, с надписью внизу: «Дом купца 1-й гильдии кавалера персидской звезды гильдии Льва и Солнца такого-то».
Но и это еще не всё. Особенно любили уральских купцов театральные антрепренеры.
Об этом взаимном притяжении писали: «Здешние тузы славились по всему Уралу, по всей Каме и Волге. Антрепренеры пермских театров помнят местных носорогов с обвалявшимися сальными фуражками на нечесанной голове, которые вступая в партер, еще издали начинали кричать: «гони публику в шею — за все плачу один!»
Случалось, что они выписывали к себе целые труппы, платили деньги за путь туда и обратно, чтобы в течение одного вечера послушать «Птичек певчих» или «Елену Прекрасную». Театр, в котором разворачивались эти события в Екатеринбурге, недавно закрылся на капитальный ремонт. Это Колизей.
Хорошо тогдашним екатеринбургским купцам был знаком и троллинг. Этим занимались даже чиновники высокого ранга. Самой известной историей стала встреча пермского губернатора Огарева и главного начальника уральских горных заводов генерала Глинки, в начале 1840-х. Встретились они где-то на проселочной дороге зимой, и одному из них нужно было уступить дорогу, свернув в сторону. Произошло недоразумение: ни та, ни другая сторона не желала уступить… Губернатор, высунувшись в окно кареты, крикнул:
— Посторонись, уральский хребет едет!
— А у меня едет вся уральская шкура! — небрежно бросил Глинка. (Его власть распространялась на заводы в нескольких губерниях).
По преданию, губернатор, побежденный таким ответом, скромно свернул в сугроб, чтобы дать дорогу горному царю.
Разозлившись па местную власть, не оказавшую ему почтения, один уральский купец приказал выбрить козла чтобы у животного остались одни бакенбарды. Надел на козла мундир и треугольную шляпу с плюмажем и выпустил на улицу. Козла поймали, отравили в отделение. Позвали хозяина. «Ваш козел?..» — «Нет, не мой…». Бились, бились — отпустили. На другой день и в том же самом костюме на улицах города явился второй козел… На третий — третий… Затем в течение недели было тихо, а потом вдруг на городской площади, прямо против присутственных мест, была найдена привязанная к столбу свинья — в том же мундире и в той же шляпе.
На столбе значилась надпись: «За взятки и непочтение…» Тролля решили обезвредить. За дело взялся человек, у которого была кличка «Петух». Но и он не справился. потому как на следующий день уральский купец устроил церемонно, которая прошла по всем улицам города. На позорной колеснице везли петуха, закованного в цепи. Над ним была прибита доска с надписью: «За глупость». Птице тут же прочитали приговор и обезглавили его. После участники церемонии тут же принялись пьянствовать.
Этот последний скандал окончательно вывел из себя заводские власти. Они стали искать средства, как бы наказать купца. Но и этот не дремал, и на воротах своего дома повесил два портрета ненавистных ему чиновников. Под портретами сделал надпись: «Дурак дурака видит издалека». У ворот была поставлена стража, чтобы никто не смог сдернуть портреты.
Изобретательного купца хотели предать суду, но он тут же съездил в Пермь, где смог уладить свои дела и восстановить положение. Его оставили в покое.