Старое село и его обитатели. Это лето, как и все предыдущие, я провожу в селе у бабушки. Старое село – это большое село, состоящее из семи длинных улиц. Конечно, улицы имеют какие-то официальные названия, но их никто не помнит и не употребляет. Жители называют их по-своему – Ковалевщина, Воскобойщина, Поповщина и так далее. Даже письма все пишут просто «Старое село, фамилия, имя, отчество». Только недавно сельсовет прибил на каждом доме дощечки с адресом: «Коммунистическая», «Советская», «Красноармейская» и так далее. Народ посмеялся, но стал привыкать. Когда началась декоммунизация, таблички опять сняли. Теперь вообще никто не знает, как называются их улицы.
Село наше находится в самой гуще леса, и в нем протекает речка. Речка, конечно, неглубокая, летом вообще высыхает, но рыба ловится исправно.
В Старом селе мои дни до предела заполнены поисками мест, куда еще не ступала нога человека. Я старательно рыскаю в надежде найти нечто необыкновенное, таинственное, клад, например. Но пока ничего особенного не попадается. Зато, когда в огороде переносили туалет на новое место, выкопали мешочек с алюминиевыми вилками и ложками с надписью: «Артель ХІІІ лет Октября». По моим мгновенным расчетам, выпущены они были в 1930 году. Вероятно, их закопали от немцев. Это, конечно, не золотые монеты, которыми можно обеспечить свой род до пятого колена, но уже кое-что. По крайней мере, ими можно есть.
Я, как большой любитель истории, чрезвычайно горда тем фактом, что провожу каникулы не в какой-нибудь захудалой деревушке, а в самом что ни на есть знаменитом селе. Образовалось Старое село еще при Петре I. Музейные экспонаты утверждают, что царь останавливался здесь с войском во время русско-шведской войны, и с тех поря в лесу сохранились названия «Казацкая» и «Майданы». Первым хозяином села был Василий Кочубей, тот самый, который «Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы; Там табуны его коней пасутся вольны, не хранимы»[1].
Этот самый Кочубей вначале поддерживал дружеские отношения с Мазепой-изменником и получил от него в знак дружбы хутор, а рядом с ним построил стекольный заводик - «фабрику стеклянную об одной печи». О том, что все это чистая правда, есть подтверждение в нашем лесу – поляна под названием «Стеклянная гута». Когда на нее забредаем, я, параллельно с поисками грибов, кошу глазами на всякие отблески в траве, а вдруг Кочубеева стеклянная посуда завалялась? Аж дух захватывает. Но, как гласит народная мудрость, «все уже разобрано до нас».
Но вернемся к Кочубею. Когда он поссорился с Мазепой, то, посовещавшись с полковником Искрой, написал на него донос Петру I, в котором сообщил о намерении гетмана отделиться от России и примкнуть к Польше. По крайней мере, так считал Пушкин: «Зачем он шапкой дорожит? Затем, что в ней донос зашит, Донос на гетмана-злодея Царю Петру от Кочубея». Однако Пётр I доносу не поверил и приказал казнить доносчиков, а все их имения отобрать. Мазепа с удовольствием исполнил распоряжение царя и казнил Кочубея и Искру. Очень скоро Пётр I убедился в правдивости доноса и, порыдав, приказал перезахоронить останки верных воинов в Киево-Печерской лавре, а их семьям возвратить отобранные имения.
Так наследники Кочубея получили царскую грамоту на владение хутором, откуда и пошло Старое село. В нем до сих пор сохранились два старинных деревянных дома, стоящие посередине огромного, тоже еще Кочубеевского, парка. В одном из домов находится сельский клуб (в нем прошли лучшие вечера моей юности), а в другом – магазин.
А еще в Старом селе живут удивительные люди – это папины родители – дедушка Роман и бабушка Устя. Они, по моим представлениям, совершенно древние – ведь они родились еще до революции и жили при царе. К тому же оба они почти неграмотные. Это очень интересно наблюдать, поверьте.
Дедушка успел окончить два класса церковно-приходской школы (замечу, что в книжках про старую жизнь все выдающиеся люди заканчивают такую школу), но потом почти все забыл. Читать он умеет только два печатных издания – во-первых, местную газету (причем даже я - известная фанатка чтения, не в состоянии составить ему компанию - сплошные вести с полей). Газета нужна дедушке, в основном, для растопки печки и скручивания папирос из махорки. Во-вторых, книгу маршала Жукова «Воспоминания и размышления». Он истрепал уже несколько экземпляров, но папа регулярно пополняет запас, исхитряясь доставать их в Москве. Дело в том, что во время войны дедушка служил в штабе Жукова сапожником и, по его скудным рассказам, починил маршалу не одну пару сапог. Иногда и я почитываю. Правда, описания сражений и деятельности Генерального штаба я благополучно пропускаю (хотя куда им тягаться с чемпионом мира по скучности - описанием войны в эпосе «Война и мир»), но случаются страницы и поинтереснее.
С бабушкой Устей еще сложнее. До революции она работала девочкой на побегушках у последнего Кочубея. Поэтому в школу она не ходила совсем, ни читать, ни писать не умеет. Я иногда пытаюсь ликвидировать ее неграмотность. Мы с ней изучаем алфавит (как Волька со стариком Хоттабычем), но дальше запоминания букв дело не движется. А может я никудышный учитель? По крайней мере, я теперь точно знаю, кем не стану, когда вырасту. Догадались?
С простыми действиями арифметики мы тоже бились не одно лето, но безрезультатно. Зато бабушка умеет считать деньги (пенсию там, покупки в магазине и т.д.). Это тоже загадка для ученых, я ее пока не разгадала. А еще они оба – и дедушка, и бабушка, умеют расписываться, когда получают пенсию. При этом бабушка каждый раз ворчит, что ладно она, всю жизнь занималась домом и детьми (из пяти детей, трое закончили школу с отличием, один стал кандидатом наук, а дочь – отличником образования), но почему дедушка, который всю жизнь проработал в лесничестве и построил половину домов в селе, получает гораздо меньше, чем наши соседи – пьяницы, но зато колхозники. И огород у нас меньше - всего пятнадцать соток, а не тридцать, как у колхозников. Вот чудаки люди, ведь на нашем огороде и работать нужно меньше.
Старое село. День первый. Спать в поезде пришлось всем не долго. В половине второго ночи нас разбудила проводница: подъезжали. В два часа сгрузились, в кромешной темноте дотащились до вокзала и сели ждать утра. Через два часа расцвело, и мы по холодку потихоньку побрели на автостанцию. Наши баулы немного полегчали: воду выпили, продукты съели, кофты надели. В пять утра притарахтел старый-престарый «пазик»[2]. Это за нами. Так как это был первый рейс, а всего их бывает три за день, людей было немного, в основном, ехали ягодницы в наш знаменитый лес, так что всем удалось рассесться с некоторым комфортом.
От райцентра до Старого Села примерно двадцать километров по трассе. Ехали больше часа. Дорога была из серии «Эх, прокачу!», вся в колдобатинах и ямах, с остатками асфальта. Мы с Ритой с радостью уселись на задние сиденья и всю дорогу весело подпрыгивали. Повезло еще, что давно не было дождей, а то бы без трактора не обошлось. На конечной остановке в селе нас никто не встретил, попросили шофера за рубль довезти до самого дома. Пока ехали по селу, из домов выходили местные жители, всматривались, к кому приехали. Так что о нашем приезде не знают разве что пожарные, которые всегда спят. Выгрузились, зашли в дом, а в нем бабушка с дедушкой. Приехали. Попили парного молока с коржиками и завалились досыпать.
Проснулись уже глубоким днем, снова попили парного молока, походили по двору, по огороду — очень холодно, даже после нашего экстрима в Ялте. Прямо наказание какое-то с этой погодой. Пришлось подоставать из шкафов всю теплую одежду, неизвестно кем оставленную. До вечера слонялись по двору, познакомились с коровой Зорькой, поросенком, курами (много) и котами (два). Посетили места общего пользования. Сначала было немного непривычно. Туалет – деревянная загородка в огороде, рукомойник прибит к забору во дворе, рядом сохнут глиняные крынки из-под молока и самодельные полосатые коврики. Воду нужно набирать в колодце на улице, вода желтоватого цвета и со специфическим запахом. Большинство людей ее пьет, но бабушка употребляет только в технических целях и для корма животных и птиц. Для еды и питья набираем воду в криницах. Одна находится возле леса, вторая - возле речки. Расстояние практически одинаковое.
Зато в огороде – просто лес из огромных желтых подсолнухов в человеческий рост. Я тут же открутила самую большую головку и до вечера сгрызла. А дальше, до самого леса – бескрайнее колхозное поле, желтое от ржи и синее от васильков.
В доме тоже все необычно. Например, в первой комнате, где обедают, возле входной двери стоит кровать, на которой спит дедушка, и какой-то странный деревянный диван, где гнется бабушка. Под потолком висят липкие ленты, обсиженные мухами. Но многие остаются в живых и продолжают жужжать под ухом. Их бьют мухобойками – такие деревянные палки с прикрепленной резиновой подошвой от галош. Вообще, галоши – это деревенский бренд. В них все ходят – на огород, к коровам и свиньям, а в плохую погоду – и в магазин. Нам тоже предложили примерить. Я вначале гордо отказалась, а потом горько пожалела, когда мои босоножки превратились в грязный налипший ком. Но все пары уже расхватали, мне достались только резиновые сапоги, размера на три больше.
Во второй комнате стоят две кровати для гостей и один нормальный диван. В углу висит икона в вышитом рушнике. Но туда никто не заходит, разве только полить цветы. Это место для гостей. Когда гостей немного, все разваливаются, как короли, каждый на отдельном спальном месте. Когда людей прибывает, приходится уплотняться, вначале, ютиться по двое, валетом, затем перекладываться на пол, а дальше, когда и на полу нет места, счастливчики отправляются в сарай к Зорьке, на сеновал, который здесь называется «вышки». Там места навалом, мягко, пахнет сеном, через дырки в крыше видно звезды, внизу вздыхает Зорька. Сейчас, когда кроме нас, других гостей не наблюдается, всем хватает кроватей. Но на будущее мы с Ритой уже сражаемся с родителями за право спать на вышках, а не на твердом полу в душной комнате.
Мама сразу нацелилась на генеральную уборку в доме, а папу подбивала на устройство стола во дворе для обедов не свежем воздухе (здесь почему-то это не принято, и в самую жару все теснятся в душной комнате рядом с дедушкиной кроватью). Папа твердо заявил, что в день приезда можно еще не работать. Поэтому решили все вместе сходить в криницу за питьевой водой – совместить приятное с полезным. Вода в кринице ледяная, зубы ломит, но вкуснее нет ничего на свете. Когда шли через колхозное, нарвали охапку васильков, потом сплели венки себе и маме. Плести венки я умею и люблю. Когда мне делают замечание, что я не типичная девочка, поскольку не люблю рукоделие, я гордо ссылаюсь на плетение венков.
Подружки наши еще не явились в гости (стесняются), сами тоже в гости не напрашивались, так что остаток дня провели в кругу семьи.
Решили с Ритой слазить на чердак, посмотреть, нет ли там чего интересного. Немного побаивались мышей, но любопытство победило. На всякий случай вперед запустили котов. И не напрасны были наши труды! Я нашла там кучи заброшенных книжек, среди которых оказались (!): «Робинзон Крузо», «Таинственный остров», «Хижина дяди Тома». Я чуть не упала в обморок от восторга. Ведь такие ценные книги выдаются только в читальном зале библиотеки или в Москве, в обмен на 20 кг макулатуры. Откуда они появились тут, никто толком не знал, бабушка знала, что лежат они давно и предназначены для растопки. Состояние у этих сокровищ было, конечно, соответствующее: обложки оторванные, страницы запачканные, но это все неважно. К тому же папа обещал сделать для них новый переплет у себя на работе в мастерской. Вот у ж начитаюсь!
Ну а Рита обнаружила в старых чемоданах целую стопку черно-белых открыток с артистами, которые, раньше собирали папины сестры, потом выбросили за ненадобностью, а на сегодняшний день это оказалось целым состоянием. Там был Кадочников, Лидия Смирнова, Марк Бернес и еще кто-то, не помню. Рита чуть не умерла от радости.
Вечером стало совсем прохладно, папа затопил русскую печь. Дедушка поворчал, что летом никто печь не топит, есть для этого грубка, но принес два оберемка сухих дров из сарая. Я активно помогала выбирать нужные полена. Рита тоже включилась. Поужинали забытой за год деревенской едой из печи: картошкой со сметаной, яичницей, кислым молоком с налисниками. Зажгли лампу под красным матерчатым абажуром. Я залезла на лежанку, где на разложенных газетах сушилась черника. Впустили котов, они устроились под боком и громко урчали от переизбытка чувств. Дедушка и папа шелестели газетами. Мама застучала спицами. Бабушка гремела ухватами на кухне. Рита привычно бурчала, что в местном магазине нечего будет купить, придется ездить в райцентр. Вдруг стало очень уютно, и показалось, что мы уже здесь тысячу лет проживаем, что не было никакого Крыма, а только этот старый, но такой родной деревенский дом. Красота! В полудреме слушала я бабушкину политинформацию о местных новостях за последний год. Потом стало очень жарко, я перебралась на кровать, где и заснула. Водные процедуры отложили на завтра.
День окончен. Деньги потратили только на автобус.
Старое Село. День второй. Начался день рано и внезапно. Вчера, по пути на речку за водой, я объелась щавелем, который собрала со всех окрестных лужаек. В четыре утра мой желудок торжественно отказался все это переваривать и выплюнул весь щавель в комнате на выстиранные и высушенные полосатые коврики. Через десять минут процедура повторилась. Эти характерные звуки разбудили маму. Пока мы с ней все убирали, мылись и переодевались, взошло солнце, дедушка ушел в лес, бабушка подоила корову, затопила печь и приготовила завтрак, от которого я категорически отказалась. Самое интересное, что и Рита, и папа во время этого длительного переполоха продолжали мирно посапывать.
После завтрака на семейном совете решили отправить срочную телеграмму папиной сестре Тоне, чтобы она с детьми тоже приехала, пока мы здесь. Вначале попросили Риту сходить на почту, но она со стонами продемонстрировала каждому члену совета свои укушенные комарами и расчесанные до крови ноги и руки, и отказалась в таком непривлекательном виде показываться на люди. Пришлось мне собираться. У меня, честно признаться, здорово болели мышцы во всем теле и несколько дрожали ноги после утренних «упражнений», но мне спихивать было уже не на кого. Рита доброжелательно посоветовала идти не по улице, а огородами, а затем сразу свернуть в парк, поскольку на этом маршруте больше укромных местечек, где можно притаиться в случае новых вспышек желудочной болезни.
Как ни странно, добралась я до места без отклонений от маршрута, наверное, организм свою норму уже выполнил. На почте телеграмму приняли, я оплатила срочность, почтальон клятвенно пообещала отправить ее первой же почтовой машиной, которая приедет завтра. Вот интересно, а если бы я оплатила не срочную, а обычную телеграмму, она что, поехала бы в телеге?
После моего благополучного возвращения из почты день продолжился по заведенному графику. Папа пошел в лес проверить ягоды и грибы, Рита убежала к местным подружкам, мама разохотилась и решила распространить начатую на рассвете уборку на весь дом, а я объявила себя на больничном и провалялась полдня на диване с обретенными книжками. И кружкой молока с пряником в придачу. Вот такой отдых я понимаю.
Ненадолго забежала Рита, тоже подкрепилась пряником с молоком и сообщила, что идет в гости смотреть телевизор до вечера. Дело все в том, что у нас в доме нет телевизора. На нашей улице вообще только в двух домах есть голубой огонек. Бабушка категорически от него отказывается. Нас это тоже особо не волнует. Во-первых, днем можно забежать к подружкам и, пока их мамы на работе в колхозе, посмотреть детские фильмы или мультики. Во-вторых, можно иногда и по вечерам смотреть телевизор – если позовут взрослых на интересные филь, мы тоже пристраиваемся. Телевизор стоит, как правило, во второй, парадной, комнате, в углу под иконой. Взрослые сидят на табуретках, дети на полу. Этим летом показывают «Тени исчезают в полдень», и как только в раскрытое окно послышится: «Гляжу в озера синие…», так сразу стремительно убыстряется дойка коров, и у соседей набивается пол-улицы.
Зато в нашем доме целый день надрывается радио. У каждого есть свои любимые передачи. Папа старается подгадать прием пищи таким образом, чтобы послушать последние известия. Вообще для меня это какое-то очень апокалиптическое сочетание слов. Мне кажется, что после таких известий вообще уже ничего не будет, ведь они же последние! Папа каждый раз терпеливо мне объясняет, что последние, значит наоборот – самые свежие, которые только что произошли. Как бы не так! Почему тогда их нужно так мрачно называть, пусть бы были свежие известия или новые известия, да полно всяких подходящих названий, но только не последние!
Точно также мне непонятно значение слов «новый» и «старый», когда их употребляют по отдельности, друг без друга. Новый Год – понятно, потому что старый закончился; новый ботинок тоже без возражений, так как старый порвался; и так далее. Старое село – тоже все ясно, потому что через пять километров есть Новое Село. А что, интересно, такое «такое «Новая почта»? а что, старую закрыли? И наоборот, старая бабушка, например, а где тогда новая? Или, когда объявляют: «Мы открыли новый магазин». А ведь старого то не было!
Так вот, частенько бывая в соседских домах, я обратила внимание, что все дома в Старом Селе выглядят и снаружи и внутри совершенно одинаково, как под копирку. Все деревянные, двухкомнатные, покрашенные или в синий, или в зеленый цвет. Наверное, в местный магазин завозят краску только двух цветов. Внутри тоже все одинаково – и мебель, и ее расположение. Прямо, как один дизайнер трудился. Во дворах – та же картина. Две половины: чистая – для людей, и грязная – для коров, свиней, кур и уток. Вроде как команду все получили – всем жить одинаково. Если завязать глаза и зайти к кому-нибудь, а потом снять повязку, то и не догадаешься, в чьем доме находишься.
Вечером пожарили лисичек в летней кухне. Это, кстати, наше достижение. Раньше во дворе стояла только одинокая печка, как у всех. Это мама настояла, чтобы вокруг сделали стену и крышу. Без пола, под ногами земля. Но есть в летней кухне неудобно – тесно и сыро, а когда топят печку – то жарко. Поэтому этим летом будем делать во дворе стол. Бабушка, наверное, потому и сопротивляется, что у соседей никакого стола во дворе нет.
Перед сном вышли на улицу поиграть в бадминтон. Со старым порванным воланчиком, конечно, это не игра, но тем не менее, собрали пол улицы зрителей. Через час, потные, но довольные, мы скрылись в доме. Быстренько попили парного молока и завалились по кроватям. Завтра нужно обязательно устроить банный день.
День окончен.
Старое Село. День третий. Рита накануне договорилась с девочками пойти утром за земляникой, поэтому всем был объявлен общий подъем в семь часов. Папа тоже вскоре ушел в лес по своим делам. Зато мы с мамой дрыхли почти до десяти часов. Вскоре вернулась Рита со стаканом земляники, вся уморенная и с новой порцией комариных укусов. Я в это время преспокойно читала, запивая чтиво третьей кружкой парного молока и четвертым пряником. Рита тут же решила, что на сегодня она уже уработалась сполна, и уселась на соседнюю кровать, но с куклами. Я предложила вслух почитать «Хижину дяди Тома», и к моему удивлению она согласилась. Особенно тронула ее история маленькой девочки Евы, которая тяжело заболела и умерла. Немного погоревав, мы дружно решили, что если бы такое несчастье случилось в наше время, то девочку обязательно бы вылечили. Этот вариант нас утешил.
Мама тем временем перестирала в корыте все постельное белье с трех кроватей, хотя бабушка ворчала, что стирала все перед Пасхой. Я вызвалась помочь прополоскать выстиранное белье на речке (нас самих туда не пукали). Для этой цели на берегу специально выкосили траву, а через речку перекинули мостик – кладку. Мама на берегу подавала мне вещи, а я, балансируя на двух бревнышках, прополаскивала простыни и пододеяльники. Два раза свалилась, один раз уплыла простыня. Интересно, а как бабушка Устя это проделывает, ведь у нее еще и поломанная во время войны нога болит?
Потом все это белоснежное великолепие мы развесили во дворе на веревках – крайне трудоемкая операция. Двор моментально превратился в огромный корабль с мокрыми парусами, которые при малейшем ветерке ласково облепляли собой всякого проходящего мимо. Зато можно играть в прятки – до вечера никого не найдешь в этих лабиринтах.
Заодно и мы все выкупались. Тоже в летней кухне и тоже в корыте. Но не стиральным порошком, а дегтярным мылом. Тут все им моются. Вот откуда, оказывается, у папы такая привычка. Он дома всегда берет в баню дегтярное мыло. Когда другие моющиеся начинают возмущаться из-за неприятного запаха, папа возмущается со всеми, а сам потихоньку моется. Оказывается, дегтярное мыло – самое полезное для кожи, к тому же антимикробное. Но запах … просто сбивает с ног. Волосы помыли все же маминым шампунем. Потом сохли во дворе, рядом с бельем. Зато головы у нас теперь приобрели, как выразилась мама, человеческий вид.
Наступал сельский вечер. Прямо напротив нашего дома, за полем, ярко-красное солнце медленно спускалось за дальний лес. Вдоль улицы, на проводах линий электропередач дружными рядами уселись ласточки. В дорожной песчаной пыли ковырялись куры. Скрипела и позвякивала колодезная цепь. В ожидании коров вышла за калитку бабушка. Прошла мимо с огромной сумкой на ремне наш сельский почтальон – Александра. Она живет тоже на нашей улице, поэтому к нам приходит последней. Дойдя до последнего двора, а это уже опушка леса, она возвращается к нашему дому. Здесь, возле колодца – уличный штаб, его начальник – бабушка Устя. По вечерам, в ожидании стада коров из леса, здесь собираются женщины с нашей улицы. Сюда стекаются и отсюда расходятся по селу все новости. А разносит их людям, вместе с газетами, письмами и пенсией, сельский почтальон.
Мужчины собираются отдельно, в парке возле магазина. Как выглядят мужские посиделки я не знаю. Зато я знаю, что туда каждый вечер ходит один наш родственник – дед Петро. У него вместо правой ноги – деревяшка. К магазину ему нужно переходить через кладку. Через нее не каждый трезвый человек на двух ногах перейдет благополучно, не свалившись в речку. Так дед Петро на своих полторах ногах не только доскакивает туда, но и возвращается обратно, как правило, в нетрезвом состоянии, в кромешной темноте, ни разу не споткнувшись и не упав!
Но мне было не до красот природы и не до взрослых забот. Я не находила себе места от того, что дни проходят, а никто не зовет на вечерние посиделки. Наконец прибежала наша верная подруга Таня и сказала в восемь вечера собираться напротив нашего дома, там, где дедушка Роман сложил огромный штабель недорезанных дров. Наш дом имеет очень удачное расположение на улице – он просматривается со всех сторон, к тому же напротив находится большое футбольное поле, которое и становится местом для вечерних посиделок. Как сообщила все та же Таня, этим летом еще не собирались – ждали нас.
Набралось нас человек десять: человек пять местных и столько же приезжих на каникулы к бабушкам с дедушками. Пособирали по полю щепки и ветки для разжигания костра – за использование готовых дров дедушка открутил бы всем головы. Затем сложили щепки в форме колодца, положили внутрь березовую кору и подожгли все это великолепие. Когда огонь разгорелся надежно, все опять разбежались по домам – за едой. Нам бабушка выдала четыре сырых картофелины, два куска хлеба, по куску сала, помидоры еще не созрели, зато было много зеленого лука. Пытались еще выпросить ветчины, которая хранилась в чулане, подвешенная к потолку от мышей и котов, но бабушка сказала, что ветчина арестованная и выдается только мужчинам на покос.
Собрались опять у костра, смастерили из прутьев шампуры, нанизали на них хлеб и сало, поджарили, и пошел пир горой. Запивали все это великолепие водой из криницы. Чуть позже покидали в угли картошку. На улице совсем стемнело, в черное небо взлетали искры от нашего костра. В двух шагах уже была кромешная темень. А у нас веселье было в самом разгаре. Никто не загонял нас по домам, только сильно заедали комары. Пришлось опять сбегать домой и одеться.
Настало время для страшных историй. Их нужно было рассказывать монотонно и тихо, и только в самое последнее предложение прокричать дурным голосом. Рита дипломатично пропустила свою очередь сославшись на усталость с дороги. Я, как человек ответственный, заранее подготовилась и выучила свеженькую страшилку, привезенную подружками из пионерского лагеря. Этот был народный эпос про девочку и белое платье, и что может случиться с детьми, если они не слушаются старших. Хочу поделиться этой историей и с вами. Кто знает, может пропустить.
Итак, в одном глухом селе жили-были мама с дочкой. Однажды мама тяжело заболела и ее положили в больницу. А перед этим она строго-настрого наказала девочке убрать в доме и переставить всю мебель, только никогда не открывать старый сундук под окном.
Дочка послушалась, сделала уборку и вдруг ей очень сильно захотелось посмотреть, что же в этом сундуке. Сундук был заперт на огромный ржавый замок. Стала девочка искать ключ, а тут поднялся ветер, небо потемнело, и ветки деревьев стали стучать в окна. Страшно стало девочке, заплакала она, но все равно продолжала искать ключ. Только поздним вечером нашла она ключ и стала открывать замок крышки. Вдруг слышит по радио мамин голос: «Девочка, девочка, не открывай сундук и не заглядывай внутрь». Еще страшней стало девочке. Но не послушалась она маму, дальше открывает. Открыла она крышку, заглянула внутрь, а на дне сундука лежит много красивых платьев обрадовалась девочка, стала их примерять. Вертится перед зеркалом, а по радио опять мама ей говорит: «Девочка, девочка, не доставай белое платье. Девочка, девочка, не доставай белое платье».
Любопытно стало девочке. Нагнулась и достала со дна чудесное белое платье. И тут-же его примерила. И тут радио снова заговорило: «Девочка, девочка, не смотрись в зеркало. Девочка, девочка, не смотрись в зеркало». Девочка все-таки посмотрелась, и так ей понравилось белое платье, что стала она в нем танцевать по комнате. А тут вдруг кто-то постучал в дверь. Девочка кинулась к двери, а по радио говорят: «Девочка, девочка, не открывай дверь. Девочка, девочка, не открывай дверь». Но девочке так хотелось похвастаться красивым платьем, что она открыла, а там стоит смерть в гробу. Смерть схватила девочку и утащила в царство мертвых…
Вот такую нехитрую историю поведала я своим деревенским приятелям. Не успела я в последний раз трагическим голосом воскликнуть: «… девочка, девочка, сними белое платье …», как в яркий круг из сплошной темноты впрыгнули какие-то существа. От нашего коллективного вопля проснулись, наверное, самые глухие собаки в самой дальней сельской хате. Когда все немного пришли в себя и присмотрелись друг к другу, оказалось, что это вернулись из клуба старшие братья и сестры присутствующих. Нас вежливо попросили освободить территорию. Но мы тоже не лыком шиты. Отошли на пару шагов из яркого круга и все, нас не видно. А сами притаились за бревнами и навострили уши – теперь-то мы все узнаем, кто с кем сидит, кто кого будет провожать домой. Правда, нас скоро обнаружили и под конвоем сопроводили по дворам.
Пробравшись в темный дом, мы нащупали, как обычно, в коридоре две кружки парного молока и два коржика от бабушки. Насыщенный приятными делами день, подошел к концу. Деньги опять не тратили.
Старое Село. День четвертый. Когда мы с Ритой проснулись поздним утром, оказалось, что папы уже нет дома. Я вспомнила, что сегодня подошла наша очередь выпасать коров. Здесь у каждой улицы свое стадо. В нашем стаде всего четырнадцать коров, поэтому пастуха не нанимают, каждый двор пасет по очереди, у кого две коровы – пасут два раза. От нашего ходит дедушка. Утром выгоняет в пять часов, потом возвращается на обед и дойку коров. После четырех начинается вечерняя смена. Однако сейчас идет пора сенокоса, поэтому решили соединить приятное с полезным: и сена накосить и коров выпасти. И то, и другое происходит в одном месте – в лесу, где лесничество выделяет участки под покос. Я страшно люблю это мероприятие и все время прошу взять меня с собой. И надо же, в самый ответственный момент проспала. Ну ничего, вечером наверстаю.
Как рассказывал позже папа, сначала все шло по плану: выкосили пол поляны, папа попутно набрал бидончик земляники. Затем на обратном пути потерялись четыре коровы, в том числе, и наша Зорька. Примерно через час чужие коровы пришли, чуть позже притащилась и Зорька, вся в колючках и грязи. Как коровы, интересно, находят в лесу дорогу домой? Они ведь не собаки чтобы нюхать следы?
Решили с Ритой навестить наших деревенских подружек. Сами они днем не приходят – у них мало свободного времени, им надо управляться по дому: рвать траву, кормить всякую живность, полоть огород и многое другое. А мы, когда приходим к ним в гости, тоже включаемся в дело – это интересно. У нас все это делают взрослые, нас не допускают. И потом, у нас нет такого большого хозяйства, как у других, потому что дедушка работал в лесничестве, а не в колхозе, и земли ему дали намного меньше, чем колхозникам. Но по мне – все равно много. Большой огород за домом и еще один внизу, возле речки. Зачем бабушке с дедушкой столько, тем более, все можно купить в магазине. Так и Галя, папина сестра, говорит, когда приезжает на выходные. В лес за грибами и ягодами она ходит с удовольствием, а вот во дворе и в огороде работать особенно не стремится. Зато домой уезжает с полными сумками.
В этот раз зашли к Тане, помогли нарвать клевер и подорожник на поле. Потом она это все аппетитно замесила в миске с кислым молоком, и такой вкусной едой мы покормили уток. Тане еще нужно было сходить в магазин, мы забежали в дом за деньгами и отправились все вместе. В магазине купили хлеба, две бутылки ситро «Буратино» и карамелек с начинкой.
Поделав все дела, завалились втроем к нам на вышки и засели играть в пупсиков. Пупсики – это такие маленькие куколки, у них двигаются руки и ноги, на голове волосы, в общем, все, как у настоящих кукол. Но главное – они маленькие, меньше современной куклы Барби, но зато не такие костлявые. И для них легко шить одежду – практически каждый цветной лоскуток можно превратить в платье. А любая девочка скажет, что главное при игре с куклами – их переодевание. С пупсиками возможностей для обновления гардероба намного больше. Поэтому, хоть я и категорическая противница возни с куклами, но для пупсиков делаю исключение. Каждый раз, переодевая пупсика в новую одежду, я мысленно создаю целую историю, и моя фантазия бьет фонтаном, придумывая затейливые повороты и сюжетные линии. Как правило, с историческим уклоном. В основном, это сцены из средневековья и побеги от лесных разбойников.
Так неспешно, за этим увлекательным занятием прошел день, и мы услышали внизу папин голос. Значит пригнали коров. Пора спускаться.
Вечером я все-таки увязалась с пастухами, чтобы спокойно побродить по лесу и поискать зарытые сокровища. Папа не возражал. Нашли хорошую поляну с высокой травой, оставили там дедушку с коровами, а сами побежали в грибную делянку, где по всем приметам должны были быть лисички. Набрали полную корзинку и дополнительно нашли три белых гриба, даже не червивых. Из сокровищ попался только облезлый чугунок, но что-то мне подсказало, что его выбросили не пращуры, а наши современники.
Помня утреннюю историю, я внимательно следила за всеми перемещениями любознательной Зорьки и благополучно сопроводила ее до дому. Тем не менее, на выходе из леса опять не досчитались четырех коров. Возле колодца пришлось объясняться с хозяйками. Так как уже стемнело, надежда на то, что заблудившиеся вернутся самостоятельно, была слабой. Кто-то вспомнил, что в округе видели волков. Не вступая ни с кем в перепалку, дедушка взял фонарь и отправился в лес на поиски. На майданах он встретился с беглянками, которые мирно трусили к своим сараям. Не зря в Индии корова считается священным животным.
На ужин все объедались жареными лисичками. Белые грибы положили на печь сушиться.
На улице похолодало, зашли в дом, я привычно взялась за книжку. Мама тем временем довязывала папину жилетку, которую начала вязать года два назад. В этот вечер ей удалось значительно продвинуться, так как мы засели за преферанс. В этой игре можно сидеть на прикупе и вязать или читать, кому что нравится. Поэтому мама и соглашается играть. Перед сном принесли телеграмму от Тони, где она сообщала, что приедет послезавтра с детьми. Но родители уезжают завтра, у них заканчивается отпуск, поэтому развлекать гостей будем мы с Ритой.
Вечером собирали вещи, еще раз рассмотрели крымские сувениры, погрустили, что расстаемся, и строили грандиозные планы на следующий совместный отпуск. В очередной раз предложили бабушке с дедушкой побывать у нас в гостях. На что получили очередной твердый отказ со ссылкой на хозяйство, требующее постоянного ухода. Это же надо, а мне казалось, что любой сельский житель только и мечтает о том, чтобы хоть ненадолго пожить в городе со всеми удобствами и попользоваться комфортабельным общественным транспортом.
Сегодня наступила наша с Ритой очередь спать на вышках. Чтобы увеличить удовольствие, забрали парное молоки и булку «тройчатку» с собой и попировали всласть. Когда улеглись, я долго смотрела в небо, усыпанное гигантскими звездами, пока не нашла Большую медведицу.
День окончен.
Старое Село. День пятый. Сегодня все встали в полшестого утра, чтобы успеть на первый автобус.
Мы с Ритой побежали на колхозное поле за нашим огородом нарвать букет васильков для мамы. На улице был страшный холод, что для нас было совсем не удивительным в это лето. Все вокруг было в легком тумане, за лесом поднималось солнце, воздух был густой, чистый и вкусный, такой бывает только здесь. В общем, природа была в полном порядке.
Стуча зубами и выпуская пар изо рта, мы беглой трусцой продвигались во ржи. Вдруг впереди мелькнуло что-то темное. Сразу пронзили две мысли. Первая – волк, вторая - объездчик. Про волков в дальнем лесу уже давно поговаривают местные. А объездчик – это такой специальный работник колхоза, который на лошади объезжает поля и следит, чтобы ничего не воровали. Кто ему попадается на пути, тому бывает очень плохо. Что конкретно делает объездчик с нарушителями закона, никто внятно не знает, но слухи ходят самые ужасные. Какой вариант страшнее – не знаю. Поэтому не дожидаясь ни волков, ни объездчика, мы рванули назад, тем более, васильков уже набралось на целый взвод женщин. Зато, хоть согрелись.
Дома торжественно вручили маме букет, умолчав о неприятной встрече, отложили часть цветов на венки, выпили на дорожку по стакану молока и побрели на остановку к первому автобусу.
В автобусе немного угрелись и придремнули до самого города, где к нам присоединилась Галя, чтобы также проводить папу с мамой до поезда «Ленинград-Жданов». До поезда еще пришлось ехать на электричке, забитой до предела ягодниками. В пути папа сообщил, что мы пересекли воображаемую границу Украины и уже находимся на территории РСФСР. Я тут же размечталась о том, что можно было бы установить и настоящую границу, чтобы, как в кино про Штирлица, были таможенники, мы бы протягивали паспорта, и поднимался шлагбаум.
В жизни ничего такого не случилось, мы спокойно доехали до пересадочной станции. Пока ждали поезд, встретили папиного бывшего одноклассника, который здесь работает дежурным по станции, и решили все вместе пообедать в ресторане. Надо же, мечтали об этом всю крымскую поездку, а тут это случилось так обыкновенно. К тому же, еда оказалась на удивление невкусной: борщ холодный, котлеты соленые, компот несладкий. Мы, как опытные знатоки общепита, сразу заметили разницу в качестве в пользу Украины.
Пока мужчины продолжили дружескую беседу в пивном баре, мы пробежались по магазинам. А вот промтовары в России, в отличие от еды, всегда приятно удивляют и количеством, и качеством. Я сразу потащила всех в книжный магазин. И не прогадала. Там, кроме обязательного набора воспоминаний современников и решений партсъездов, оказалось кое-что интересное. Я, например, приобрела русско-английский разговорник, выпущенный к предстоящей Олимпиаде-80, и поклялась выучить его наизусть за каникулы. Этот способ изучения иностранных языков я вычитала в книгах о революционерах, которые, брошенные в царские казематы, умудрялись овладеть несколькими языками. Я, конечно, не в казематах провожу свободное время, но какой-то постоянный режим все же сформировался. Вот так, лежишь себе на вышках, учишь всяческие «вот из ит», а потом заходишь в класс, тебе Римма Михайловна говорит: «Гуд монинг», а ты ей в ответ «Хау а ю? Ай эм файн, сенкью». Вот все с парт попадают!
Еще на полке я углядела книгу «Четыре танкиста, и собака» и чуть не свалилась в обморок от счастья, ведь одноименный фильм прочно входил в число любимых. К книге, правда прилагался довесок в виде двух сборников стихов современных поэтов, но это меня не смутило: будет, из чего дедушке крутить самокрутки.
Потом прошлись по другим магазинам, купили маме симпатичные подвесные цветочные горшки, кашпо называются, папе – чехословацкий галстук в полоску, нам - по летнему ситцевому платью, чтобы было на запас, когда запачкается наш основной гардероб (в нашем селе не особо принято стирать), и на десерт прикупили эмалированную кастрюльку с цветочным узором, которая здорово украсит бабушкин набор посуды, состоящий исключительно из чугунков и закопчённых алюминиевых кастрюль.
Усталые, но довольные, вернулись на вокзал, вырвали папу из цепких рук железнодорожного земляка и пошли на платформу. Билеты, так как это был проходящий поезд, дали только в общий вагон. Но папин друг, ставший почти родным после нескольких бокалов пива, не зря получал зарплату и смог договориться с бригадиром поезда, что он пересадит папу с мамой в купейный вагон за десять рублей доплаты. Объявили посадку, все перецеловались, всплакнули, поезд тронулся. Родители поехали на работу, а мы с Ритой - продолжать каникулы.
Вечером, уже в Старом Селе, Рита сбегала с Аней на Майданы и торжественно принесла кружку земляники и белый гриб. Да, с такими собирателями даров леса как следует не наешься, придется и мне подключаться. Тем более, я не сильно страдаю от комаров, они меня почему-то избегают. Позже, я прочитала исследование британских ученых о том, что людей с четвертой группой крови комары не кусают. У меня как раз четвертая. Зато Рита вся красуется в огромных, расчесанных до крови, комариных укусах и страшно по этому поводу нервничает, в основном, по поводу несправедливости природы. Это недоразумение она с лихвой компенсирует моей проблемой со слабым зрением, которая не дает мне полноценно соревноваться с ней в количестве собранного лесного урожая. Это правда, я с трудом замечаю маленькие грибочки и ягодки в траве, а очки не надеваю из соображений эстетики и стеснительности, предпочитая лишний раз нагнуться. Поэтому, когда мы с ней вместе ходим в лес, весь собранный урожай тщательно пересчитывается и взвешивается, после чего объявляется победитель. Каждый раз это один и тот же человек. Кто, вы, наверное, и сами догадались.
В ожидании коров, я подсела на бревна побеседовать с бабушкой и ее пожилыми подружками о жизни. Все они были в курсе моих будущих планов стать писателем и написать жизнеописание Старого Села, поэтому с энтузиазмом мне помогали, тем более, что я была благодарным слушателем. С огромным удовольствием я слушала их долгие рассказы о прошлой жизни, о концлагерях, в которых побывало большинство из них, о партизанах и Ковпаке, которого они прекрасно помнили. Иногда к беседам подключался и папа, вспоминая некоторые детали. Некоторые старушки помнили даже последнего Кочубея. От услышанного у меня прямо мурашки по коже пробегали. Вот так живешь себе в век технического прогресса, непринужденно беседуешь со своими современниками, а они жили до революции и видели живых помещиков. И при этом в домах у них стоят проигрыватели и телевизоры, а готовят многие на газовой плите. Такое смешение эпох и нравов, что просто дух захватывает.
Все услышанное я тщательно записывала многоцветной шариковой ручкой в подаренный папой специально для этих целей блокнот с разлинованными в клеточку страницами, да еще на пружинке – страшно дефицитный экземпляр и предмет моей особой гордости. При этом я чувствовала себя настоящей журналисткой. Для полного счастья не хватало фотоаппарата, что пока оставалось моей тайной мечтой, для реализации которой была приобретена копилка и придуман способ ее пополнения – перестать объедаться мороженым. Налицо два преимущества: будут оставаться денежные средства и значительно уменьшится масса тела, чей избыток отравлял мне жизнь намного больше плохого зрения.
Готовясь ко сну, взгрустнули, что папа с мамой уехали, даже молоко с коржиками не подняло настроение, и улеглись спать в непривычно пустой комнате, каждая на отдельной кровати.
День окончен. Придется дальше отдыхать самим.
Старое Село. День шестой. Утром встали с Ритой около десяти, в доме было тихо и пусто: дедушка давно ушел на покос, бабушка отправилась на дальний огород к речке. А папа с мамой уехали вчера. Какое-то-время погрустили и подулись друг на друга по каждой мелочи. Кое-как умылись, косы переплетать не стали, пусть еще побудет мамино заплетание. И погода была под стать – моросил противный дождь, во дворе все чавкало, грязь прилипала к обуви, мокрая трава хлестала по голым ногам. В общем, настроение катилось к нулю. Интересно, а мы еще увидим этим летом солнце? Такое впечатление, что каникулы проводим не в юго-западной части страны, а где-нибудь на Чукотке.
За завтраком дело пошло веселей под блинчики с медом и томленой черникой. Потом, чтобы окончательно перейти в позитив, надели новые платья и вышли на улицу. Там сразу встретили подружек, они обновки одобрили, и день покатился, как обычно. Даже сбегали на огород чтобы помочь бабушке в ее героической борьбе с колорадским жуком. Оказалось, что собирать жуков с листьев картошки в баночку с керосином даже интересно. Мы с Ритой посоревновались, как в лесу, и тут уж я отыгралась. Вблизи то я вижу прекрасно, все жуки, как на ладони. К тому же Рита до каждого жучка дотрагивается с опаской, как до хрустальной рюмочки, а я сгребаю их охапкой. Так что с разгромным счётом победила молодость. Подкрепились тут же щавелем и молодой морковкой, и стали с интересом присматриваться к соседской клубнике под пленкой. Тут уж Рита проявила смекалку, предложив мне незаметно изъять оттуда пару штук. Бабушка тут же от греха подальше услала нас в магазин за хлебом.
В Старом Селе поход за эти ценным и питательным продуктом является не таким уж простым делом. Хлеб привозит специальная хлебная машина всего лишь два раза в неделю. К тому же, кроме людей, им питаются и домашние животные. Поэтому существует указание (от кого – не знаю, врать не буду) отпускать хлеб строго по количеству едоков человеческого рода. От этого страдают в первую очередь немногочисленные семьи, как наша, например. Поэтому, когда к бабушке приезжают гости, это одновременно и праздник для скотины, так как купленного хлеба хватает и им тоже.
Вот почему мы пулей помчались в магазин, тайно надеясь, что слухи о папином и мамином отъезде еще не дошли до ушей продавщицы – тети Тани. Ведь они уехали вчера, а хлеб привозили позавчера. Но не тут-то было. На строгий вопрос, сколько у нас человек, и тихий ответ, что шестеро, последовало грозное уточнение, что двое-то вчера с сумками шли к автобусной остановке и назад не вернулись. Пришлось честно признаться, что да, осталось всего четверо душ, на считая Зорьки. За нашу честность тетя Таня наградила нас дополнительной буханкой зачерствевшего хлеба и свежайшей тройчаткой, которой с молоком нет ничего вкуснее. Прикупив на сдачу еще и молочных батончиков, мы поскакали домой с чувством выполненного долга.
А вскоре на нашей улице и вовсе произошло грандиозное событие – к живущим возле самого леса Батуриным приехали родственники из Австралии. Подготовка к их приезду в селе велась уже давно, на уличных фонарях включили свет, чего не наблюдалось несколько лет, на кладбище покрасили забор, на поле перед нашим домом подремонтировали футбольные ворота (но это может быть и по другому поводу). Говорят, что даже дорогу частично залатали. Может, еще кто-нибудь приедет, и остальную часть сделают. Вчера бабушка сообщила, что сегодня уже точно приедут.
Мы втроем заняли стратегический пост на лавочке перед полем, все глаза проглядели, но делегация появилась только после обеда. Выглядело это так. Через поле шла большая группа людей, и я сгоряча решила, что это все австралийские родственники, но глазастая бабушка разглядела среди них сначала председателя сельсовета, затем директора клуба, а за ними и местных Батуриных, которых на самом деле очень много, причем самые старшие братья и сестры – ровесники наших родителей, а самые младшие – наши с Ритой подружки. А их папа успел даже повоевать в партизанах, а сейчас работает шофером на автобусе Старое Село – райцентр. Тут как-то принято в семьях иметь огромный разброс в возрасте детей. Кстати, наша семья – не исключение.
Так вот, среди всей толпы, важно бредущей через поле, незнакомых оказалось всего два человека – бабушкиного возраста мужчина и женщина, причем женщина тоже в брюках. Что, впрочем, меня совсем не удивило, я была уже просвещенная на этот счет созерцанием пожилых интуристок на ялтинской набережной.
После некоторого препирательства с Ритой, которая настаивала на том, чтобы я шла одна и обязательно вернулась с гостинцами, мы своей сладкой парочкой в некотором отдалении потащились за делегацией к дому Батуриных, который, как я уже отметила, был самым крайним на нашей улице, возле самой опушки леса. Там в открытые окна виднелся праздничный стол. И хотя бабушка намекнула нам, чтобы мы и в дом протиснулись за всеми незаметно, но мы, как говорится, «но пасаран». Хотя здесь такое поведение вполне принято. Например, когда мы приезжаем, к нам в дом тут же набиваются местные подружки, садятся на диван и молча сидят целый день, созерцая нашу жизнь и скромно надеясь на угощение.
В общем, какое-то время постояли мы возле окошка, как неродные. Чтобы никто не подумал, что мы чего-то вымогаем от гостей, мы как-бы затеяли игру в жмурки на полянке перед домом, где как раз недавно свалили кучу бревен и песка, и было удобно прятаться. Так что алиби у нас было железное. Как оказалось, страдали мы не зря. Через некоторое время вышла Лена – одна из Батуриных и наша подружка – и угостила нас двумя импортными конфетками и, естественно, жвачкой. В результате Рита осталась полностью удовлетворенной от проведенного мероприятия и даже частично признала свою вину в попытке спровадить к гостям меня одну, что бывает крайне редко.
Через некоторое время выяснилось, что из двух гостей родственницей и старшей сестрой Лениной мамы оказалась та самая дама в брюках. Ее во время войны подростком угнали в Германию на принудительные работы. Там она познакомилась со своим будущим мужем – иностранцем, и они почему-то уехали после войны жить в Австралию. Сделались там фермерами, постепенно обросли детьми и внуками. Но, как подсказывало мне мое развитое воображение, тоска по родине мучила нашу землячку постоянно. Как-то она ухитрилась восстановить связь с исторической родиной, нашла родственников, пошли письма. И вот решилась приехать.
Уже вечером родственница прошлась по нашей улице, уже переодевшись в кримпленовое платье и босоножки на танкетке (мамина мечта и папина головная боль), в руках держала красивый пакет. Подходила к каждой лавочке, здоровалась с народом, каждого угощала из пакета и пыталась вспомнить. А нужно отметить, что всего несколько семей остались жить на своих довоенных местах, в том числе наша. Подошла и к нашему дому, мы стояли на улице в полном составе, приехавшая сразу кинулась к бабушке и заплакала, потому что узнала и вспомнила. Поплакали они немного вместе, а потом разговорились. Говорила приезжая с акцентом, но понятно. Долго мы стояли на улице, до самых коров, вспоминали все и всех. Потом и дедушка из лесу подошел, тоже они друг друга узнали. Договорились завтра вместе идти на кладбище. Так что хочу вам сказать, что передачи типа «От всей души» или «Жди меня» - это не вымысел, не подстава, а самая, что ни на есть правда, и я в этом участвовала. Всю жизнь буду помнить.
Бабушка потом еще долго вздыхала и поплакивала, утирая слезы подаренным носовым платочком и перебирая старые фотографии. А я, пользуясь случаем, и чтобы немного ее отвлечь, пристроилась со своим блокнотом и записала свежую порцию историй о войне, которые вам и предлагаю.
Старое Село. День седьмой. И помчалось лето дальше. И погода постепенно наладилась, наверное, скоро осень. Приехала Тоня с детьми, стало совсем весело. Тоня сразу же энергично, прямо, как мама, принялась за дело, опять произвела генеральную уборку и стирку, затем взялась за перестановку нашей скудной мебели. Следующим в плане у нее стоит покраска стен снаружи дома. А интересно, я, когда вырасту, тоже буду во всех местах, куда приеду, убирать и стирать, или все-таки заниматься более приятными вещами, читать, например, или писать книжки?
Скоро в Село доставили и мою заветную мечту - велосипед, который багажом прислал папа. Велосипед замечательный, женский, марки «Салют», с ручным тормозом (скоро оторвался), звонком и сумочкой с инструментами (скоро потерялась), ценой 85 рублей. Это была моя всепоглощающая цель – научиться кататься на велосипеде. Мне даже по ночам снилось, как я собираюсь на велосипедную прогулку по городу с подружками. Все поехали, а у меня пропал велосипед. Мне почему-то казалось это очень важным – уметь ездить на велосипеде, это был какой-то отличительный знак для людей – те, кто умеет ездить, и те, кто нет. Я всеми силами стремилась в первую группу и уже несколько лет донимала папу просьбами о покупке велосипеда. И вот, наконец, моя мечта сбылась! Наверное, для меня велосипед стоял в те годы на втором месте по любви, после чтения книг, естественно.
Обучать меня езде на велосипеде взялся Галин муж Миша в очередную субботу своего приезда к теще. Тренировка началась на поле сразу же после праздничного ужина и длилась до глубокой ночи. Поле было все в ямках и кочках и, когда уже совсем стемнело, я в одну из этих ямок благополучно упала, сильно ударив ногу в колене, которое еще и придавилось велосипедом. Тогда я в первый раз поняла, как это «из глаз искры посыпались». Все остальное было уже в полубессознательном состоянии, помню только, что мой не совсем трезвый учитель упорно гнал меня опять в седло и приговаривал «Расхаживай ногу, расхаживай». Я так усердно «расходила» ногу, что по ступенькам в дом запрыгивала на одной ножке. Всю ночь нога страшно болела, но я стеснялась об этом кому-то сообщить.
Утром я не смогла встать и с ужасом смотрела на распухшее колено. Бабушка страшно перепугалась, тем более Галя с Мишей и Тоней утром уехали в город, и мы остались сами. Она помазала мне ногу настойкой с муравьями и пошла за фельдшером в больницу. Фельдшер был пьяный, поэтому прийти категорически отказался, а предложил привезти меня на телеге и положить в больницу. Но, во-первых, найти телегу было не так уж и просто, а во-вторых, я не горела желанием проводить каникулы в сельской больнице в компании с пьяным фельдшером. Поэтому на узком семейном совете постановили лечиться в домашних условиях. Родителей решили тоже не информировать. «Лечение» затянулось на две недели, в течение которых я могла только допрыгать до туалета и до стола. Постепенно боль утихла, я стала кое-как ковылять по двору.
Ко времени отъезда я уже твердо стояла на ногах и даже рискнула опять сесть в седло. К моему огромному изумлению, я сразу же поехала, конечно при этом виляя рулем во все стороны, но все же ехала без посторонней помощи. Это же надо, оказывается я в тот ужасный вечер таки обучилась езде на велосипеде. Жаль только, что это свое умение придется совершенствовать уже в следующем году, дома-то велосипеда нет.
Когда мама узнала обо всем после нашего приезда, то чуть не упала в обморок от мысли, что у меня мог быть закрытый перелом или отколоться кусочек кости. Мы планировали сходить на рентген, но все откладывали (в основном, я - от страха перед неизвестным: а вдруг скажут лежать в гипсе). Так я до сих пор и не знаю, какое повреждение я перенесла. Знаю только, что с той поры у меня страшно крутит колено на любую перемену погоды, а нога чуть-чуть криво ступает. Но ведь чуть-чуть не считается? Правда, из-за этого меня в свое время не взяли в женскую футбольную команду.
Из текущих событий дня можно выделить одно очень важное дело - коллективное заполнение дневников пожеланий. Началось все с того, что пришла Таня со своим дневником и красивой четырехцветной ручкой, которую всем захотелось опробовать. Вышли мы на крыльцо, сели на лавку и принялись за работу. Вернее сказать, принялись Рита и Таня, я помогала добрым советом, так как таких дневников принципиально не веду. Каким-то общепитом попахивает, с его книгой жалоб и предложений. Жалко тратить на это время, когда можно почитать или марки перебрать, или в кино сходить. И вообще, мне как-то неудобно ни с того, ни с сего, подсовывать людям, которые ко мне хорошо относятся, замусоленную тетрадку, чтобы они в муках изощрялись в придумывании каких-то фальшивых пожеланий[3]. А ты потом изображаешь страшный интерес в обсуждении темы – Пугачева им больше нравится или Ротару. Но другим людям я заполняю их дневники с легкостью. Мне не трудно, им – приятно, ведь чем больше у тебя записей, тем выше у тебя рейтинг среди подруг (прямо социальные сети какие-то).
В результате от этой операции выиграла больше Таня – ее дневник пополнился сразу двумя пожеланиями от очень ценных подруг, которые скоро уедут и не смогут поднять рейтинги местным конкуренткам. А Ритин дневник украсился всего одним пожеланием (мое-то торжественно его открывает), но ее это не смутило, так как у нее от дневника имеются вполне определенные ожидания. Чем больше человек его заполнят, тем больше они вклеивают в него открыток с артистами (это обязательная графа для заполнения – «Мой любимый артист/артистка + фото»). Многие, конечно, халтурят и вклеивают вырезку из «Советского экрана», но попадаются и добросовестные доброжелатели. К последним, как выяснилось, относилась и Таня, которая со вздохом, но вклеила маленького Пуговкина (маленького по размеру, а не по возрасту)[4].
В награду за этот подвиг мы в четыре руки и в четыре цвета разукрасили ее драгоценную тетрадку душевными и подробными пожеланиями. В графу «Моя любимая песня» я гордо вписала выученный наизусть текст запомнившейся мне песенки «В реку смотрятся облака, а я все смотрю на тебя. Ну как облака, ты так далека, в душе что-то вновь затая…». Очень приличная песня, и слова, и музыка. Не знаю, почему ее сейчас не перепевают. При этом я была уже наученная горьким опытом заполнения Ритиного дневника, когда я от всего сердца украсила его первую страницу старательными буквами из моей любимой в то время песни «Шел отряд по берегу, шел издалека. Шел под красным знаменем командир полка». Рита со слезами на глазах вырвала мой крик души и пригрозила впредь за такие шутки перемешать все наборы моих марок. Чем ей, интересно, песня не угодила?
Но вернемся к нашему дневнику. Вначале идут общие познавательные вопросы: «Какое имя девочки/мальчика тебе нравится, какой цвет глаз и волос?». Потом идет перечень любимых фильмов, телепередач, песен, крайне редко – стихотворений. Дальше – больше личного: «Чем ты любишь заниматься в свободное время, умеешь ли ты шить, вязать, вышивать (нужное подчеркнуть)». В общем, очень эффективный способ найти единомышленников по интересам. Что-то вроде уже упомянутых социальных сетей, только в реальном формате.
Самый интригующий момент заполнения – сочинение секретного пожелания, которое пишется на чистой странице, складывается в треугольник и заклеивается. Хозяйка прочитывает его потом, в полном уединении или, наоборот, в большой компании, когда идет подсчет рейтингов пожеланий. Что туда пишут? Всякое разное. Иногда общие фразы, типа: «Что пожелать тебе, не знаю, ты только начинаешь жить. От всей души тебе желаю с хорошим мальчиком дружить!». А иногда – что-то совершенно личное, какая-то великая тайна. Вот Рите, например, однажды написали: «О тебе спрашивал Славка М». Рита после этого прямо вся извелась.
По моим подсчетам, Рита завела уже третий по счету дневник и методично подсовывает его всем, кто встречается на пути, включая и моих, и маминых подруг. Два заполненных манускрипта торжественно лежат на видном месте в нашей комнате. А у меня нет ни одного и не предвидится в обозримом будущем, хотя друзей у меня не меньше. Это что же получается? Написал человек всякую красивую чепуху в тетрадку, и он уже твой друг? А может, вы завтра изругаетесь в усмерть? Что тогда, страницы вырывать? Нет уж, лучше я по старинке, по личным контактам буду выбирать себе друзей.
На этой оптимистической ноте день был окончен. Расходов никаких не было.
Старое Село. День восьмой. Утром мы с Ритой долго валялись в кроватях, тщательно обсуждая весьма актуальную проблему, которая, постепенно нарастая, уже не терпела нашего трусливого замалчивания: мыть головы здесь или дотерпеть до дома. Из двух альтернатив: предстать перед мамой во всей красе деревенского зачуханного облика или проделать архисложную операцию помывки, учитывая скудное сантехническое оснащение нашего дома (в наличии имеется только вода в колодце и ведерный кипятильник), выбрали вторую. Потратили на нее в общей сложности часа три. Затем общими усилиями заплели четыре косички.
После всех проделанных операций страшно уморились, так что решили в лес не идти, а дождаться папиного приезда, и всем вместе завалиться за лисичками. Вдохновленные своим парикмахерским подвигом, даже переоделись в более чистую одежду (совсем чистой ее назвать было сложно из-за условностей ручной стирки и полоскания в речке плюс отсутствия глажки). Для завершения общей картины создания имиджа ухоженных городских девочек, почистили зубы найденным на крыше сарая зубным порошком, превратившимся от ветхости в серо-белый увесистый камень. Страшно гордые проделанной титанической работой, придирчиво осмотрели себя со всех сторон и решили, что для презентации перед папой наш внешний облик вполне на уровне.
После завтрака бабушка послала нас на дальний огород проверить огурцы. Вообще-то еще не сезон, здесь овощи и фрукты созревают позже, но у людей, говорят, уже появились.
Спустились мы вдоль колхозного поля к речке, там начиналась полоса огородов. В принципе мы знали, что наш – второй от края. Пробрались к нему сквозь крапиву и лопухи, нашли огуречную грядку, раздвинули ветки, а там… Огурцов видимо-невидимо, и, главное, здоровые, просто кабаны, а не огурчики, для салата уже не очень будут вкусные. Стали мы их срывать, а складывать то некуда. Бабушка сказала, что будет два-три от силы, мы и не брали ничего. Пришлось на ходу ориентироваться. Сняли кофты и скрутили из них носилки. Набросали в них огурцов, сколько поместилось, и стали выбираться назад. Сначала хотели вернуться по улице, слава богу, в последний момент передумали – там речка разлилась после дождей на весь луг, могли и ужи встретиться, а их никто из нас особо не жаловал. Короче говоря, вернулись старой дорогой и гордо вытрусили на заднем крыльце свою добычу. Пришла бабушка и чуть в обморок не свалилась. Мы думали – от радости, оказалось – от ужаса.
После допроса с пристрастием выяснилось, что мы по ошибке забрели не на свой, а на огород Бондиков, которые массово выращивали огурцы для засолки в бочках, для чего требовались именно большие экземпляры. Бабушка в категорической форме потребовала от нас немедленно возвратить огурцы на прежнее место. Рита, естественно, отказалась, продемонстрировав исцарапанные крапивой ноги и искусанные комарами руки. В этой ситуации вариантов у меня не оставалось. Набросав проклятые огурцы в кошелку и прикрыв их сверху какой-то тряпкой, пустилась я, пригнувшись, в обратную дорогу. На злополучном огороде я моментально выкинула свой груз, прикрыла его травой и пулей помчалась опять домой. Попутно поняла нашу роковую ошибку – мы считали второй огород сразу от поля, а надо было сначала пропустить полоску с кукурузой, которая росла периметром по всем огородам, а потом уже отсчитывать. Ну да ладно, потом пригодится.
Не знаю, какое продолжение было у этой истории, бабушка больше об этом нам ни слова не сказала, но с тех пор (а это уже несколько десятков лет) я, бывая в Гуте и встречаясь с Валей Бондик, с ужасом жду ее тихого вопроса: «А не ты ли это Юлия, тогда все огурцы у меня на грядке порвала?» И что ей на это ответить?
Сегодня произошло еще одно грандиозное событие, сравнимое для нас, разве что, с высадкой инопланетян. В Старое Село торжественно прибыл студенческий строительный отряд. По сведениям бабушки, которая все всегда про всех знает, студенты будут строить для колхоза новые дома – из кирпича, с водой и туалетом в доме. Вот кто-то будет наслаждаться благами цивилизации. Прямо и не верится, что это произойдет в таком глухом селе. Жаль, что этими счастливчиками будем не мы – ведь бабушка с дедушкой не колхозники и ничего от колхоза им не положено.
Уже с обеда мы с Ритой и подружками крутились в парке и любовались модными студентами в одинаковых зеленых брючных костюмах (моя слабость на всю жизнь)[5].
Ближе к вечеру мужская половина приезжих отправилась на Майданы, как мы вскоре выяснили – ставить палатки. Девушек по-прежнему не было видно. Мы помчались назад в парк. Оказалось, что девушек селят прямо в клубе, точнее – в кинозале, сдвинув стулья к стенкам, а в середине поставив раскладушки. Но самое интересное было то, что кино не отменили, наоборот привезли свежее и всех присутствующих завклубом пригласила на просмотр. Естественно, вечером всей улицей мы привалили в клуб. Купив на входе в зал билеты, мы стали протискиваться к стульям между застеленными раскладушками. Те, кто подошел попозже, усаживался прямо на края раскладушек. Девушки возмущенно пищали, но это было для них еще не самое страшное. Когда все местные кинозрители расселись, кто где, зашел киномеханик, по совместительству и билетер, и стал прохаживаться между раскладушками и заглядывать в лицо студенткам. У тех, у кого глаза были открыты, он требовал деньги за просмотр кинофильма. Стройотрядовки еще больше закричали, что они это кино давным-давно видели, и вообще они хотят спать. В общем, обстановка накалялась. Свет в конце концов выключили, и началось кино. Худо-бедно досмотрели до половины, и тут полил дождь. Мы-то к этому явлению природы уже приучены, знаем, где крыша протекает, и в дождливую погоду эти места не занимаем. А бедные студентки уже в первый же день прочувствовали на себе особенности архитектуры нашего клуба.
Что тут началось! Все кинулись сдвигать раскладушки в стороны от потоков воды. Студентки зарыдали. Вода лилась потоком. Механик под шумок вообще выключил кино, чего в суматохе никто и не заметил. А ему то что? План он и так уже перевыполнил.
Но, как говорится, все течет, все изменяется. Дождь закончился. Старшее поколение, захватив нас – детей, отправилось по домам, а студенты и местная молодежь, вымыв полы, занялись танцами. Вытащили на крыльцо магнитофон, подключили колонки и включили музыку. Мы ее слышали почти до самой нашей улицы. Людей набежало полный парк. Очень самой захотелось стать взрослой и тоже побежать на танцы, хотя для меня это не характерно.
На следующий день с самого утра по нашей улице потянулась торжественная процессия с раскладушками и матрацами в сторону Майданов. Это студентки тоже переселялись в палатки. Вот, наверное, киномеханик загоревал?
Вечерним автобусом приехал папа. Мы, как всегда дожидались его на лавочке, с которой видно оба пути продвижения – по улице и по полю. Но нас опять опередила почтальонша, которая, проходя мимо, сообщила, что наш папа идет по улице. Рванули ему наперерез. Встреча была бурной и радостной. Папа сделал нам умелые комплименты: мне – что я похудела, а Рите – что у нее выгорели волосы (зная о ее страстном желании стать блондинкой). С собой папа привез много всего вкусного, маминого приготовления. С особой радостью мы встретили жареные пирожки с мясом и творожное печенье. Сразу повеяло домом и жутко захотелось к маме.
Перед сном я продемонстрировала папе свое велосипедное мастерство на поле. Он был в восторге и посоветовал в будущем осваивать элементы упражнений цирковых велоэквелибристов. Рита, чтобы не отставать, похвасталась заполненным до последней странички дневником пожеланий. На десерт сыграли пару партий в дурака. Вроде бы и жизнь налаживается, а завтра уезжать.
На этом день окончен.
Старое Село. День девятый. Вот и подошло к концу лето в деревне, завтра уезжаем домой. В общем и целом, времечко выдалось насыщенное, полное всяких приятностей, не считая, конечно, погоды. Укладывая вещички, поймала себя на ощущении, что мне очень грустно от того, что время ни на миг не остановишь, и это, самое лучшее, - тоже прошло. И от этого глаза блестят и немножечко щемит в области сердца. В такие моменты начинаешь понимать, что все проходит, и печаль, и радость.
Но сегодня еще все хорошо, еще наслаждаемся отдыхом. С папой вообще всем прекрасно. Его прямо разрывают все на части. Бабушка повытаскивала из чулана свои тайные запасы в виде ветчины и домашней колбасы, и на радостях устраивает праздничные обеды три раза в день. Дедушка стал значительно реже обрушивать на кур, истоптавших в очередной раз огород, свое традиционное ругательство: «Чтоб вы все попередохли до завтрова!», а стал дольше задерживаться в доме для обстоятельных бесед о текущем моменте, незаметно подпихивая папе всякую неотложную работу: печку в летней кухне переложить, сено из дальних вышек вытрясти, туалет подправить и еще много чего. Кроме того, каждый день они ходили на покос и отпасли коров несколько очередей подряд. К нам стали постоянно захаживать на дружескую беседу соседские мужчины. Но их бабушка быстро отвадила, особенно тех, кто порывался вести указанные беседы за накрытым столом. А тут еще и нам с Ритой срочно захотелось с папой и в карты поиграть и в бадминтон, и на речку сходить, и в лес, или просто посидеть на крылечке и посмотреть в голубую даль.
Напоследок организовали настоящую экспедицию за грибами. Папа после долгих уговоров договорился с соседом по улице – Бондиком, поехать на его мотоцикле с коляской на дальние грибные поляны, которые он (папа) помнил еще с войны – там стоял лагерь бежавших от немцев жителей (сейчас бы их назвали модным словом «беженцы»). Место так и называлось – Лагерное. Разместились в мотоцикле мы так – папа сзади, а мы с Ритой приткнулись в коляске, тесно, конечно, но терпимо. Другое дело, что несколько страшновато ехать в низкой коляске по тряской дороге, кажется, что вот-вот вылетишь прямо на набегавшие с двух сторон сосны. Но мы с Ритой не признались никому в своих страхах, а просто крепко, по-сестрински, обнялись и мужественно терпели всю дорогу.
Ехали долго, сначала по шляху, потом по просеку, потом по тропинке, потом слезли и дальше пошли пешком по солнцу. Вышли в конце концов на большую заросшую поляну, а по бокам смешанный лес. Решили обследовать местность по периметру поляны, и каждый пошел в свою сторону. Только мы с Ритой чуть-чуть углубились в лес, и тут началось…
Сначала мы натолкнулись на скопление лисичек, причем в таком количестве, что нам раньше и не снилось. Быстро наполнили свои корзинки. Переместились еще чуть-чуть-вглубь в березовую рощу, присмотрелись, а там целая поляна подберезовиков. Что делать? Поснимали кепки, набрали туда грибов, а их еще видимо-невидимо. Я сняла еще кофту, Рита наотрез отказалась, опасаясь оводов и слепней. И кофту набили полностью. Вроде бы управились. Только перевели дух, решили возвращаться на поляну другим путем, прошли несколько шагов, … и вдруг Рита с воплем схватила белый гриб, а рядом еще целая семейка. Я присела на корточки, присмотрелась, а их там полно! Вот вам и сказка «Двенадцать месяцев» наяву. А папа рассказывал, что грибы растут отдельно друг от друга, и разные их виды не смешиваются вместе.
Что было делать? Складывать уже некуда, дедушку с Бондиком не видно и не слышно, а грибы ведь такие не бросишь. Решили выгрузить лисички из корзинок где-нибудь на приметное место, а потом, когда найдется новая емкость, забрать. Так и сделали. Пометили место Ритиным розовым бантом, нашли большой муравейник, где и вывалили наше добро, и помчались назад. Вытащили из мотоцикла все тряпки и мешки и пустились обратно в лес. На обратном пути я про себя думала, что сейчас, если это и вправду нам приснилось, все должно исчезнуть, или мы не найдем то место. Но розовый бант оказался на месте, подбежали – и грибы на месте, не испарились, только муравьями все облепились. Ура! Рита пробормотала, что и не надеялась их там опять увидеть. Вот как, оказывается мы с ней одинаково думали, все-таки сестры родные, хоть и разные.
Накинулись мы на белые грибы, как акулы на рыбок. Набили полиэтиленовые мешки с верхом, а они все не заканчиваются. Что делать? Хоть плачь. Подумала я и решила пожертвовать на общее дело еще свои резиновые сапоги. Тут кругом вроде бы сухо, гадюк не наблюдается, а я в носках. Заполнили и мои сапоги, а работы еще непочатый край. Вдруг слышим, нам кричат, зовут назад. Пришлось с большим сожалением оторваться. Притащили мы к мотоциклу нашу добычу, а у папы с Бондиком не меньше – на земле на расстеленной куртке целая гора грибов, один другого лучше.
Кое-как распихали все это богатство в мотоцикле. Пришлось связать верхнюю одежду в одну большую простыню и четверым ее осторожно уложить в коляску. Тут новая проблема нарисовалась, как назад ехать? Или мы, или грибы – все не помещаются. Решили отвезти грибы и нас с Ритой, а папа пойдет пешком – это примерно километров десять, но ему не привыкать, на покос идти не меньше, а ведь туда и дедушка ходит каждый день, а он намного старше папы.
Назад ехали очень осторожно, доверху нагруженные ценным грузом, про страхи уже никто и не вспоминал. Выгрузились перед домом, тут вышла бабушка и заохала, что папу не привезли. Мы торжественно показали ей нашу добычу, она еще больше заохала. А когда узнала, в каком месте мы все это насобирали, то вспомнила, что в войну, на этой поляне питался целый партизанский отряд и жители в придачу. Потом это место как-то позабылось, нашлись грибные местечки и поближе. А сейчас вообще мало кто его помнит, свидетелей все меньше и меньше.
Сели чистить и раскладывать грибы для разных целей: на суп, на жарку, на сушку и на маринование. Через три час пришел и папа, как ни в чем не бывало. Теперь уже все вместе поудивлялись такому богатству и дружно навалились на работу. А затем с огромным аппетитом уплетали свежайший грибной суп – без всяких добавок и лишнего жира, только грибы, луковица и картошка. Грибы сами выделяют достаточно натурального и вкусного жира. Поэтому, когда я читаю всевозможные изысканные рецепты грибных супов и похлебок, хочется смеяться. Такое впечатление, что авторы, или сами никогда не пробовали этих «супов», или их инструкции направлены исключительно на условно съедобные грибы, которые народ собирает в посадках, а потом гигантскими усилиями пытается превратить в приемлемое состояние. Настоящие грибы никакими рецептами не испортишь!
Хочу заметить, что никогда с той поры не встречала я такое огромное количество самых разных грибов в одном месте. Попадались поляны лисичек, маслят, россыпи сыроежек, даже скопление белых грибов. Но каждый из них растет в определенном месте и в разное время: от июня до сентября. А так, чтобы сразу все и вместе – никогда. И кому не рассказываю, никто не верит. А ведь это было на самом деле, хотя выглядит, как сон.
День окончен.
Старое Село. День десятый – день отъезда. Всю ночь традиционно шел дождь и дорогу опять размыло. Встали мы в семь часов, и Рита сразу заохала, что все пропало, и автобус наверняка не приедет. Если автобусы не ходят, то это катастрофа, придется проситься или на почтовую, или на хлебную машину, но еще неизвестно, возьмут ли. А личного автотранспорта у жителей Старого Села практически не наблюдалось, не считая мотоциклов и «Волги» председателя колхоза.
На лавочке, как и в день приезда, рядком сидели все наши подружки, соблюдая местный ритуал проводов. Они-то и сообщили, что утренний автобус был, хотя с неба лило, не переставая.
После плотного завтрака завершили упаковку чемоданов и уложили на дорогу традиционную курицу, которую бабушка зарезала и сварила вчера. Перед выходом пошли набрать воды в колодце и наконец-то утопили ведро. Этого события мы с Ритой ожидали все лето и вот почему. Колодец, который находится возле нашего дома, наверное, самый древний в селе, а может и на свете. На нем нет ворота с ручкой, и это не колодец-журавль, как во всем селе, а вместо всех механизмов есть просто длинная-длинная палка, а на конце гвоздь. Приходишь со своим ведром, цепляешь его на гвоздь и на палке опускаешь в воду. Когда ведро набирается, изо всех сил тянешь тяжеленную палку наверх, перебирая руками. Потом исхитряешься, чтобы поставить полное ведро на край колодца и отцепить его от гвоздя. Вот такая немудреная, но очень трудоемкая операция. Почему до сих пор используется такой допотопный агрегат, мне трудно сказать. Наверное, сельсовет редко ходит по нашей улице.
Исходя из понятных мер предосторожности, нам с Ритой категорически запрещали набирать воду самостоятельно, только под присмотром взрослых. А сегодня как-то все отвлеклись в суматохе сборов, мы и выскользнули, торжествуя, с ведром, полагая, что, совершив многократно эту процедуру вместе с бабушкой или папой, и сами примкнули к рядам опытных сельских жителей. И конечно, в воде ведро соскочило с гвоздя, быстренько набралось водой и на наших глазах утонуло с громким бульканьем. Вызванный на помощь папа оптимистично заявил, что будем считать ведро за кинутую на память в воду монетку, и значит точно еще вернемся. Дедушка традиционно пробурчал, что на нас не только еды, но и ведер не напасешься, и пошел к Малиновским за подмогой.
Одеваясь, я зафиксировала еще одну памятку о летнем отдыхе, которой можно будет похвастаться – огромный волдырь на руке, чуть ниже локтя. Это вчера, когда жарили грибы в летней кухне, я, пребывая в эйфории от содеянного чуть раньше в лесу и красочно повествуя об этом бабушке, прислонилась в ажиотаже рукой к железной раскаленной трубе. На полруки тут же раскинулась ожоговая водянка. Боль была страшная, хоть на стенку лезь. Бабушка засыпала рану какой-то местной присыпкой их трав. Как ни странно, боль вскоре ушла. По народным советам периодически поплевываю на ранку и прикладываю подорожник и надеюсь его сохранить до приезда в качестве вещественного доказательства.
Вскоре все пошло по привычному графику многоступенчатой эпопеи выезда из Старого Села. Чтобы добраться до вечернего поезда, выезжать необходимо ранним утром. Ведь сначала нужно добраться до райцентра на автобусе по практически отсутствующей дороге, а оттуда на электричке - до пересадочной станции. Можно было ехать электричкой в половине третьего или в четыре часа. Мы решили ехать последней. Дело в том, что Рита недавно ездила с Аней Малиновской в город и купила там четыре банки шпротного паштета. А так как бабушка оказалась большой любительницей этого экзотического для местной кухни продукта, мы всю партию оставили ей, но решили по пути домой еще прикупить баночек десять, так как всей семьей также являемся фанатами этого лакомства, почему-то упорно не продающегося в нашем городе.
Дождь все лил, на остановку пошли в чьих-то сапогах и дедушкиных дождевиках. Автобуса долго не было, мы начали сильно тревожиться, но он все-таки притащился. Попрощались с бабушкой и дедушкой до следующего года и стали грузиться. Людей было немного, всем достались сидячие места. Сначала ехали нормально, но за Слободой началась сплошная грязь, и автобус в ней застрял. Пришлось шоферу идти в село за трактором чтобы вытащить нас из ямы. Всю оставшуюся дорогу он на весь салон поносил местные дороги и местные власти. Никто с ним не спорил.
Наконец приехали на вокзал. Мы с Ритой быстренько рванули за шпротным паштетом в железнодорожный магазин. Почему он так называется, я не знаю, ведь обслуживают там всех. Папу оставили на чемоданах. Выстояли мужественно длинную очередь, заодно прикупили ситро «Буратино» в дорогу. В нашем городе такого ситро почему-то не продают. Еле успели к электричке, но с полной сеткой.
Папа заказал билеты на поезд заранее, поэтому нам досталось купе, правда последнее. Поезд назывался «Брянск-Жданов», относился к дополнительным, летним, так что комфорт был очень условным. Вагон был старый, полки деревянные, зеркало выпадало из двери, крючков не было, дверь постоянно заедала, не работал замок, и мы всю ночь спали с открытой дверью. Но все равно было душно.
Утром попили чай в стаканах с подстаканниками, сгрузились на станции и пошли на троллейбус. Доехали практически до самого дома. Поднялись на лифте, позвонили в звонок. Дверь открылась, а там мама. Вот мы и дома.
[1] Кто забыл, напоминаю - А.С. Пушкин, «Полтава».
[2] Я долгое время была уверена, что пазиками называют все деревенские автобусы, и была страшно удивлена, услышав это название и в городе. Только через несколько лет мне доходчиво объяснили, что название происходит от марки автобуса.
[3] Рита на это резонно заметила: «А если люди от всей души пишут, тебе это тоже неприятно?»
[4] Опять же, а если я собираю не артистов, а, например, марки, кто мне их будет в дневник вклеивать? И зачем? Марки ведь хранятся в специальных кляссерах, откуда их легко вынимать.
[5] Как только я начала самостоятельно приобретать себе одежду, а в магазинах исчез дефицит, мой гардероб ощутимо пополнился брючными изделиями разнообразных моделей.