– Николай Максимович, у вас есть фавориты…
– Не фавориты. У меня есть те люди, которые как карандаши – делятся на разные цвета.
– Категории.
– Да, я солнце не буду рисовать сиреневым.
– И что, вы тогда отбираете каких-то учеников…
– Я не отбираю. Ко мне пришел класс, там было десять человек. Я сразу всем объяснил: ты кордебалет, ты миманс, ты уходи, тебе не надо, а вот из вас троих может что-то получиться.
– А вы когда это видите?
– Сразу.
– В десять, одиннадцать лет?
– Нет, не в одиннадцать. Вот свой класс я брал – им всем было пятнадцать-шестнадцать лет.
– То есть уже сформированный «материал»?
– Да, я брал предвыпускной класс. Но я взял и там было два человека более или менее сильных, весь остальной класс был очень такой… ненужный.
– И вот вы им так прямо и объясняете?
– Прямо. Я считаю, что это самое верное. Человек который формируется, – его нельзя обманывать. Просто ему надо объяснить: «Посмотри, мир шире, мир дальше. Давай мы с тобой подумаем, куда мы можем пойти, что мы можем еще изучить, чтобы ты состоялся…».
Вы поймите, дело в том, что самая сложная вещь в воспитании – найти в любом индивидууме его изюминку, его склонность и помочь эту склонность развить. Тогда этот человек достигнет наивысшего результата.
Уравниловка – она не нужна. Я считаю – и это мое убеждение, я спорил еще будучи ребенком с мамой, – что какие-то вещи всем одинаково надо учить до определенного предела. Не надо после какого-то возраста учить математике, потому что это ненужная вещь, а моя мама физик, и поэтому на ее крики о том, что «математика – это гимнастика для ума» я отвечал, что гимнастика для ума – это спряжения и падежи, учите языки и спрягайте глаголы. Не надо заниматься ерундой, человек должен коммуницировать, он общаться должен. А если надо посчитать, то уже есть компьютер – это я говорил, когда мне было 12–14 лет.
Я учился на пятерки, но я абсолютный гуманитарий. Мне не нужны точные науки, они мне никогда не были интересны. Другое дело, что то, что мне надо по жизни, я помню. Я считаю это очень верным. До определенного предела мы учим всех правильно, но уже к двенадцати годам надо каждому ребенку очень верно определять его принадлежность.
Есть люди, которые всю жизнь будут работать в сфере обслуги, допустим, вы что, знаете много хороших официантов? Вот меня воспитывала женщина, моя няня, она была многодетная мама, у нее было много детей и ее муж был военный, она была профессиональная домохозяйка, она была фантастическая домохозяйка. Но она помимо меня воспитала еще восемь детей, я был последний и самый-самый дорогой.
Ей было 70 лет, когда она к нам пришла, и то, как она готовила, как она умела делать домашние дела… Я просто смотрю, как некоторые сегодня ищут няню, да это же днем с огнем не сыщешь, золотом платить будут многие люди. А я просто помню, что со мной делала няня: ни памперсов, ни стиральной машины, я был самый чистый, выглаженный. Много лет мне вязали, перевязывали, шили. Она на глазах создавала новый костюмчик, если он был нужен, за вечер.
Почему я это говорю, любая профессия должна быть, не все должны стать артистами. Каждый год гигантское количество учебных заведений выпускает артистов. Где они все? Они устроиться на работу не могут, снимаются в сериалах в массовке...
– Вы следите за судьбой своих учеников?
– Я почти за всеми слежу, кто за 6 лет выпустился. Особенно за теми, на кого потрачено много времени, и я их очень всех люблю и всем объясняю с первой же секунды, и тем, кто учился непосредственно у меня, и тем, на кого я обращал внимание: «Я вас всех очень люблю, но балет я люблю больше».
– А был кто-то по данным похожий на вас?
– Нет. По данным даже близко не было.
– А у вас есть желание найти такого или же это ревность, хочется остаться одним таким?
– Нет, это же не то что найти, это же случайность, оно появится само. Я вам скажу, что после моего выхода из школы я видел только двух людей в мире с таким набором способностей, они все не в России родились, но им очень не повезло с педагогами и у них не вышло. Они стали неплохими артистами, но всего лишь неплохими. И у них никогда ничего не получится, потому что на их пути великого Пестова, а потом великой Семеновой не встало.