«Врачи» — так называется новый проект фонда «Подари жизнь», в котором мы расскажем всю правду о тех, кто каждый день, зачастую без праздников и выходных, спасает жизни детей.
Первый герой проекта — Алексей Пшонкин, онколог-гематолог, заведующий стационаром кратковременного лечения Центра детской гематологии им. Дмитрия Рогачева, врач паллиативной службы.
Человек, которого можно часто увидеть в телевизионных сюжетах, главный консультант проекта телеканала «Пятница» «Попроси у неба» и любимый врач очень многих семей подопечных фонда. Мы спросили у него о самом страшном — правда ли детский рак победим (да, это правда), и о самом странном — сколько нужно учиться на стоматолога; поговорили о любимых пациентах и о том, правильно ли называть свою работу… наркотиком.
О ребенке с нерабочим сердцем
Есть ли у вас пациент, о котором вы вспоминаете чаще других?
Хорошо помню мальчишку лет десяти с тяжелейшими осложнениями на сердце. Мы лечили его, а сердце практически не работало.
Ему становилось все хуже. Сердце не справлялось. Единственное медицинское учреждение, которое могло оказать нам помощь — Бакулевский центр кардиохирургии. Врачи вместе с директором центра Лео Антоновичем Бокерия дали добро на экстренную госпитализацию.
Но бригада реанимации скорой помощи отказалась его брать: «Больной в критическом состоянии». И была права. Мы настояли на транспортировке. Под нашу личную ответственность на нашем реанимобиле вместе с реаниматологом нашего Центра мы довезли мальчика до Бакулевского центра.
Перед нами в тот момент стояла единственная задача — довезти пациента живым до операционной. Его спасли кардиохирурги. А потом мы продолжили свое лечение.
Мальчик помнит об этих приключениях?
Слава богу, нет, ему было очень плохо. Но мы, врачи, которые были рядом, никогда не забудем, что было сделано, чтобы он выжил. Я очень надеюсь, что этот сильный мальчик сможет выздороветь и от заболевания крови.
Любой ребенок, который вылечился — это успех не одного врача, а целого коллектива. Наша работа — командная.
О спасении мира
Чем вы занимаетесь в Центре Димы Рогачева?
Как и все доктора нашей больницы — спасаю мир. Это, конечно, шутка. Мы спасаем детей от тяжелых заболеваний, которые хорошо лечатся, если ребенок оказался в правильных руках.
Я — детский гематолог, онколог и педиатр. И моя основная задача, чтобы ребенок, придя сюда больным, ушел здоровым.
Судя по соцсетям, вас любят пациенты и их родители. Как думаете, почему?
Приятно узнать, что люди ценят то, что мы делаем.
Но доктор не должен нравиться. Он должен уметь делать свою работу.
Есть ли научная тема, связанная с детской онкологией, которая вам особенно интересна?
Мне интересно все новое и неизведанное. На протяжении долгого времени мы занимаемся лечением пациентов, у которых рецидивы злокачественных заболеваний лимфатической системы, например, лимфомы Ходжкина. Это одно из самых благоприятных с точки зрения прогноза онкологических заболеваний, но есть небольшая группа пациентов, которые не отвечают на стандартное лечение. Сегодня есть определенные подходы, чтобы их вылечить, и мы успешно применяем их в нашем Центре.
А еще несколько лет назад меня попросили помогать паллиативному проекту фонда «Подари жизнь». За время работы в нем у меня прибавилось знаний и понимания, что в этой области есть серьезные проблемы.
О детском раке и о том, почему врачу нужно «включать голову»
Что для вас детский рак?
У меня отношение к нему как к решаемой проблеме. При этом медицина не точная наука. У меня в кабинете много медицинских книг о детском раке на разных языках. И далеко не всегда то, что описывается в них как классическая картина заболевания, выглядит так на практике.
В сложной ситуации врачу приходится включать голову и хорошенько подумать, как лечить пациента.
Медицина не точная наука, но есть жесткие протоколы лечения. Вы можете их менять по своему усмотрению?
Задача врача — провести ребенка через одну из схем лечения, чтобы она была эффективна и максимально нетоксична для пациента. А это как раз высшее искусство в детской онкологии и гематологии: понимать, как работать с протоколом лечения при определенном заболевании. В каких-то случаях его нужно изменить под конкретного ребенка.
Кроме того, в борьбе со злокачественными заболеваниями мало знать, как лечить болезнь, надо понимать, как вывести пациента после тех методов лечения, которые мы проводим. Ведь прием некоторых лекарств сопряжен с риском осложнений. Доктор должен хорошо ориентироваться и в экстренной медицине. В Центре периодически происходят ситуации, когда приходится вместе с врачами-реаниматологами спасать жизни детей.
#Спросиврача (вопросы, которые задали Алексею Пшонкину в соцсетях фонда)
Что такое протокол? Как его определяют и как он может меняться?
Это схема лечения, которой руководствуется доктор при определенной болезни. Для каждого онкологического заболевания она своя. Если лечение неэффективно, протокол может быть изменен. В нем также прописано какие обследования нужно проводить.
Если доктор использует определенный протокол, это означает, что он применяет одну из самых действенных схем лечения, которые существуют на сегодняшний день.
Как можно уменьшить риск рецидива после острого лимфобластного лейкоза? Говорят, что есть препарат, типа «Блинцито», который помогает его снизить.
Цель лечения любого злокачественного заболевания заключается не в том, чтобы уменьшить риск рецидива, а в том, чтобы вылечить ребенка. Он выздоровел? Значит, может вернуться домой, в школу, к друзьям и любимым занятиям. А родители — в свою жизнь. А если сидеть и ждать рецидива… Теоретически любое злокачественное заболевание может его дать. Но на практике это совсем не означает, что болезнь обязательно вернется.
В любом случае, рецидив — это ситуация, которая случается у очень небольшого количества детей. И в таком случае применяется современные препараты, такие, как «Блинцито». Хотя не исключаю, что в будущем оно, возможно, войдет в схему лечения первичного лейкоза.
Как скоро можно летать на самолете после поддерживающего лечения?
Летать на самолете ребенку, который прошел лечение, можно. Ограничения могут быть связаны не с диагнозом, а с изменениями в анализах крови. Например, при низком уровне тромбоцитов летать не рекомендуется. Это небезопасно, поскольку есть риск кровотечения.
А вот куда лететь на самолете — это другой вопрос. Не стоит в первые годы после окончания лечения резко менять климатическую зону. Например, из зимы лететь в лето. И наоборот.
Резкая смена климатической зоны — это нагрузка на организм, которая нежелательна сразу после окончания лечения.
Какими видами спорта нельзя заниматься детям, которые вылечились от онкологического заболевания?
Все зависит от диагноза, длительности лечения и состояния ребенка. У нас были пациенты, которые до болезни достигли серьезных достижений в спорте и после излечения в него вернулись.
Возможно, стоит повременить с возвращением в контактные виды спорта, например, бокс или восточные единоборства.
Но диагноз у ребенка, который выздоровел, не закрывает ему дорогу в спорт. Ведь мы для того его и лечили, чтобы он вернулся в нормальную жизнь.
Что касается конкретного ребенка — это вопрос к лечащему врачу.
Что может спровоцировать у ребенка лейкоз?
Ничего. Спровоцировать лейкоз невозможно. Эта болезнь — острая ситуация, которая случается в кроветворении, когда организм по какой-то причине не видит сломавшуюся клетку и не выводит ее из организма.
К сожалению, провести профилактику онкозаболеваний у детей невозможно.
Стоит ли в 26 лет идти учиться на стоматолога?
У стоматолога, как у любого врача, сложный и долгий путь в профессию, который занимает не меньше десяти лет. Если вы готовы долго, много учиться и после окончания университета, то почему нет?
Почему в регионах нет таких врачей как вы?
Я не соглашусь, что только в нашем центре есть прекрасные доктора. Я с очень большим уважением отношусь к коллегам в регионах, там есть замечательные специалисты, которые знают свою профессию не хуже нас.
О выборе профессии
Чем обусловлен выбор вашей профессии? Как вы пришли в детскую онкологию?
Сколько себя помню, мне всегда хотелось быть доктором. Мои родители медики. В семье всегда были разговоры о медицине. Мне хотелось, чтобы моя работа была связана с людьми, чтобы она была сложной и интересной.
Когда я закончил мединститут, хотел работать детским реаниматологом. Но так получилось, что я пришел в ординатуру Института детской гематологии при Российской детской клинической больнице — сегодня это Центр детской гематологии им. Дмитрия Рогачева. Закончил ординатуру и остался работать. Когда открылся Центр, пришел в отделение онкологии и гематологии для подростков и молодых взрослых. Последние шесть лет заведую отделением дневного стационара.
Что вдохновляет вас в работе?
Пациенты, которые уходят здоровыми. Печалит то, что мы не всегда и не всем можем помочь. Это случается редко, но случается и воспринимается как профессиональная неудача. К сожалению, иногда природа оказывается намного умнее наших возможностей. Хочется иметь в руках все инструменты, чтобы в каждом случае суметь победить болезнь.
Вы пытаетесь победить природу?
Да. Ведь в подавляющем большинстве случаев у ребенка проявляется болезнь, которая без лечения фатальна. Значит, мы пытаемся исправить ту ошибку, которую совершила природа.
Мы не боремся с природой, а пытаемся найти точки соприкосновения.
Расскажите про отделение, которым вы руководите.
Оно открылось самым первым в Центре в декабре 2011 года. Врачом здесь я работаю с первого дня. А заведующим отделения стал в 2013 году. Оно одно из самых больших в стране, здесь лечатся дети с разными злокачественными и доброкачественными заболеваниями. Сюда поступают пациенты для постановки диагноза и проходят лечение пациенты после трансплантации. В общем, здесь постоянно бурлит жизнь.
У нас один из самых многочисленных коллективов в Центре и каждый из команды незаменим. В отделении работают: гематологи, онкологи, педиатры, иммунологи, трансплантологи. Это уникальные специалисты.
Работа в паллиативном проекте эмоционально тяжелая, вы имеете дело с детьми, которых сегодня невозможно вылечить. Как вы ее воспринимаете?
Паллиатив — это огромная и сложная область медицины, в которую нельзя зайти с холодной головой и сердцем. Рано или поздно онколог и гематолог сталкивается в своей работе с ребенком, которого нельзя вылечить.
И я не знаю, что проще — провести маленького пациента по протоколу лечения опухоли или прийти к неизлечимо больному ребенку, чтобы подобрать минимальную терапию, которая позволит ему не испытывать болезненных симптомов.
Нас в мединституте не учили, как вести себя с ребенком, который неизлечим, и с его семьей. В России специалистов, которые умеют работать с такими детьми, единицы.
Но это та область, где проявляются человеческие качества доктора. Он должен уметь общаться с таким ребенком и его семьей, поддерживать их, объяснить, чего ждать, и быть всегда на связи.
Детей, которым мы помогали и консультировали вместе с паллиативным проектом фонда «Подари жизнь», шестьсот. Нескольких из них нам удалось вылечить.
Паллиативная служба это не про смерть. Честно. Это про человечность.
Когда коллеги-онкологи начинают понимать, что можно обеспечить уход и достойное качество жизни таких пациентов не в стационаре, а дома.
С какими трудностями вы сталкиваетесь как врач паллиативной службы?
Это еще и борьба с незнанием, мифами, мракобесием, а иногда и с нежеланием работать с такими детьми. Педиатры и правда боятся неизлечимо больных детей. Они не знают, что с ними делать. Зачастую приходится им доказывать, что такого ребенка нужно навещать и выписывать ему определенные лекарства, без которых качество жизни пациента будет очень страдать.
О личной жизни
У вас очень плотное расписание: командировки в регионы, консультации детей. Это серьезные нагрузки, как вы с ними справляетесь?
Мне моя работа приносит удовольствие и мне от нее не нужно отдыхать. Хотя я могу с друзьями сходить в кино или уехать загород на несколько дней. Такое случается редко, но это позволяет переключить голову.
Мне тяжело без работы. У меня высоко интенсивный режим. Работа для меня как наркотик, который нужен мне постоянно.
Я не могу просто лежать на пляже, мне надо что-то делать, например, пойти в горы, прокатиться на мотоцикле или на джипе по пересеченной местности.
Вы часто ездите в командировки в регионы. Вас такой кочевой образ жизни устраивает?
Это разнообразие в моей жизни. Я иногда действительно не знаю, где окажусь завтра вечером. Но мои командировки всегда связаны с необходимостью помочь конкретному ребенку, которому сейчас плохо. За годы моей работы в Центре и в паллиативной службе фонда «Подари жизнь» я побывал едва ли не во всех городах от Южно-Сахалинска до Калининграда.
Я могу рассказать про очень многие аэропорты и больницы в регионах, но не всегда могу назвать достопримечательности городов, в которых побывал. Например, когда в последний раз приехал в Саратов, коллеги спросили, сколько раз я был в этом городе. Посчитал — не менее десяти. На вопрос, что я видел в нем, ответил: «Работу».
Есть города, которые для меня связаны с конкретными детьми, которых я там лечил.
Есть ли у вас дежурная сумка, в которой у вас вещи, необходимые для срочной командировки?
Она у меня всегда на работе. В ней дежурные расходные материалы и медицинские девайсы.
Как семья относится к вашему образу жизни?
Они понимают, что работа — важная часть моей жизни. Хотя я вижу, как для них это тяжело. Со мной подчас бывает невозможно неделями встретиться из-за большой загруженности на работе.