В определенном смысле государственные экзамены – вещь неминуемая. От них не освобождаются даже по состоянию здоровья. Пишут ЕГЭ на спецрассадке дети с ДЦП, диабетом, со слабым зрением, слухом и многими другими проблемами. Им просто дают дополнительное время, увеличенные листы заданий, бланки со шрифтом Брайля или подсаживают ассистента, который с их слов или с напечатанного на компьютере варианта переносит ответы на бланк в рукописном виде. И да, еще в аудитории спецрассадки запись экзамена ведется не в прямом эфире, а сохраняется на диск и потом передается в центр обработки информации. Вот, пожалуй, и все привилегии.
Видела, как девочки со спецрассадки делали перерыв для того, чтобы медсестра поставила им укол, и как парень писал экзамен, стоя за трибуной из-за проблем с позвоночником. Три с половиной часа стояния плюс дополнительное время, которые чередовались с перерывами на то, чтобы полежать на кушетке.
В особо тяжелых случаях ЕГЭ пишут на дому. Сама на такой экзамен не ездила. Ездила на ГВЭ. Это, кстати, была моя первая поездка в качестве члена ГЭК в 2017 году.
ГВЭ (государственный выпускной экзамен) – упрощенный вариант, который нужен для получения аттестата.
Экзамен писал мальчик с лейкемией. У него на тот момент была ремиссия, поэтому мы могли присутствовать без бахил, халатов и масок. Мы – это член ГЭК, руководитель пункта, двое организаторов в аудитории, двое – вне аудитории, а еще технический специалист, медработник и охранник с металлоискателем. Состав тот же, что и всегда на ЕГЭ, а ребенок один. Тихий такой, вежливый мальчик… Вроде бы, обычная процедура, а присутствовать было морально тяжело.
Действительно героические дети, которым приходится преодолевать свой недуг. Просто поражаешься порой. Тут не у всех здоровых людей хватает воли.
Однако бывают и случаи откровенной и бессовестной спекуляции на состоянии ребенка. Об одном из них узнала как раз, когда сдавала результаты экзамена того мальчика.
Очередь ГВЭ была отдельной от ЕГЭ. Все члены ГЭК спокойно сидят, ждут, когда позовут «сдаваться». И тут влетает женщина и буквально бьется в истерике с криками: «ПУСКАЙ МЕНЯ ПРИЗНАЮТ НЕВМЕНЯЕМОЙ! ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ БОЛЬШЕ НЕ ЕЗДИТЬ?!»
Кое-как успокаиваем ее. Кто-то находит валерьянку в таблетках. Начинаем аккуратно расспрашивать, что же произошло. Оказывается, принимала экзамен у девочки с диабетом, которая попросту отказалась заполнять бланки, потому что «ничего не видит».
Тут следует пояснить: если у ребенка проблемы со зрением и требуется брайль, увеличенные бланки или ассистент, родители заранее подают соответствующий запрос, подкрепленный справками. Родители этой девочки ничего подобного и не думали делать.
И вот начинается экзамен. На бланке требуется заполнить графы с ФИО и паспортными данными. Девочка усаживается за стол и, глядя на организаторов, выдает: «А я ничего не вижу. Заполняйте вы».
Организаторы в шоке. Зовут руководителя пункта и члена ГЭК. Всем миром пытаются объяснить девочке, что писать ЗА НЕЕ они не имеют права (А штрафы за нарушения уже в том году были ого-го какие!), потому что об ассистенте и проблемах со зрением заявлено не было. Девочка на это отвечает: «Я писать ничего не буду, и вообще мне нужно позвонить маме!»
Пользоваться телефоном на территории пункта запрещено, однако девочка врывается в комнату с вещами и звонит маме. Та начинает обрывать телефон школы с гневным «ДА ЧТО ВЫ, НЕЛЮДИ?! ВАМ ЧТО, ТРУДНО НАПИСАТЬ ЗА РЕБЕНКА, КОТОРЫЙ И ТАК СУДЬБОЙ ОБИЖЕН?! ДА Я БУДУ ЖАЛОВАТЬСЯ В КОМИТЕТ ОБРАЗОВАНИЯ!»
И вот работники пункта имеют:
а) разъяренную мать на другом конце провода, которая угрожает обратиться во все инстанции и дойти не меньше, чем до Президента;
б) девочку, которая просто сидит и ждет, когда за нее будут писать.
Руководитель пункта с членом ГЭК звонят в областной центр обработки и спрашивают, что делать, если девочка вот так села и сидит. Им говорят: «Сидеть положенное время экзамена она имеет право. Ничего вы тут не сделаете».
Девочка просидела два часа. Вместе с ней сидели и все работники пункта. Когда время истекло, девочка спокойно спустилась на улицу и прошла к машине родителей…
По итогу ни одного заполненного бланка у работников не было, зато член ГЭК повезла в центр целую пачку объяснительных (от каждого участника действа).
Бывают откровенно пугающие дети «с особенностями». В этом году на спецрассадке сидел мальчик «с чем-то психическим». Руководитель пункта несколько раз предупредила организаторов в аудитории, чтобы те были максимально спокойны и, если случится какая провокация, не велись. «Ребенок должен хоть что-то написать».
В процессе экзамена ребенок рисует во весь лист черновика крест, кладет себе на голову и сидит с ним. Организаторы стоически молчат. Мы с напарницей с опаской поглядываем на монитор, где отображаются записи камер: «А не кинется?»
Приезжает проверка с ОблРАНО. Проверяющий смотрит по камерам аудитории, натыкается на спецрассадку и офигевает: «А чего это у вас ребенок с крестом на лбу?»
«А потому что такой у нас ребенок, особенный», – разводит руками руководитель пункта.
Проверяющий вместе с нами настороженно наблюдает запись: «А точно не кинется?»
В этом же году, но уже в другой школе. Обращаю внимание на мальчика, который через каждые пять минут спускается в помещение медработника, томно закидывая руку за голову и со страдальческой миной выдавая «Что-то мне нехорошо! Наверное, досрочно завершу …»
Каждый раз медработник кидается расспрашивать несчастного, где у него болит, и измеряет давление. В это время руководитель бежит за ведомостью о досрочном завершении. Мальчик с задумчивым видом сидит на кушетке и решает: «Ладно, пойду дальше писать».
Я наконец не выдерживаю и спрашиваю, чем же таким серьезным болеет ребенок. «С его слов – депрессией, – вздыхает руководитель. – А на самом деле, неблагополучной семьей и скандальной бабушкой, которая воспитывает его одна».
Минут за десять до окончания мальчик отдает бланки и покидает пункт. Все с облегчением вздыхают.
В качестве окончания вот вам конкурсная работа наших студентов.