Он летел «круговым» ТУ-104 Ленинград – Владивосток с промежуточными посадками в Новосибирске и Хабаровске. Коллеги предупредили, что с дополнительной посадкой для пограндосмотра в Благовещенске и временем для полноценного отдыха после пьянки предыдущего экипажа, полёт такой занимает не 20 часов по расписанию, а двое суток. Он и не спешил – было о чём подумать, что вспомнить…
…Несколько лет Северов дались ответственному сдатчику Минсудпрома Андрею Ильичу Волкову непросто. Начинал он молодым специалистом, как разработчик систем астрокоррекции на атомных субмаринах второго поколения. Затем работал на Ладожском испытательном полигоне и на северодвинском «Севмаше» до тех пор, пока представители Заказчика не затребовали его в Отдел выпускной продукции номерного ЦНИИ в качестве ответственного сдатчика, причём самого молодого тогда в отрасли. До этого он несколько раз участвовал в ремонте старых навигационных комплексов второго поколения АПЛ – «Джорджей Вашингтонов», или «Азиков» – теперь настала его очередь руководить пусконаладочными работами на первой лодке нового поколения атомных субмарин «Буки», или головном проекте 667Б «Мурена». Новый навигационный комплекс назывался «Тобол-М» и Волков отвечал в нём за гиро-оптико-телевизионный канал– ГОТК «Снегирь» – системы астрокоррекции. У него в подчинении была бригада числом девять человек, состоявшая из монтажниц, монтажников-регулировщиков и оптиков-механиков, или «гинекологов» на сленге, так как они при регулировках и сдачах системы заводили снизу и вставляли в гировертикаль специальную трубу с оптикой, очень напоминавшую инструмент гинеколога.
Андрей усвоил уже от старых ответсдатчиков главный закон в их работе – личная заинтересованность бригадира-сдатчика в обеспеченности подчинённых хорошими условиями на работе и комфортностью в быту, что в условиях командировки было очень не простым делом! У хороших, «правильных» сдатчиков госзаказов, были специальные помощники, обеспечивавшие бригаде всё необходимое в тяжёлых условиях Севера.
Андрею за выдающиеся – без преувеличения! – заслуги в сдаче головной «Буки» на «Севмаше» и в морях был разрешён перевод на Дальний Восток с
правом личного формирования бригады. Он и набирал толковых ребят с экспериментального производства с разрядом не менее шестого, а то и персональным. Каково же было его удивление, когда перед отъездом к нему подошёл дружок его Валька Мельников и попросил взять в бригаду Юрия Семёновича Каданса с четвёртым разрядом и не самой завидной репутацией. Последнее, что никак не украшало Юрия Семёновича, была безобразная драка с начальником базы в Северодвинске, после которой тот неделю ходил с фингалом «очки кобры», а Кадансу грозило увольнение по статье. Валька же горячо убеждал Андрея, что у Юрия Семёновича, кроме феноменальных хозяйственных способностей, был поистине дар Божий перепить любого военпреда, что здесь, что на Дальнем Востоке, а там ребята нечета здешним – тебе, Ильич, с твоей нелюбовью к спиртному с ними не совладать! «Нет, ты представь, – хорохорился Мельников, – одному военпреду ты сдаёшь систему, со вторым на дебаркадере Юрий Семёнович с «шилом» разбирается, а в руках у него сборник военно-морских «еврейских» анекдотов!» Последний аргумент Андрея доконал, и он велел позвать Каданса на собеседование. Договорились, и теперь Волков летел в Комсомольск-на-Амуре на завод им. Ленинского комсомола – ЗиЛК – не на пустое место, а на подготовленную Кадансом, новым его завхозом и заместителем, сдобренную бытом и комфортом, площадку для дальнейшей успешной сдачи головного госзаказа – «Мурены Б».
Томительное восьмичасовое ожидание медосмотра и смены экипажа в Новосибирске, перелёт – и вот он уже в Хабаровске, столице Дальнего Востока. Волков вышел в город – около аэропорта грязь и запустение, памятник Ленину, покрашенный под «бронзу», после летнего зноя покрылся пузырчатой мерзкой серо-зелёной плёнкой – он вернулся в здание аэровокзала, зашёл в ресторан. Взял в горшочке пельмени «по-иркутски», с олениной и с бульоном, местное тёмное «Таёжное». Пока ел, вспоминал Мельникова – тогда в Питере была их последняя встреча – через пять дней Валентин сгорел заживо при пожаре на испытаниях «азика» после ремонта в районе Новой Земли. Спасённые им ребята рассказывали – с кислородными индивидуальными приборами для сдаточной команды– КИПами – как всегда была напряжёнка, и Валька, первый с дракой отхвативший КИП, вытаскивал теряющих сознание людей из пылающего отсека, а сам не успел последним проскочить в люк – боцман задраил его, повернув кремальеру. Ничего личного – таковы законы на подлодке во время пожара или затопления. Всем ещё повезло – их «азик» был оборудован новой системой пожаротушения с фреоном, а старая закачивала перегретый пар под давлением, в котором все варились заживо! Мельникова – вернее, то, что от него осталось – хоронили уже без улетевшего Волкова… Андрей не стал заказывать водку «за помин души» – такие раны бухлом не лечат!
А ведь друг его и Андрея спас от неминучей погибели и от амнезии, хотя
с годами Волков всё больше и больше приходил к убеждению, что бывают такие события, после которых амнезия пришлась бы очень кстати и что она
заразна для людей, особенно родственников, и передаётся по наследству, как бациллы перелетают воздушно-капельным путём при чихании!
Вот отец его после тяжелейшего ранения и контузии на Японском фронте полгода провалялся по лазаретам и был выписан с амнезией, не поддающейся по уверениям военных эскулапов никакому излечению, в том числе и китайскому иглоукалыванию!
Его перевели в воинскую часть в Пушкин под Ленинградом и он ещё год не мог вспомнить собственного имени, пока не встретил будущую маму Андрея, свою первую довоенную ещё любовь! Всё в его контуженной голове сразу же отщёлкнуло на свои места, он вспомнил мельчайшие детали их школьных отношений до такой степени, что моментально предложил маме Андрея руку и сердце! Правда, тренер Ильи по боксу чудодейственное это просветление приписал первому же им полученному на ринге нокдауну…
С Волковым приключилась история посложнее: он попал с дружком своим Валькой Мельниковым на сдачу-приёмку после капремонта старенькой АПЛ «Иван Вашингтон» серии ещё «А». Испытания шли ни шатко, ни валко в районе Новой Земли, когда из-за замыкания в электропроводке на субмарине не вспыхнул пожар. Горел центральный пост, Мельников задраил его вместе с находившимся там комсоставом со стороны носа, чудом в последний момент вытащив оттуда задохнувшегося от дыма без индивидуального кислородного прибора – КИПа – Андрея Волкова. Со стороны кормового отсека дорогу огню и несчастным уцелевшим подводникам отсёк кремальерой служака-боцман согласно Уставу корабельной службы…Такие дела!
Валька натянул на голову Волкова никому не нужный теперь КИП – они вдвоём только уцелели в этой части подлодки! – и потащил того в торпедный отсек, громко благодаря Господа за то, что только в этом ремонте в систему пожаротушения был закачан фреон, а не перегретый пар!
Там бесчувственного Андрея он запихнул в торпедный аппарат, убедился, что тот может дышать, закрыл крышкой кремальеру, подал воздух высокого давления и выстрелил Волковым вместо торпеды, благо глубина, на которой они залегли, была далека от запредельной!
Тело Волкова приняли наверху спасатели, запихнули в декомпрессионную камеру и после положенного срока передали для срочной доставки вертолётом в плавучий лазарет, где военврачи привели того в чувство для того только, чтобы поставить страшный диагноз амнезия!
С Мельниковым всё вышло значительно сложнее – он отдавал себе отчёт, что шансов на спасение у него нет и что положение его отчаянно безнадёжно!
Он спокойно залёг в свободный гамак и стал флегматично дожидаться своей участи, не зная, что к месту аварии полным ходом идёт лодка-спасатель «Линок», чудом оказавшаяся в районе бедствия.
С неё был отшвартован спасательный колокол, такой же, как у Александра Македонского при путешествии того в глубины морские, приварен фланцем к аварийному люку вначале в корме лодки, а потом и в носовой её части. Так спасатели с «Линка» чудом извлекли из глубин морских коллег-военморов!
Мельников навестил Андрея в госпитале в Североморске, который не только его, но и имени своего вспомнить не мог, и понял, что нужно предпринять что- то экстраординарное, чтобы спасти лучшего друга!
Поднятую со дна морского лодку отбуксировали меж тем на капитальный уже ремонт на судостроительный завод «Звёздочка» в Северодвинске. Валентин получил спецразрешение на доавральное посещение подлодки с правом посещения выгоревших отсеков с остатками останков подводников-героев!
У Волкова после страшной картины отсека с прилипшими к стенкам шматками жареного человеческого мяса, напоминавшего ароматом сладкие пожарские котлеты, амнезия прошла моментально, правда, выворачивало его наизнанку даже при виде съестного ещё целую неделю!..
…Приземлились в Благовещенске – обыскивали погранцы всех в тамбуре, спирт искали и у женщин, и у детей – и выгоняли в метель… Ранняя зима, знаете ли, нынче! Обыскали салон, выпотрошили багаж, разрешили, наконец, вылет. «Как хорошо, что я напоследок просьбу Вальки выполнил!», – успел подумать Волков, засыпая.
В аэропорту Владика «Озёрный ключ» Волкова ждал сюрприз – заводской ГАЗик с Юрием Семёновичем на борту. Пока ехали в Комсомольск, Каданс доложил обстановку – общежитие находится напротив проходной, через площадь. Комендант там Августина Фридриховна Гаусс, за глаза просто Фридрих, гроза всех прикомандированных и местной шпаны. Она предупредила, что город повышенной социальной опасности – три зоны для расконвоированных в черте города и не счесть лагерей вокруг. Выходить в город надо группами не менее трёх человек, а лучше вообще по вечерам сидеть дома! Завхоз снял три 4-хместных кубрика: два для шести работяг, один для Волкова и себя, и этажом выше подселил наших монтажниц к коллегам из Киева. С едой плохо, мяса в крае нет, но у местной у
едой плохо, мяса в крае нет, но у местной у
придумаем.
Юрка побывал и на заводе, оформился в I отделе и заказал пропуска на всех на завтра – Волкова ждут Главный строитель и начальник военной приёмки к 8.00. До койки добрался Андрей только поздно ночью…
Утром Волкова представил руководству завода начальник ВП, его старый знакомый, входивший в приёмочную комиссию по навигационному комплексу «Звезда» на Ладожском испытательном полигоне. Потом он принял от заводчан офис с раздевалкой – шару на сленге с тех ещё времён, когда завод входил в черту лагеря. Бригада уже подоспела, и он с двумя монтажниками отправился на склад получать спирт на первое время. Инструмент и приборы бригада привезла с собой, Волков выписал на них пропуск, оформил свободный проход на территорию себе и Кадансу. Подпись только необходимых для начала работ бумаг в заводоуправлении заняла два часа, плюс беготня по бесконечным инстанциям на огромной территории завода – день просто промелькнул незаметно. В конце дня зазвонил телефон – его просили подойти в ВП, помянуть Вальку Мельникова, которого там знали, помнили и любили…
…Потянулись будни, полные забот и треволнений – надо было встраиваться в график, безнадёжно поломанный Хабаровским заводом атомных реакторов при освоении им технологий нашего Ижорского завода. Выпадали иногда и свободные выходные. В такие дни он гулял по заснеженным улицам Комсомольска, так похожих на улицы Северодвинска и его родного Питера, особенно в районе площади Стачек. Строилось это всё по типовым проектам сидевших в «шарах» у кульманов осУжденных архитекторов и выглядело поэтому достаточно однообразно, скучно и уныло.
Побывал Волков и на берегу Амура у памятного камня, где якобы первостроители-комсомольцы город заложили, прибыв на двух парохедах. На самом деле это первую партию зеков привезли на баржах под охраной ВОХРы, которой памятник и соорудили.
Записался Андрей в городскую библиотеку, с удивлением обнаружил там массу книг, которые было невозможно достать в Ленинграде, и открыл для себя Джозефа Конрада.
В магазине грампластинок – внимание! – в свободной продаже были Эрик Клептон и Чарльз Паркер. И никого это не интересовало, никому не было нужно…
Пару раз Юрий Семёнович приводил «контингент», как он выражался – медсестричек или секретарш от контрагентов – Волков не мог запомнить их, как ни напрягался.
А морской хронометр безжалостно отстукивал секунды, минуты, сутки и недели, приближая момент истины – запуск реактора, начало испытаний на твёрдом основании, спуск АПЛ на воду, швартовные, ходовые, переход на сдаточную базу Большой Камень…
Прибыла ещё одна сдаточная бригада из Всесоюзного НИИ телевидения под руководством Сергея Штурнева, вместе с Волковым штурмовавшего «Звезду» на Ладоге. Забот у зама Волкова прибавилось, ведь у «телевичков» не было своего «отца родного»!
Ну, вот вместе с непролазной грязью и пришла, наконец, весна, время испытаний, проверки всех качеств системных и человеческих. Сдали систему в ДП – диаметральной плоскости на твёрдом основании – запустили реактор, и после спуска «Мурены» на воду начались швартовные испытания.
Утром в день запуска реактора на совещании у Главного строителя спросили, когда за талонами на бесплатное питание можно рабочим подойти – он буркнул что-то о незаполненном правильно журнале пуска и не готовых списках работающих в опасной зоне – да и запамятовали все как-то о событии этом.
Волков вместе с помощником «отстрелялся» по звёздам в первую же ясную ночь, идеально, без «выбросов», чем немало военпредов озадачил. Не верят наши военные в такие чудеса, хотя сами же на Ладоге эту систему и принимали! Повторили днём, благо погода смилостивилась, и небо ясное и без дымки было. Отклонения были, но на порядок меньше допустимого. Военспецы Акт сдачи-приёмки и тут подписывать отказались, хотя ни малейших претензий к системе выставить не могли. Пошли по их приказу на второй заход во вторые сутки ночью – есть выбросы в пределах допустимого!
И днём есть, но уложились! Акты подписали, кирнули всласть да и разошлись без обид, руки пожав с взаимными извинениями. В общаге Волков бригаде канистру шила выкатил за хорошую работу и выходным следующий день объявил, а ночью его в заводоуправление высвистали и объявили, что потёк второй контур парогенератора в реакторе новом Хабаровского завода! Всех военпредов с ними двое суток по звёздам работавших в госпиталь уложили на обследование – Андрею, конечно, полегчало сразу от этого! – а на руководство завода дело завели уголовное, и КГБ этой историей заинтересовалось очень. «А с нами-то что?!», – выкрикнул в сторону президиума Волков, и так ему страшно и обидно стало, что едва не взвыл от бессильной ярости. «А это вы со своим руководством решайте, мы теперь здесь не причём!», – был их ответ из президиума. Волков кинулся в I отдел, связался по ЗАСу – засекреченной аппаратуре связи – с дирекцией института, а там все деловые такие, уже ярлык ЧП этому приклеили «хабаровская Хиросима» и приказывают Андрею ожидать их дальнейших распоряжений.
Кинулся Волков к Главштурману Краснознамённого Тихоокеанского флота, тот согласовал с военной приёмкой процесс составления актов технического состояния системы и её опечатывания на неопределённое время, да и дал добро на отбытие бригады во главе с ответсдатчиком по месту основной службы и прописки. Отчалили без песен бравурных, Волков только на дорогу ещё бадью шила выкатил, больно тяжело всем было!
В Питере мракобесие началось в учреждениях медицинских от районной поликлиники, где Волков на учёте состоял как гражданин страны Советов, до номерной медсанчасти при ЦНИИ, где он как ответсдатчик числился. И грозили ему всеми карами небесными, вплоть до КГБ за разглашение тайны государственной, так как подписку он давал, что занимается на работе сборкой детских конструкторов с элементами питания. Плюнул Андрей, созвонился с давней приятельницей-врачихой, да и поехал к ней за помощью. Она прямо в кабинете проверила Волкова на толерантность к радиации известным способом, осталась довольна и отвезла к подругам в Педиатрический институт, где весь женский врачебный состав Радиологического отделения его целую неделю обследовал и вынес вердикт, что следов вредных радиации в организме Волкова не обнаружено и, пока ребёночек первый у него не родится, сказать ничего о разрушительном воздействии на него пара радиоактивного невозможно!
Пока Волков отлёживался в отдельном боксе педиатрии, на него нахлынули воспоминания детства, с некоторых пор зарытые где-то глубоко в подкорке его седой уже башки…