28.04.2019 год. Вот и Пасха! Четвёртый день валит снег, в телефонах СМС-предупреждение о скорости ветра двадцать пять метров в секунду, о гололедице. Двадцать четвёртый канал телевидения все новости посвящает Серовскому тракту: о машинах, поверивших теплым денькам, переобувшихся в летнюю резину и оказавшихся в кювете. Интернет демонстрирует информационное фото о четырёхчасовых пробках, где машины в несколько рядов замерли из-за снегопада, отмерившего за два дня месячную норму. Серовский тракт мне родной, по нему и добираюсь к внучатам. Планы были на эти же числа, но рада, что послушала прогнозы. Вот он, такой наш родной Урал-Батюшка, да что-то разгневался - всегда с рюкзаком запасной одежды надо ходить. И я ведь уже было прогрелась в один апрельский день, работала в огороде в футболке. А сегодня пришла к сыну топить печь, он на работе – ворота завалены снегом, на крыльцо не подняться, у двери по колено сползший с крыши сугроб – двора пока ещё нет, стройка в разгаре. Широкие фанерные лопаты, как и зимняя обувь, уже убраны, пришлось обычной железной узенькой лопаткой для грядок вспомнить зимние трёхчасовые разминки по расчистке территории. Снежные тучки иногда навещают и в июне. Недаром нашу сторону называют зоной рискованного земледелия – вот умудритесь, садоводы, угадать с посадками. Нежные саженцы кто акрилом, газетами в несколько слоёв, а иные вёдрами, пластиковыми бутылями да половиками утепляют, сколько походить, по заглядывать, по переживать приходится – здесь, в северной половине от границ России-Матушки урожай только так достаётся.
Набрав по пути хрустальную водичку из скважины, поспешила обрадовать ею Маму, сравнивающую по цвету с водой -«квасом» из кухонного водопровода.
На столе жаренная в чугунной сковородочке картошечка с лучком, к этой роскоши селёдочка холодного копчения, да горячущий сладкий чай с листовой заваркой – пакетики бракую! Эх! Вкуснотища! На десерт – семечки подсолнуха – сколько их растёт на полях планеты для беседы с людьми, повидавшими жизнь коллективную, трудовую.
Стройка посёлка Баранчинского от Кушвинского ГБСУ – Горо-Благодатского стройуправления. Женская бригада из двенадцати человек. «Гербованные!» - как любила величать Газизова Галя из Башкирии. И дом по улице Коммуны, пятьдесят семь, где жила она с сыном и дочерью, а так же и мы, тоже для неё числился «гербованным», то есть – вербованным. Когда его начали строить, начальником был Татауров из города Кушва. Народ его не любил, как и он строителей, представляя их роботами. «Почему сидим? Работать, работать, работать!» - недовольно указывал он, заметив присевших передохнуть от тяжёлого физического труда женщин. Ему надо было, чтобы все восемь часов не разгибались спины под тяжестью мокрой земли, да носилок с раствором, доставляемых на пятый этаж своими ноженьками туда-сюда. Строить было некому, вот и вербовали, обещая бесплатное жильё. Чтобы попасть в этот дом, сколько башкирочка обращалась к Татаурову, чтобы дал квартиру. Но тот молчком от неё шарахался. Тогда она к заводскому директору Кричевскому с этими же пожеланиями. Кричевского все любили. Свой трудовой путь начинал с простого фэзэушника, понимал всю народную жизнь. По доброму строительному начальству не раз напоминал: «Дайте уж этой женщине квартиру!» Когда она её получила, он спрашивал вышестоящих, интересовался: «Той очень смуглой женщине-то дали благоустроенное жильё?!»
Бригадирша – Суворинова Вера из Кирова. Умела заставлять работать, припугивая: «Сколько вам за смену проставить? Ноль, ноль, четыре? Что получать будете?» Труд оценивался копейками, например, выкопать вручную куб земли «орешник» - значит, земля наполовину с камнями – восемнадцать копеек. Иногда за весь день зарабатывали всего четыре копейки. Мужчинами применялся свой вариант для «навара», в конце месяца они скидывались на вино для табельщика, закрывавшего им месячные смены. Тот добавлял количество пройденных метров во время доставки тяжёлого груза, или «делал» выкопанную землю «орешником». Толи, кто выдавал этого табельщика - они часто менялись, но вино всем нравилось, ни один перед ним не устоял: самое дешёвое красное по девяносто копеек, по рубль четырнадцать копеек и по рубль сорок бутылочка – расценки тех времён.
Женской бригаде повезло только один раз, но по-честному. Сменился старый начальник, новый тоже из Кушвы, немец Шифер. Его-то все уважали – Человек! Когда приходила на работу устраиваться женщина, он убеждал её подумать, выдержит ли она такие условия труда, подводил её к работающим в траншеях, где ледяная вода по колено. «Зрительница» на всё соглашалась, лишь бы приняли. А повезло работягам в юбках, когда построили овощехранилище и им этот Шифер закрыл табель на семьдесят два рубля за месяц! Таких денег никто ещё не получал и не видывал. Трудяги радовались и не верили. Но начальник получил выговор в трудовую книжку за «щедрость». Он отстаивал этих бедолаг: «Они заработали своим тяжёлым трудом!»
Однажды летом где-то в семидесятых годах прошлого века, когда достраивали дом, где был магазин «Центральный» (сейчас «Монетка»), мимо проходил военный человек, остановился, на глазах его были слёзы. Плакал от воспоминания, когда служил в Армии, хлеба давали маленький кусочек, а мальчишки пинают полбулки хлеба, превратив его в мяч. Услышали парни, прекратили свою грешную игру. Помню и я, как хозяйки Бурёнок в безразмерные авоськи набирали по двенадцать булок хлеба. И валявшийся на земле хлеб тоже перед глазами. Тогда так и думала, что перекормили народ святым продуктом и обязательно наступит новая пора с дорогой ценой на самое главное в жизни каждого человека.
Как-то зимой, вернувшись с обеда, не успели залезть на крышу изолировщицы, чтобы клеить крышу. Из детсада номер тридцать три «Белочка» (потом он на пятнадцать лет станет Детским домом номер два), что находился по Квартальному переулку, позвонили и велели срочно забрать своих детей, так как было печное отопление, а истопница рано закрыла трубу, и дети угорели. Мама пошла за младшим сыном Шихабом (Сашей), а тётя Лена Муракаева (мы её звали Алям апа, она из Ульяновской области) за своей дочкой Маритой. На другой день женщинам было обидно, им за смену поставили всего четыре часа. Тётя Лена всегда отстаивала свою правду: «Какая всё же ты, Вера, бессердечная. Одинокие бабёнки, не по своей причине вынуждены были недоработать этот день. А как на трудные участки посылать, так именно этих двух Муракаевых, самых ответственных и исполнительных».
Рабочих рук не хватало, этих двенадцать женщин распределяли на три-четыре группы. Одновременно строилось детское отделение, дом, Горсовет в Кушве, широкополочный стан в Нижнем Тагиле. Давали в помощь заводских рабочих. Их надо было сначала обучить, сразу какую работу им доверишь. Были такие рабочие, гоняли день, лишь бы время шло, анекдоты рассказывали, лежали на полянке. И ничего не скажешь, от них шёл шаляй-валяевский девиз: «Ты меня не видела и не слышала». А результат-то спрашивать будут с возглавляющих работу. Вот и приходилось им за себя и за тех, кому эта стройка не нужна, а эти деньки «помошнички» воспринимали как отдых от завода.
Самой надёжной в бригаде для Мамы была Чумарова Зина, приехавшая с двумя дочками с Альметьевска. Жизнь учила выручать друг друга. На стройке всегда мусор, среди которого доски от заграждений и прочего предназначения. Образ Мамы – полинявшая спецовка, под мышкой три-четыре маленькие доски в гвоздях, извёстке, краске. Истопит титан в коммунальной квартире, тётя Зина приходила мыться. В начале лета надо садить картошку на пашне, а её на еду-то нет. Зайнап апа поделится с оставшейся от посадки. Когда дали Маме первую квартиру – восемнадцать квадратных метров в коммуналке с общей кухней, ванной и туалетом, надо было переезжать со своим скарбом. Именно эта настоящая подруга наняла на мызе у кого-то лошадку, погрузила на телегу две кровати, два стола, две табуретки и нас – детвору. Жители двора с любопытством уселись на лавочку и ждали, кем же окажутся новенькие. Больше-то их интересовала материальная сторона новых соседей. Когда во двор по улице Победы въехала не машина с шифоньерами да трельяжами с зеркалами, а сопливая детвора, коллективно был озвучен вывод: «А, богатство-то - одни ебушата…».
Со временем все прижились, привыкли. Соседка тётя Нина Кондратьева частенько просила: «Аня, золотце, дай взаймы на вино». Если её просьбу выполнит эта Аня, без алиментов воспитывавшая детей, то её расцелует, расхвалит: «Как у тебя всё чисто, белёхонько, и хозяйка ты замечательная!» Если денег нет и дать нечего, эта же соседка обрушивалась: «Татарская морда, правильно, что тебя Андрей бросил». От Андрея-Абдуллы мы сами ноги уносили, как могли – после войны с фашистами он воевал со своей семьёй. А вскоре и двухкомнатную квартиру в «гербованном» доме дали. Напоследок соседка удивлённо: «Как же так, я работала на этой стройке двенадцать лет, до сих пор в коммуналке, а какой-то молодюсенькой – так быстро улучшили жилищные условия».
В бригаде жили Корой Нина из Кирова и её муж Пётр каменщик-плотник из Молдавии с двумя дочками. Обратный ход в Молдавию был закрыт, как и крымским татарам в Крым. Когда строили заводскую плотину у Баранчинского пруда в нашем посёлке, он по колено в студёной воде целыми днями держался по-геройски, как мог изо всех сил, заработав инвалидность. Тётя Нина дарила мне красивые шёлковые платья своих дочек, привозила из Сухуми перламутровые розовые серьги, самые любимые, в виде грозди винограда. Запомнила ведь мою просьбу про украшение, выполнила школьнице заветную мечту. Вот такие внимательные и простые люди дружно радовались жизни, состоящей из всяких мелочей, но так памятных и ценимых по сей день.
С тётей Галей Газизовой жили в одном подъезде. У неё был телевизор. Мы всей ордой ходили к ней смотреть, рассевшись на полу. На следующий день она упрашивала Маму: «Слушай, купи ты своим детям телевизор, твой Сашка хохочет – зараза – на весь дом!» Терпела, но не выгоняла и замечание нам не делала. И её дети Александр и Вера тоже были со всеми гостеприимны. Телевизор «Рекорд» был куплен и для нас! Я уже училась в седьмом классе. Прихожу из школы со второй смены, в прихожей насторожилась, почему из комнаты идёт голубой свет? Это было диво! Заранее ничего не говорилось и не обещалось. Первый кадр – берёза крупным планом, а на ней висят красивые серьги – украшение. Раньше, чтобы купить телевизор, надо было встать в очередь под запись в магазине «Игрушки», где продавцом работала Домрачева Маша. Когда заказчику через какое-то определённое время приходила по почте открытка, только тогда покупатель мог купить этот товар. Продавщица жила со своей семьёй в нашем подъезде. Поэтому, мы познакомились с понятием «блат», по которому купили телевизор и готовальню для моих занятий по геометрии. Готовален тогда не было в открытой продаже – дифицит. Как Райкин говорил в своём артистическом номере: «Всегда чего-то должно не хватать, дифсыт!» Только от нас-то взамен тёте Маше ничего не было, кроме устной благодарности.
В соседнем подъезде из этой же бригады жила башкирка Хабибя (Катя) со своей Матерью, мы её звали Гюльсум аби. С ней ходили к котельной. Там все замерзающие баранчинцы кратче кочегаров грузили в вёдра уголь и бегом с этим грузом домой топить печки, тогда на кухнях у всех были. Современный народ переломал их, заменив на белые модные буфеты. Но мы с печкой не расставались, она спасала, когда отопление не справлялось с трескучими морозами под и за сорок. Хитрющая была. Выдаваемые стройкой ватники, фуфайки, рукавицы – всё надо было сдать через определённое время. Она увозила это в Башкирию, там обменивала на мясо. Вся бригада удивлялась, как она «отчитывалась» потом пустыми руками? И ей ничего не было – всё тихо-гладко.
Отиева Валя с дочерью Ниной, Белова Надя с сыном Сергеем, Горюкова Юля с дочерью и сыном. Кто из Мордовии, кто из Чувашии. Все были добрыми, приветливыми, разговорчивыми, весёлыми.
Бригадир Вера Михайловна на новоселье подарила нам свои штапельные шторы, на них берёзы. Самые любимые шторы! Садовница она была, землю украшала цветами. Жила с Матерью своей. Любил её молодой человек, замуж звал по молодости. Отказалась от него и в первую очередь от его нации чувашской. А он выучился, стал военным, женился, семью осчастливил. Горько жалела Вера, ругая себя за высокомерие.
Работала бригада, ждала авансы, получки, регулярно их получала, все были при своих бесплатных квартирах, заработанных трудом, оцениваемых к октябрьским праздникам Почётными Грамотами, на которых обязательно было много красного цвета и профиль головы вождя пролетариата. Целый сундук этих голов, бережём, ценим, благодарим!
Вырастили бабёнки своих деток, выучили, вывели в люди, как положено. Дождались внучат, помогли вырастить и их.
Рассыпалась бригада, при встречах на пенсии радовались друг другу, иногда захаживали на чай. Многих уже и нет. Бригадирша уехала к сестре на юг. Первые года приезжала в Баранчу, удивляясь себе и своей строгости, когда вожжи были в её руках, могла бы и поласковее с подчинёнными. Всегда к нам приходила. Год от года она становилась всё ниже и проще в характере. Года три назад последний раз обнялись с ней, заплакала она, как родная. С той поры Баранча для неё – самое счастливое время из прошлого.
Спорткомплекс «Синегорец», где битумом шлифовали ёмкость бассейна, а по ночам поддерживали огонь в кострах, над которыми этот битум разогревали, не давая ему замёрзнуть зимой, потом этот ядовитый запах вызывал рвоту. «Китайскя стена» из четырёх домов на Коммуне, озеленение аллей, столь любимых всеми от мала до велика. Овощехранилище. Дома от школы в ряд - одиннадцатый, тринадцатый, пятнадцатый; дом, где работал магазин «Овощи-фрукты», дом по Физкультурников, где во всех подвалах всё время была вода, так как вся Баранча в болоте построена, где после осушки оглушали компрессор с отбойными молотками и руки уже не могли ничего держать, даже ручку для письма. Текстильная фабрика и широкополочный стан Нижнего Тагила. Горсовет и дома Кушвы. Больничный городок посёлка. Очистные. Это всё дело рук женской бригады. Добрые дела и добрая память всем «гербованным», для кого Урал стал Родиной и смыслом жизни.